Депрессивные фильмы о безработных аутистах

В Доме кино шедевром Федерико Феллини "Сладкая жизнь" (1959) открылся фестиваль "Новое кино Италии".
Открывать фестиваль, рекламирующий новое итальянское кино, 45-летней давности шедевром — выбор мужественный и честный. В 1950-1970-х годах в Италии возникла такая концентрация кинематографических не просто талантов, но гениев, от Роберто Росселлини и Карло Лидзани до Лукино Висконти и Серджо Леоне, которую иначе, чем геомагнитной аномалией, не объяснить. И похоже, что свой лимит шедевров Италия выбрала на многие десятилетия вперед. Хотя уровень кинопроизводства на Апеннинах до сих пор значителен, художественных откровений там уже давно не замечалось. Самым молодым и оригинальным итальянским режиссером остается 63-летний Бернардо Бертолуччи.
       Отсутствие гениев мирового масштаба итальянское кино попыталось компенсировать, обратив свой взор вовнутрь, в провинцию. В конце ХХ века сложилась неаполитанская школа, представленная на фестивале фильмами Франческо Патиерно "Отец семейства" (Pater Familias, 2002) и Карло Лульо "Северный мыс" (Capo nord, 2002). Ее поэтика и сюжеты описываются лаконичным термином: "депрессивный регион". В "Отце семейства" отпущенный из тюрьмы на один день, проститься с умирающим отцом, убийца Маттео перебирает в памяти картины прошлого. Ничего хорошего он, естественно, там не находит: одного из друзей пристрелили полицейские, другой покончил с собой, третьего забили хулиганы, четвертый погиб при землетрясении: социальных бед ему, очевидно, мало было. В "Северном мысе" четверо еще не застреленных и не сварившихся в кипящей лаве друзей готовят ограбление богатой виллы в Германии, которое, естественно, не удастся. К регионалистской линии итальянского кинематографа можно прибавить и "Остров" (L'Isola, 2002) Констанца Квартильо, киноповесть о вступлении во взрослую жизнь двух сицилийских подростков, брата и сестры.
       Но даже если герои итальянского кино живут не в придавленных мафией и безработицей районах, у них тоже все не слава богу. Набор болезней, от которых страдают простые киноитальянцы, впечатляет. У Эммы, тосканского педиатра из фильма Франческо Фаласки "Эмма — это я" (Emma sono io, 2002), — гипомания, увлекательная, судя по описанию, хворь, "отражающаяся на настроении и проявляющаяся в повышенной активности, изобретательной предприимчивости и чрезмерной щедрости, а также непродолжительных депрессиях, сменяющихся состояниями необъяснимой эйфории". Герой "Коровьего дождя" (Piovono mucche, 2003) Луки Вендрусколо проходит альтернативную службу в центре реабилитации инвалидов, среди которых загадочный "спазматический карлик". А десятилетний Юрий (Jurij, 2001) из фильма Стефано Габрини мало того, что гениальный скрипач, так еще и слепой аутист, сирота и "пленник лабиринта гармоний и дисциплин". Странно, но в классическом итальянском кино, кажется, почти никто из героев на здоровье не жаловался, разве что иногда умирал в Венеции.
       Параллели со старой итальянской школой, в которой нередко возникал мотив преследования, вторжения в частную жизнь, подглядывания, можно увидеть разве что в "Хорошем друге" (Bell'amico, 2003) Луки Д'Асканио. Ангольский режиссер, которого ненадолго приютил университетский преподаватель, начинает с того, что пользуется одеждой и бумажником благодетеля, а затем преследует его, вооружившись телекамерой. Не "Блоу ап", конечно, но хоть что-то необычное на фоне душещипательных историй безработных аутистов с криминальными замашками и склонностью к гипомании.
       МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ
       

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...