27 октября президент России Владимир Путин провел заседание совета по культуре и искусству, на котором ввиду его особой подготовленности были приняты решения, которые, уверен специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, говорят о том, что участники заседания во главе с президентом считают: настоящей волны коронавируса, когда уже, как весной, просто не поднять головы, еще можно избежать. Как и мер, такой волне сопутствующих.
Заседание совета по культуре: как в кино!
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Заседание совета по культуре: как в кино!
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Представители культуры впервые встречаются с президентом в режиме видео-конференц-связи, и это, без сомнения, благотворно сказывается на их собственном самочувствии. Дело не только в угрозе коронавируса, а и в том, конечно, что им не надо делать вид, что они чрезвычайно интересны друг другу, и выслушивать друг от друга комплименты насчет несуществующих, как все уверены насчет друг друга, достоинств друг друга. И нет смысла еще в кулуарах добиваться эксклюзивного внимания чиновников из администрации президента, а значит, и жалеть потом об упущенных возможностях. И вообще особого смысла ни в чем нет.
А можно для начала просто выслушать с облегчением от президента страны неизбежное:
— Прежде всего хотел бы еще раз поблагодарить деятелей культуры за огромную духовную, моральную поддержку граждан России в сегодняшнее непростое для всех нас время!
Во вступительном слове президент сосредоточился прежде всего на необходимости паспортизации памятников культуры и охране этих памятников. Такой акцент вызвал, мне показалось, даже недоумение у некоторых участников заседания: возможно, им казалось, что есть что обсудить и кроме этого.
А кроме этого, как выяснилось из вступительного слова, надо еще только согласиться с идеей создания единого госзаказчика в деле строительства культурных объектов. И нескольким выступающим это удалось потом в полной мере.
Господин Путин также заявил о том, что музыкальным и художественным школам, училищам и вузам надо предоставить особый статус, чем, можно сказать, исчерпал повестку дня. Все остальное оказалось лирикой.
Впрочем, ее было много. И хотя господин Путин просил коллег быть покороче, это было единственное его предложение, которое участники заседания проигнорировали беззаветно и единодушно.
Первым слово дали актеру Владимиру Машкову (худруку Московского театра Олега Табакова.— “Ъ”), который заслужил такое право не в последнюю очередь, конечно, тем, что триумфально озвучил в свое время конституционную поправку о неотторгаемости российских земель (триумфальность заключалась в слове «железобетонно», которое позже считали своим долгом употребить все, кто упоминал не только об этой поправке, а и о самом Владимире Машкове, и я уж не говорю — о проблемах строительной отрасли в России).
Владимир Машков рассказал об известном докторе (Леонид Рошаль? Александр Мясников? Елена Малышева?), который пришел в театр, поздравил актеров с премьерой и рассказал, что театр вырабатывает эмоциональный иммунитет к неприятностям.
А не то делает, что актеры думали, может, про театр до этого. Нет, прежде всего иммунитет вырабатывает.
Наверное, в театре тогда побывал все-таки иммунолог. Если бы был хирург, он бы сказал, что театр отсекает лишнее. Если бы был лор, то добавил бы, что театр заставляет внимать даже глухого. Если бы остеопат, то мы бы узнали, что театр ставит все в человеке на место. Если бы был патологоанатом, мы бы узнали, что театр умер, но от чего именно — покажет вскрытие.
— Мне кажется, нам,— произнес Владимир Машков,— нужно выработать стойкий эмоциональный иммунитет. Всю жизнь человек борется со страхами, вся литература и драматургия исследуют страх: страх потерять, страх не стать, страх смерти, в конце концов (или вот страх не выступить на этом заседании.— А. К.). Но в театре у зрителя есть возможность увидеть себя со стороны и в какой-то мере побороть свои страхи, потому что творчество всегда было местом бесстрашия (но еще чаще — страшных компромиссов.— А. К.). Восемь долгих месяцев мы находимся в условиях пандемии, и мне кажется, что в этот период культура (переведенная в онлайн.— А. К.) доказала очень важную вещь — она обеспечивает психологическую устойчивость людей в это непростое время.
Собственно говоря, Владимир Машков не задал никаких вопросов, не поставил никаких проблем. Просто объяснил, как железобетонно все обстоит.
— Мне кажется,— завершил он,— мы должны помнить, что мы — страна победителей, как бы долго мы к этой победе ни шли.
Между тем господин Путин также обнадежил артиста:
— Вы упомянули о том, что заполняемость (театра.— А. К.) на 50%. Я думаю, что коллеги с пониманием к этому относятся, нам нужно сделать так, чтобы не закрыться совсем. Вы посмотрите, что в некоторых странах сейчас происходит: в Испании ввели какие жесткие ограничения — до мая. Поэтому я помню свои дискуссии с вашими коллегами, и мы будем делать все для того, чтобы учреждения культуры работали.
