Министр иностранных дел Киргизии Руслан Казакбаев в Москве провел переговоры со своим российским коллегой Сергеем Лавровым. Цель его первой зарубежной поездки — заручиться поддержкой главного союзника в посткризисном восстановлении республики. О том, чего удалось добиться Бишкеку на переговорах в пятницу, какова предвыборная ситуация в стране и почему октябрьский кризис в Киргизии получил название «революция надежды», Руслан Казакбаев рассказал в интервью “Ъ”.
Глава МИД Киргизии Руслан Казакбаев
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
«Если горит дом соседа, не нужно думать, что этот огонь не перейдет на твой дом»
— Вы вступили в должность главы МИДа 15 октября и для своего первого зарубежного визита выбрали Москву. Почему?
— Россия была, есть и остается нашим основным стратегическим партнером и союзником. У нас исторические и духовные связи, общее языковое пространство. Немаловажным в наших отношениях остается и экономический аспект. Мы с Россией сотрудничаем практически по всему спектру вопросов. Я благодарен своему коллеге Сергею Викторовичу Лаврову за приглашение нанести мой первый визит в Российскую Федерацию. Честно говоря, у меня и самого было такое намерение: обсудить с российскими коллегами как политическую ситуацию, так и социально-экономическое положение, а также заручиться конкретной поддержкой по определенным направлениям.
— По экономическим?
— Да, по финансово-экономическим.
— Из ответа Сергея Лаврова на пресс-конференции в пятницу по итогам переговоров осталось не до конца понятно, когда Киргизии стоит ожидать кредит в $100 млн от Евразийского фонда стабилизации и развития. В этом вопросе есть ясность?
— Да. Некоторые заявления в российской прессе вызвали у нас беспокойство и озабоченность. В частности, в РБК было заявление о том, что Россия может приостановить или приостанавливает свою финансовую поддержку киргизской стороне до момента, пока не наступит полная политическая стабилизация.
— Но это и пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков подтвердил.
— Я сам участвовал во всех мирных митингах и как активный участник этих событий знаю: когда случился вброс информации и об этом заговорил господин Песков, в Бишкеке был пик поствыборного политического кризиса. Этот кризис стал одним из наиболее коротких в сравнении с периодами политической нестабильности в других странах. Сейчас работает легитимный парламент, избран новый спикер (Канат Исаев.— “Ъ”), утвержден и назначен премьер-министр и исполняющий обязанности президента Садыр Нургожоевич Жапаров. В парламенте утверждено правительство, легитимность которого, наверное, не вызывает сомнений ни у кого, в первую очередь у населения.
Поэтому открыто скажу: в одно время удивляла некоторая настороженность со стороны наших партнеров, но сейчас с учетом активного диалога с российскими коллегами все становится на свои места.
Что касается этих $100 млн, мы в пятницу с Сергеем Викторовичем обсудили непростое социально-экономическое положение, которое сложилось в результате пандемии и краткого политического кризиса. К концу года дефицит нашего бюджета может составить от 26 млрд до 45 млрд сомов — это свыше $400 млн. Для Кыргызстана это большая сумма, поэтому я обратился к своему коллеге с просьбой рассмотреть вопрос о скорейшем выделении этого льготного кредита по линии Евразийского фонда стабилизации и развития, в котором Россия — основной учредитель.
— Конкретизирую: кредит в $100 млн вы ожидаете до парламентских выборов (дата парламентских выборов пока неизвестна.— “Ъ”) или после?
— Мы начнем, наверное, с первого транша до выборов. Сразу нам всю сумму не дадут, это понятно: миллионы сразу не переведешь же. Мы поговорили и о выделении определенной суммы гранта. Об этом, оказывается, устно договаривались экс-президент Кыргызстана (Сооронбай Жээнбеков.— “Ъ”) и Владимир Владимирович Путин.
— О каком гранте речь?
— Это грант по оказанию социальной помощи правительству Кыргызстана.
— Когда ожидаете его поступления?
— Вопрос грантов в ближайшее время будет рассматривать межправкомиссия, будут заседать члены ЕАЭС (Евразийский экономический союз, страны-члены — Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Россия.— “Ъ”). Составят, я надеюсь, некую «дорожную карту»: какие выплаты и когда должны прийти.
