Высокохудожественное надувательство
Анна Толстова о выставке Ли Бул и искусстве перенастройки смыслов
В петербургском Манеже открылась редкая по нынешним карантинным временам выставка-блокбастер — «Утопия Спасенная» знаменитой южнокорейской художницы Ли Бул, которая готовилась к отмененному IX Международному культурному форуму. В связи с Петербургским форумом корейская суперзвезда современного искусства неожиданно предстала большой любительницей русского авангарда
Фото: Photo: Algirdas Bakas. Courtesy of Lee Bul
Фото: Photo: Algirdas Bakas. Courtesy of Lee Bul
Ли Бул — мастерица работать с пространством, какое она умножает, раздвигает и преобразует с помощью своих любимых материалов: воздуха и зеркал. Сразу при входе, задрав голову, вы увидите объект, в котором сошлись воздушность и зеркальность: под потолком огромной сигарой завис, криво отражая окружающую среду, серебристый дирижабль. Оглядевшись по сторонам, вы заметите большущий холст с таким же серебристым аэростатом, возносящимся в светлое будущее над страной фабрик, заводов и электростанций. «Дирижабль» Василия Купцова из Центрального музея Вооруженных сил РФ — одна из трех сохранившихся до наших дней «авиационных» картин любимого филоновского ученика, покончившего с собой в 1935 году, не дожидаясь ареста. Самый фанатичный из апостолов Филонова, Купцов, несмотря на все филоновские штучки, мозаичность-витражность и земля-дыбом-перспективу, в самолетно-дирижабельной серии предстает настоящим итальянским «аэроживописцем» — из времен счастливого единения футуризма с фашизмом. Так что эта рифма к искусству Ли Бул, которой организаторы манежной выставки старательно приписывают любовь к русскому авангарду, случайно оказалась очень удачной: и в том смысле, что утопии корейской художницы наднациональны, и в том, что в ее поэтике утопические порывы и исторические трагедии диалектически связаны.
Колоссальные воздушные шары и надувные фигуры, гирлянды мигающих лампочек, головокружительные зеркальные лабиринты — Ли Бул, начиная с первых перформативных костюмов-объектов конца 1980-х, обращается к балаганно-ярмарочной эстетике. Сконструированная из стекол, зеркал и светодиодных ламп «Перегородка „Бесконечность"» (2008) выглядит анфас как жутковатый провал в какие-то неизмеримые глубины и дали, в профиль же представляет собой прозаический плоский ящик — черная магия и ее разоблачение. Но при всем своем иллюзионистическом мастерстве, фокусница Ли Бул, идеально вписав свои работы в интерьер Манежа (из-за пандемии вся корейская команда выставки трудилась на удаленке), все же не смогла расширить его пространство до бесконечности. В самом большом выставочном зале Петербурга — с грехом пополам, в несколько редуцированном виде — поместились лишь две инсталляции последних лет: «Город Солнца II» (проект начат в 2013 году) и «Желание быть уязвимым» (проект начат в 2015-м). К обеим инсталляциям прилагаются сопутствующие эскизы, макеты и серии рисунков, макетом представлена и первая из «утопических» инсталляций «Мое великое повествование» (2005). В ней, обыгрывая слова Лиотара о конце больших нарративов, Ли Бул рисует постапокалиптическую картину краха авангардного утопизма, и посреди свалки руинированных эмблем разнообразных архитектурно-социальных утопий на макете можно найти крохотную, размером с наперсток, татлинскую «Башню III Интернационала». Наперсточным Татлиным, тремя проходными макетами из серии «Русский конструктивизм» (2005–2016) и загадочной моделью инсталляции «Бункер „М. Бахтин"» (2007–2016) реверансы русскому авангарду у Ли Бул и ограничиваются.
Фото: Photo Elisabeth Bernstein/courtesy Lehmann Maupin, New York, Hong Kong, Seoul and London
Фото: Photo Rhee Jae-yong/Courtesy Lee Bul
Фото: Photo Jeon Byung-cheol/Courtesy Lee Bul
Фото: Photo Myung Yi Shik/courtesy National Museum of Modern and Contemporary Art, Korea
Нижний зал Манежа занят хрупкой, исполненной меланхолии инсталляцией «Город Солнца II»: путь между континентами и архипелагами черных зеркал, чуть приподнятых над полом, ведет к световому оазису из мигающих лампочек, возле которого все невольно замирают, но эмоциональная драматургия спектакля дает сбой, и, не дав катарсису ни малейшего шанса, публика начинает выбирать ракурсы для селфи. Никаких аллюзий на русский космизм, архитектуру конструктивизма или хотя бы «Котлован» Платонова тут не найти — это мрачное, меланхолическое зазеркалье имени Кампанеллы связано скорее с фуколтианским рассуждением о зеркале как идеальном образе утопии: месте без места, позволяющем глазу увидать себя в несуществующем пространстве. Дух Фуко, очевидно, давно вдохновляет Ли Бул, поклонницу французского постструктурализма, и логично, что он появляется при разговоре о Кампанелле, проектировщике идеального концлагеря, на собственной шкуре испытавшего все удовольствия «надзирать и наказывать».