По крайней мере понятно, что никто теперь не будет спешить закрывать театры, как весной. И кинотеатры тоже.
Владимир Урин, генеральный директор Большого театра, признаться, поразил цифрами:
— Утро у меня началось со сводки о том, что в театре болеют на сегодняшний день 124 человека. Это большое количество людей, причем людей разных профессий: артистов, технических цехов и так далее.
То есть у него болеют, можно сказать, повально. И стало ясно почему:
— Несмотря на это, за все время с начала сезона, а мы открылись 5 сентября, мы отменили всего-навсего один спектакль из-за болезни артиста. Все остальные спектакли состоялись, и состоялись при заполнении зрительного зала 50%. Мы за это время сыграли премьеру. Мало того что мы сыграли премьеру, мы сыграли премьеру, в которую пригласили участвовать наших западных коллег. При всех сложностях сегодня за границей и со всеми делами они приехали и в течение августа репетировали. И мы открыли сезон новой премьерой.
Ну так еще и невелика при таком-то замахе цифра заразившихся.
— Более того,— с воодушевлением продолжил Владимир Урин,— совсем недавно великий Пласидо Доминго вместе со своими друзьями и коллегами дал здесь блистательный концерт! Я знаю, что затем многие из участников этого концерта были у Валерия Абисаловича Гергиева и дали концерт там. Это было потрясающим событием! В данном случае я говорю не о Большом театре, я говорю о том, что, несмотря ни на что, мы продолжаем работать!
В Мариинском таким образом следует ожидать скорой вспышки. И скорее всего, она уже наступила.
Владимир Урин рассказал, что зрители в отличие от актеров стали побаиваться все же ходить в театр.
— И тогда мы придумали и снизили цену на билеты,— признался Владимир Урин.
Эта гениальная придумка привела к тому, что в театр пришли молодые (а на это уже давно по всем признакам не рассчитывали).
— В Большом театре,— пояснил Владимир Урин,— есть такая программа, называется «Большой — молодым», когда мы продаем билеты тем, кому от 18 до 25, и продаем их в пять-шесть раз дешевле, чем продаем всем остальным (при этом удешевленные в пять-шесть раз билеты все равно чего-то стоили, в них остался смысл, и только один вопрос: сколько же они обычно стоят для остальных? — А. К.). Мы привели в наш зрительный зал молодых!
Владимир Урин ожидаемо попросил об адресной поддержке театров, и пусть: все равно кто-то из присутствующих должен был об этом сказать.
Правда, оставались еще кинотеатры, библиотеки, дома культуры, музеи и цирки. Кто-то должен был попросить и за них — а иначе зачем бы тут все на самом деле собрались? Ну не для выработки же, в самом деле, коллективного эмоционального иммунитета (к этим проблемам в том числе).
Советник президента Владимир Толстой пояснил:
— В текущем году для федеральных учреждений культуры выход найден: их государственные задания сокращены без уменьшения выделения субсидий, а также отложена уплата сбора по налогу на прибыль организаций. Однако на региональном и муниципальном уровнях такие решения приняты не везде, и во многих регионах ситуация действительно близка к критической.
Необходимо продлить действие этих мер как минимум на девять месяцев 2021 года и по возможности распространить их на территорию всей страны, всех регионов.
Это, видимо, и будет сделано, если запишут в поручениях по итогам заседания. А поскольку об этом говорил советник президента, обязательно запишут.
Так что это был, собственного говоря, уже итог встречи, и даже еще только промежуточный.
Владимир Толстой стал тем, кто высказался за кинотеатры:
— Рынок кинопоказа, наши кинотеатры, признаемся прямо, рухнул просто. Короткая передышка была в сентябре, когда относительно успешно выступил в прокате фильм «Стрельцов» (скорее относительно, чем успешно.— А. К.), была пара успешных голливудских релизов, но уже в октябре, к сожалению, все это сменилось резким снижением посещаемости кинотеатров и, разумеется, доходов. Уже сегодня ясно, что по итогам 2020 года доходы кинотеатральной сети сократятся на 60%, в денежном выражении это примерно 35 млрд руб. …После весеннего карантина не открылись 15% кинотеатров. К концу нынешнего года эти потери могут составить уже 40%. Таким образом, утрата почти половины сети кинопоказа сделает, в свою очередь, нерентабельным отечественное кинопроизводство.
И этот снежный ком, похоже, не остановить, тем более с помощью мер, которые на первый взгляд неожиданно предложил сам Владимир Путин:
— Можно, так же как в других сферах, поддержать именно те предприятия и в том объеме, которые прокатывают именно российские фильмы.