— То есть мы можем констатировать, что финансовая помощь не была заморожена?
— Нет. Конечно, нет. Хотя ситуация в Кыргызстане вызывает озабоченность у России, мы с пониманием относимся к заявлениям президента Владимира Владимировича Путина, а также моего коллеги Сергея Лаврова, который выражает искренние пожелания, чтобы в Кыргызстане наступила стабильность и политические процессы были ясными и прозрачными.
— А когда выборы будут?
— До этого ЦИК объявил, что 20 декабря должны быть парламентские выборы, но тогда они (члены комиссии.— “Ъ”) не учитывали возможность конституционной реформы. Пока ЦИК сообщил только дату президентских выборов — 10 января.
— По поводу двусторонних отношений России и Киргизии вы прояснили ситуацию, а по запросу к ЕС о финансовой помощи есть какие-то результаты?
— В это фатальное время мы ведем регулярные переговоры по помощи в борьбе с пандемией коронавируса. Мы также ведем переговоры не только с Международным валютным фондом, Всемирным банком и Европейским банком, но и с Азиатским банком. Все они выражают желание сотрудничать. Переговоры по этим долгосрочным кредитам или грантам могут занять определенное время. Но зима уже наступает, и нам нужно сделать это быстрее. Во избежание определенного социального взрыва и для закрытия финансового дефицита нам нужно получить пусть и небольшую помощь от наших стратегических партнеров и соседей, но быстро. Мы разговариваем с ЕС, с Китаем, с Казахстаном и другими нашими партнерами.
— Что касается европейских партнеров, известна какая-то конкретная сумма возможной помощи Киргизии?
— Да. Она может колебаться от $100 млн до $200 млн. Это по предварительным переговорам, подчеркну. Четко известно: для борьбы с пандемией мы со всеми нашими донорами в общем договорились о получении около $780 млн. Пока мы получили около $340 млн.
— Говоря о других соседях, в ближайшее время планируется заседание ЕАЭС и будет рассматриваться ключевой вопрос — принятие Узбекистана в члены организации в качестве наблюдателя. Какова позиция Бишкека по этому вопросу?
— Мы поддерживаем получение Узбекистаном статуса государства-наблюдателя в ЕАЭС. Конечно же, поддерживаем. Что касается наших региональных соседей, наших партнеров в рамках СНГ, мы не только поддерживаем, но и заинтересованы, чтобы они были активными участниками не только политических объединений, но и экономических, чтобы мы активно сотрудничали в области безопасности. Мы должны четко понимать: если горит дом соседа, не нужно думать, что этот огонь не перейдет на твой дом. Мы выступаем за общее интеграционное объединение.
«Я говорю: Сергей Викторович, слушайте, вот мы с вами сидим — вы без маски, я без маски»
— На пресс-конференции в пятницу был поднят вопрос о встречах на высшем уровне. Фактически ваш коллега дал понять: пока о таких переговорах речи не идет. Это так?
— По тому, когда и в каком формате это (встреча на высшем уровне.— “Ъ”) будет, продолжаются консультации. Но то, что нам дали понять, что встреч не будет,— такого нет.
— А премьер Жапаров, как вы считаете, был бы заинтересован провести такие переговоры до выборов?
— У нас с Сергеем Викторовичем была продолжительная беседа, у меня были встречи еще и в администрации президента, и я поднимал этот вопрос. Они сейчас рассматривают вопрос прямого контакта руководства России с нашим уважаемым премьер-министром и исполняющим обязанности президента, и в том числе организацию рабочего визита в Москву.
— Но переговоры пройдут не в ближайшее время?
— Нет, как раз будем это рассматривать в самое ближайшее время.
— В пятницу обсуждался и вопрос увеличения числа регулярных рейсов между Киргизией и Россией. По словам господина Лаврова, решение будет принято в зависимости от санитарно-эпидемиологической ситуации. Учитывая темпы роста зараженных коронавирусом в республике, это произойдет не скоро, верно?
