Азбука Брейгеля
«Здесь больше, чем просто селедка» в Центре имени Мейерхольда
Спектакль по мотивам картины Питера Брейгеля Старшего «Нидерландские пословицы» создан центром творческих проектов «Инклюзион» при поддержке ГМИИ имени Пушкина, фонда «Искусство, наука и спорт», инклюзивного центра «Тверская 15» и самого ЦИМа. Все роли исполняют незрячие и слепоглухие актеры. Рассказывает Алла Шендерова.
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Главной темой «Нидерландских пословиц» режиссер Туфан Имамутдинов считает внутреннюю человеческую слепоту, душевную и духовную. В «Аллюки», предыдущей его постановке, основанной на пяти стихотворениях Габдуллы Тукая, переведенных на редкие языки вымирающих народов России, профессиональные актеры и музыканты соседствовали с владеющими жестом выпускниками школы «Инклюзион». Звучал спектакль настолько изысканно, что его год назад выдвинули на «Золотую маску» в оперных номинациях (решение жюри будет объявлено сегодня, 10 ноября).
Новая постановка Имамутдинова не только красиво звучит, но и очень живописна: она действительно перекликается визуально с картиной Брейгеля Старшего — той, что иллюстрирует более сотни нидерландских пословиц. Программка поясняет, что, поскольку за прошедшие 450 лет часть из них вышла из употребления, полностью разгадать картину уже нельзя. Как нельзя, глядя на человека, до конца понять, что происходит у него внутри.
Спектакль «Здесь больше, чем просто селедка» (то есть больше, чем кажется на первый взгляд; это одна из тех пословиц, что до сих пор в ходу) вместе с режиссером сделали шесть непрофессиональных исполнителей: трое слепоглухих, двое слепых и одна с остаточным зрением. Они изучили картину с помощью тифлокомментатора Веры Февральских, каждый выбрал для себя три фрагмента и три соответствующие им пословицы и придумал тексты, которые, как сюжеты на картине, сплетаются вместе.
Владимир Мартынов создал для спектакля музыкальный ряд с прямыми отсылками к эстетике брейгелевских времен и к композиторам-нидерландцам конца XVI—начала XVII веков. Два музыканта, Анна Тончева и Роман Ломов, управляются с целым оркестром, в котором есть колесная лира, средневековая арфа, монохорд Пифагора, смычковый псалтерион и адыгейская трещотка, звучание которой иногда напоминает стук кастаньет.
В прологе Надежда Голован, самая старшая участница спектакля, дирижирует этим оркестром — несколько секунд, но с такой экспрессией, что, как говорили раньше, мгновенно «поднимает тон». Если кто из зрителей и собирался подремать, слушая какие-то там рассказы на темы Брейгеля, то после этого спящих уже не остается.
Надежда возвращается на диван, где сидят остальные участники. На сцене темно — высвечены только этот диван, стоящий в центре, напротив первого ряда, сидящие слева (если смотреть из зала) музыканты и сидящая справа на стуле тифлокомментатор. Художница Лилия Имамутдинова сделала так, что цветовые пятна на сцене повторяют палитру картины Брейгеля. Серо-голубой диван оттенком напоминает небо и море на картине, а терракот-охра-беж на вполне сегодняшних костюмах артистов перекликается с одеждой персонажей «Нидерландских пословиц».
Первой свои истории рассказывает Наталья Горох. Мелодичным голосом она рисует картины: вспоминает, как летним днем к ней зашел приятель — один из участников спектакля, сидящий рядом,— и поведал о своей мечте: станцевать Спартака в балете Хачатуряна. «Ты обязательно станцуешь»,— говорит Наталья так, что верить начинает и зритель.
«Художник часто говорит о "невиданных", невероятных событиях, которые никогда не случались раньше. Когда они все-таки происходят — вокруг или с самим человеком,— людям комфортнее не замечать этого»,— поясняет в программке режиссер.
Ну да, все это, конечно, чудеса, которых мы раньше не замечали: незрячие актеры ловят воздушный шар, грациозно двигаются и чутко партнерствуют, то и дело образуя пластические композиции (хореограф Марсель Нуриев). Часть монологов превращается почти в мелодекламацию. Ближе к финалу в «Селедке» есть еще незабываемый танец, который исполняют все — вместе и по очереди. Иногда он превращается в полет: сгруппировавшись, пятеро поднимают Ирину Поволоцкую, и она почти кричит от удовольствия. Тут вспоминаются уже «Клоуны» Феллини. Да и вообще, в этом спектакле много сочного феллиниевского реализма, балансирующего на грани гротеска, но разве же это противоречит Брейгелю?
Все шестеро актеров — очень талантливые люди, и непрофессионалами их уже не назовешь. Некоторых, например Поволоцкую, Голован и Алексея Горелова, мы за последние годы видели в других проектах «Инклюзиона». За несколько лет их мастерство и изящество заметно выросли. Но после «Селедки», в финале которой восхищенные зрители, вопреки всем карантинным нормам, хотят пообщаться с актерами и музыкантами, очевидно, что выросли и мы. Научились воспринимать таких актеров, удивляться их возможностям и искусству, которое просто словом «инклюзивное» уже не опишешь.