Прокатывают-то они российские, а живут за счет американских: люди, конечно, ходят на те фильмы, которые лучше сделаны, а не лучше субсидированы.
— Хотелось бы обратить внимание и на наш цирк,— сообщил Владимир Толстой и, мне показалось, оглядел присутствующих (в мониторе.— А. К.).
Впрочем, он говорил сейчас, конечно, буквально:
— Артисты циркового жанра, особенно номеров с животными, оказались практически без зарплаты, они застряли в тех городах, где их застиг конвейер, и вместе с животными находятся там, иногда даже на кормление животных деньги найти очень сложно (Тут он точно посмотрел на члена совета Эдгарда Запашного, который застрял, видимо, в каком-то из залов заседания в Москве.— А. К.). Знаю, что сейчас Министерство культуры и аппарат правительства решают эту проблему, возможно, и к вам обратимся за помощью, может быть, из резервного фонда президента можно будет как-то… Животные уж точно не виноваты, и их надо кормить.
— Животные, конечно, не виноваты… А летучие мыши тоже ни в чем не виноваты? — нахмурился президент и нехорошо улыбнулся.— Ладно, шучу.
Нет, он не шутил. В его голосе явственно прозвучал упрек летучим мышам за все, что испытывают в связи с коронавирусом люди. Нет, он их не простит. Виновны так виновны, твари.
Ну все, вот и до мышей докопался.
Гендиректор Эрмитажа Михаил Пиотровский согласился на этом заседании защищать поправку (к Конституции.— А. К.), которая защищает культуру:
— Поправка эта по своей сути является естественной, она проистекает из тех документов, которые мы здесь делали, создавали в этом совете!.. В Конституции положение культуры определено не внутри государства, это очень важный теоретический момент, не как отрасли, а наравне или выше, как цивилизационного фактора, определяющего целостность, самобытность и суверенность народа и страны. Следствием является… признание поддержки государством художественного творчества как обязанности государства, а не как проявления его доброй воли!..
Тут был уже один шаг до восстановления Росохранкультуры, и Михаил Пиотровский его сделал.
Господину Путину идея понравилась:
— Если уж Минстрой вобрал в себя все функции строительства, в том числе и в сфере культуры, то, конечно, без всякого сомнения, контроль за этим должна осуществлять профильная организация. Над этим точно мы подумаем. Только, конечно, нужно так, чтобы… эта бюрократическая структура не была препятствием на пути реализации любого проекта, который связан со строительством в области культуры.
А станет, конечно.
— Тем не менее предложение,— завершил Владимир Путин свою в меру парадоксальную мысль,— на мой взгляд, абсолютно правильное, и обязательно над этим подумаем.
Да, это заседание производило впечатление тщательно подготовленного.
Глава комитета Госдумы по культуре Елена Ямпольская полностью овладела вниманием присутствующих. Для начала она предложила «закрепить в нашем законодательстве иной правовой статус бюджетных и автономных учреждений культуры, при котором сохранение культурных ценностей в библиотеках, музеях, архивах, а также поддержание творческого потенциала в творческих коллективах будет гарантированно обеспечено государством».
Затем Елена Ямпольская начала самозабвенно лоббировать книжный бизнес. Именно она ведь и внесла законопроект, относящий книготорговлю к категории «социального предпринимательства».
— Такой закон, будучи принятым,— подчеркнула она,— позволил бы местным властям оказывать книжным магазинам ту или иную имущественную и финансовую поддержку. Разумеется, речь идет только о субъектах малого и среднего бизнеса.
Без сомнения, крупные издательства, если такая радость случится, готовы разбить себя на более мелкие или совсем мелкие. И даже уже все в них готово к этому.
— А еще позвольте мне напомнить, что книготорговле, а также театру, кинематографу, музеям, библиотекам уже не первый год мешает абсурдная возрастная маркировка произведений литературы и искусства, известная вам хорошо: 0+, 6+, 12+, 16+,— продолжила Елена Ямпольская.— Позвольте мне просто наглядно показать, к чему приводит на практике применение 436-го ФЗ (федерального закона.— А. К.) о защите детей от информации. «Тихий Дон» — 18+ (она с каким-то мрачным торжеством стала доставать откуда-то из-под стола отсканированные обложки.— А. К.). Роман включен в школьную программу, но, если его продадут или выдадут ребенку моложе 18, последует наказание! Астафьев, Шукшин, Гранин — 16+. «Ромео и Джульетта» — 16+! Героев два года как не было в живых (они умерли в 14 лет, как известно.— А. К.), а нашим детям нельзя о них даже читать! Библия, Евангелие, Коран — 16+!.. Обратите внимание — это не рекомендации, как было в нашем с вами детстве, это императивы, за нарушение которых предусмотрена административная ответственность.