— Напротив. Я думаю, это случится в самое ближайшее время. Да, Сергей Викторович так выразился дипломатическим языком. Потому что как иначе? В Кыргызстане динамика (по заболевшим.— “Ъ”) растет, в России растет. Не можем же мы выйти и сказать, что вот завтра полностью авиасообщение восстановим. Но я активно обсуждал этот вопрос. Раньше между Кыргызстаном и Россией было от 50 до 60 рейсов в неделю. Сейчас — пять рейсов. Из них два регулярных и три чартерных. На чартерный рейс нормальному пассажиру трудно попасть.
После моего назначения я еще участвовал в видеоконференции «Россия—Центральная Азия». И я сразу всем коллегам озвучил: ребята, хватит руководствоваться своими узкими интересами. Зачем нам ЕАЭС нужен, если он не помогает нам? Мы объявили на весь мир, что ЕАЭС — это о четырех степенях свободы: перемещение услуг, товаров, капиталов, людей. Зачем он нам, когда на деле каждый с учетом своих узких интересов внезапно может закрыть границу, не пустить наших граждан, начать выдворять их за какие-то мелкие нарушения или обратно не принимать.
— То есть вы не сильно опасаетесь пандемии?
— Нужно понять две вещи: хотим, не хотим, а нужно выработать коллективный иммунитет. У нас началась вторая волна. Если вы заметили, в Бишкеке кривая не особо растет, волна пошла в регионы. Просто в столице все переболели, потому что мы же любим собираться — на свадьбы, торжества,— пандемия не помеха. И в Бишкеке быстрее все переболели.
Я сам два раза болел. Конечно, нельзя так делать, но я уже не могу носить маску. Уже надоело все.
Один раз, когда первая волна пришла, я переболел, потом выборы — опять я слег на две недели. А сейчас снова ВОЗ (Всемирная организация здравоохранения.— “Ъ”) говорит: вторая волна. Я говорю: Сергей Викторович, слушайте, вот мы с вами сидим — вы без маски, я без маски. Вы согласились меня принять, я пришел. Там у нас динамика растет, говорю. В России — 17 тыс., в Москве — 6,5 тыс. Вы рискуете своим здоровьем, я рискую своим здоровьем. Это мы с вами, я говорю, особо охраняемые политические лица, мы якобы являемся ценными для государства. А нашим гражданам говорим: «Нет, мы рейсы не увеличим, нет, мы в Москву не пустим», говорю.
Вот я сейчас прилетел рейсом Бишкек—Москва. Поставили огромный самолет — Boeing 777. Я в свое время летал на таких самолетах между Москвой и Нью-Йорком только или Стамбулом и Нью-Йорком. Первый класс. Да никто не летает в этом первом классе! Зачем этот самолет нужен?! Я говорю: еще и баснословные цены! Можно машину купить в Бишкеке. Зачем на таком в Москву лететь? Я восемь лет занимался внутренней политикой и часто сейчас выхожу за рамки дипломатических переговоров — все (российская делегация.— “Ъ”) смеются. Я говорю: «Господа, я приехал решать вопросы». Они в шутку говорят: «Не выражает нам свое особое уважение, а сам от нас особого уважения требует». Вы можете меня не уважать, говорю, но, пожалуйста, уважайте народ своего стратегического партнера.
«Политическая температура в поствыборный период еще не спала»
— А как вы относитесь к высказыванию президента Путина о том, что происходящее в Киргизии — «беда киргизского народа»?
— Одно могу сказать, так как Россия наш стратегический партнер, президент Владимир Владимирович Путин пользуется в Кыргызстане искренним уважением и симпатией нашего народа. И в связи с его постоянной заботой и обеспокоенностью ситуацией в Кыргызстане к этому высказыванию мы относимся с пониманием. Я думаю, оно относится к последним событиям в Кыргызстане. До выборов не только мы, внутренние политические силы, но и наши партнеры неоднократно заявляли и предупреждали прежние власти: эти выборы являются судьбоносными, и, если они не пройдут прозрачно, открыто, в стране могут наступить серьезные политические изменения.
— То, что мы наблюдали в последний месяц,— это была «третья революция»?
— Я бы назвал это революцией, если бы произошла смена конституционного строя, конституционной власти. То, что было 2010 году, наверное, можно было бы назвать революцией, когда нет парламента, правительства, конституционного суда. В этот раз народное недовольство нечестными, непрозрачными парламентскими выборами переросло в определенные беспорядки. Наверное, история покажет, как назвать эти события.
Как происходили революции в Киргизии
— Насколько велика вероятность новых протестов до и после выборов?
— Вы знаете, я рассматриваю это (протесты.— “Ъ”) как нормальное явление. В любом демократическом государстве одни выборы заканчиваются и начинается подготовка к другим. У нас из-за отмены результатов выборов случился некий краткосрочный политический кризис, но политическая температура в поствыборный период еще не спала, идут жестокие баталии между политическими силами, провластными и оппозиционными. Я уверен, что политическая стабильность будет. Сейчас четко ясна «дорожная карта» в этом плане. Три политических мероприятия нас ожидают в ближайшие полгода: проведение конституционной реформы, президентские и парламентские выборы. Конечно, какие-то риски мы прогнозируем.
Другой вопрос, что в Кыргызстане все происходит быстро, наверное, с учетом нашей исторической ментальности.
Мы потомки кочевого народа, героического воинственного народа, мы все делаем на скаку — едим, совершаем революции, выступаем с политическими заявлениями, пишем аналитику. Это все на скаку, на ходу.
— Во время протестов Садыр Жапаров выразил желание учредить президентскую республику с однопалатным парламентом. В этом суть конституционной реформы, которую на этой неделе предложил в парламенте провести ряд депутатов?
— Дискуссии по этому вопросу продолжаются. Основанием послужило существование в последние годы в Кыргызстане смешанной формы правления. В соответствии с конституцией 2010 года, политические силы постарались создать баланс всех ветвей власти. Но, по мнению нашего народа, такая система работала недостаточно эффективно. Все силовые структуры находились в руках президента, экономический блок — у правительства, хотя у премьер-министра тоже были огромные полномочия: он мог назначить члена правительства без согласия президента. Но политические партии даже на последних выборах отмечали, что все настроены на конституционную реформу. То есть Кыргызстан должен четко выбрать: или парламентская форма правления, или президентская — тот, кто принимает решение и должен нести ответственность. Но у нового премьер-министра свое видение. Он хочет провести конституционную реформу в сторону усиления президентских полномочий.
— И тогда он будет баллотироваться в президенты?
— Если будет изменена конституция. Он заявление сделал: если будет открыт законный путь, возможно, он будет баллотироваться. Определенная часть политических сил выступает за парламентскую демократию и вынесение на референдум двух вариантов проекта конституции.
Парламент будет этот вопрос обсуждать, потом вопрос будет вынесен на референдум, и народ как основной источник власти будет решать, какой будет республика.
Предполагаются и другие изменения: сокращение численности парламента и избрание в парламент по двум системам: пропорциональной и мажоритарной.
— Чем это лучше того, что есть сейчас?
— Когда мы шли по партийным спискам, некоторые регионы не были представлены депутатами. Поэтому определенная часть населения всегда была недовольна, что у них нет представителя, хотя партии должны представлять интересы всего государства.
— То есть сейчас вы хотите устранить то, что сложилось де-факто? Де-юре была парламентская республика, де-факто президентская.
— Некоторые называли это президентско-парламентской республикой, другие — парламентско-президентской, но суть не менялась — это была смешанная форма правления. Есть сторонники президентской формы правления. Они предлагают ликвидацию института премьерства. То есть будет президент, вице-президент — что-то похожее на американский вариант. И турецкий тоже. То есть когда глава государства одновременно является главой исполнительной власти.
— Это не приведет к концентрации власти в одних руках?
— Соберутся парламент, все политические силы и наш премьер, правительство — каждый выразит свое мнение, и в результате дискуссии мы достигнем истины. Я надеюсь.
— И последний вопрос: если первая революция в Киргизии была «тюльпановой», как можно будет назвать эти события?
— Есть уже название. В результате столкновений между правоохранительными органами и митингующими ночью 6 октября были ранены около 1,2 тыс. граждан. Один молодой парень погиб. Его зовут Умут. «Умут» — это по-киргизски «надежда». Поэтому эти события в народе — народ же называет обычно — назвали «революцией надежды».