Речь Елены Ямпольской была заведомо выигрышной: должны были улыбаться все.
— На телевидении и в интернете,— продолжала она,— возрастная маркировка вообще давно превратилась в профанацию. Пожалуйста, «Приключения Буратино» — 16+, «Аленький цветочек» — 16+, «Крокодил Гена» — 16+, «Малыш и Карлсон» — 16+… Меня удивляет, почему не 18+: мужчина без определенного рода занятий подозрительно дружит с маленьким мальчиком! Мне кажется, нужно идти на полный запрет!
Елена Ямпольская перешла к очень личному (если бы не хотела, то рассказывать об этом полузнакомым людям, одним из которых для нее, без сомнения, является Владимир Путин, было бы совсем и необязательно. Но, наверное, хотела.— А. К.):
— Мы с мужем взяли приемного ребенка в семью, девочку, и нашей дочке, ей скоро будет годик, я по вечерам читаю Есенина, как мне мама когда-то читала, в том числе Есенина. Так вот, я хочу обратить ваше внимание на то, что Есенин в наших книжных магазинах стоит с маркировкой не ниже 16+, а есть и 18+!
Я вот, кстати, думал, что же такое все-таки с Еленой Ямпольской? Вроде ведь все так, а при этом видно, что она какая-то такая, особенная. Не совсем такая, как другие, как просто мы. И вот только теперь стало понятно: она — человек, которому мама в детстве, когда Елене Ямпольской был годик, читала Есенина. И потом, видимо, тоже.
Правда, тут же Елена Ямпольская дезавуировала весь свой собственный пафос тем, что в Госдуме уже прошел первое чтение законопроект, оставляющий лишь маркировку 18+.
— А пока мы охраняем детей от «Тихого Дона», у нас со вполне щадящей маркировкой выходят такие книги, автор — один американский блогер, цитата из первой: «На долю поляков выпало немало бедствий, изнасилований и убийств: сначала нацистами, затем советскими солдатами». Цитата из второй: «Советы были похлеще нацистов»,— перешла к новой теме Елена Ямпольская.— Я считаю, что, если редакторам в наших издательствах не хватает ума, совести и брезгливости, чтобы изымать подобные пассажи, им следует помочь законодательно. Мне кажется, у нас есть моральное право ужесточать закон, когда речь идет об осквернении нашей исторической памяти.
И она пояснила:
— Я считаю, что нужно внести в закон об увековечивании Победы советского народа в Великой Отечественной войне норму, запрещающую в публичных высказываниях отождествлять цели, решения и действия советского руководства, командования и военнослужащих с целями, решениями и действиями нацистского руководства, командования и военнослужащих во время Второй мировой войны.
Таким образом, как и на предыдущих таких заседаниях, речь Елены Ямпольской претендовала на нечто большее, чем просто на выступление члена совета. Это был своего рода идеологический наказ, в том числе и Владимиру Путину.
— Нужно аккуратно, конечно, но сделать,— согласился он.— Если в некоторых странах за отрицание геноцида армян предусмотрено уголовное наказание, нам сам Бог велел, наверное, включать соответствующие механизмы для защиты правды о совсем недавнем прошлом.
То есть сравнение действий советского руководства и простых военнослужащих с действиями нацистов будет преследоваться по закону и само по себе, по сути, считаться геноцидом.
Несколько выступавших говорили о необходимости сделать то, что уже предложил господин Путин в самом начале: обособить, например, музыкальные и художественные школы. Кто-то требовал отдельного внимания к архитектуре: «Проблемы градостроительства невозможно решить без серьезных структурных изменений в правительстве» (господин Путин все-таки сомневался в необходимости министерства архитектуры). Кто-то говорил про то, что врачам нужно давать билеты в театр, чтобы они хоть там отдыхали (и приобретали эмоциональный иммунитет), но Владимир Путин, казалось, уже не очень внимательно слушал: возвращался к предыдущему выступающему, который говорил, что до сих пор не решен вопрос с финансированием очередного конкурса имени Чайковского, а потом старался понять, почему всем надо согласиться, что смысл общения между людьми в том, что «необходимо сформировать общий срединный продукт, то есть ребенка…».
Таким образом, в процессе изучения данной статьи в “Ъ” можно увидеть, как после длительной обязательной программы, которую при всех издержках следовало признать содержательной, участники встречи перешли к произвольной.
И как-то непроизвольно это случилось.
Но было уже поздно.
То есть примерно половина восьмого вечера.