По контрасту к темному, зловещему подземелью «Города Солнца» весь второй этаж наполнен воздухом: аэростат, воздушный шар, прозрачные конструкции с лампочками и обрывки какого-то гигантского шатра, словно бы сдувшегося купола цирка, входят в открытую ко всяческим перекомпозициям инсталляцию «Желание быть уязвимым». Именно к этой инсталляции подверстана российская составляющая блокбастера: это и открывший выставку международный симпозиум «Утопия Спасенная: Ли Бул о русском авангарде», и многочисленные статьи в каталоге, на разные голоса доказывающие глубинную связь Ли Бул с советскими художниками-радетелями о светлом будущем, и особая часть экспозиции. «Дирижабль» Купцова предшествует целой галерее, составленной из работ Ивана Леонидова, Якова Чернихова, Казимира Малевича, Лазаря Лисицкого, Александры Экстер, Александра Родченко, Александра Лабаса,— это отличная подборка, многие вещи из региональных музеев не часто увидишь в столицах. К тому же в самом конце галереи зрителя ждет сюрприз: жестяная плоская рыбина, подвешенная над зеркалом, чтобы ее можно было рассмотреть со всех сторон, оказывается моделью оболочки дирижабля, собственноручно сконструированной «калужским мечтателем» Циолковским накануне Первой мировой (раритет привезен из Музея истории космонавтики имени Циолковского в Калуге). Правда, признаков какого-то всепоглощающего увлечения русским авангардом почему-то совсем не найти в искусстве Ли Бул: ее дивная, эстетская графика выдает интерес к немецкому архитектурному модернизму, в первую очередь — к Бруно Тауту, во вторую — к Баухаусу, а в ее объектах читаются цитаты из европейского кинетизма, произросшего главным образом на баухаусовской почве. Да и серебристый дирижабль при входе имеет немецкий прототип.
Из любого выставочного или ярмарочного каталога мы можем узнать, что этот объект Ли Бул отсылает к катастрофе дирижабля «Гинденбург», символа промышленно-технического прогресса Третьего рейха: крушение «Гинденбурга» 6 мая 1937 года, положившее конец эпохе пассажирских цеппелинов, было запечатлено во множестве фотографий и кинохронике, сделавшись частью коллективной памяти человечества,— в графике и объектах художница постоянно обращается к этим катастрофическим образам, благо они созвучны столь важной для нее идее о внутренней хрупкости любых тоталитарных утопий. Дело, конечно, вовсе не в том, что деликатная корейская сторона сочла невежливым привозить в страну-победительницу напоминания об индустриальных успехах нацистской Германии, так что дирижабль Ли Бул переобулся на лету из Южной Кореи в Россию, чтобы стать оммажем Циолковскому и прочим русским космистам. Дело в том, что из этой выставки вообще вычищены любые указания на политическое содержание искусства Ли Бул, дочери корейских диссидентов, не понаслышке знавших об арестах, пытках и тюрьмах. Все ее киберфутуристические и утопические работы так или иначе говорят о диктатуре, тоталитаризме, биополитике, насилии над человеком, несвободе. Важным элементом инсталляции «Желание быть уязвимым» служит многометровый прозрачный занавес с фигурами обезглавленных цирковых акробатов на моноциклах — испокон веков публичные казни были неотъемлемой частью развлекательной культуры, и Ли Бул, любительница карнавально-ярмарочной эстетики (уж не отсюда ли ее интерес к Бахтину?), разумеется, принимает это в расчет. Прозрачного занавеса с обезглавленными в Манеже нет — есть только маленький эскиз к нему.
Если уж и искать точные рифмы к искусству Ли Бул в русской культуре, первое, что приходит на ум,— это Илья Кабаков, такой же мастер работать с пространством: с воздухом несвободы, насилия и страха. Можно было бы и не навязывать Ли Бул каких-то партнеров — она вполне могла бы выступить с сольным танцем, благо темы диктатуры, тюрем, пыток и полицейского насилия не то чтобы совсем далеки от отечественных реалий. Это, конечно, не самые подходящие темы для Петербургского международного культурного форума. Да и Ли Бул со своими зеркалами, отражающими реальность, пусть и весьма странным, криво-балаганным, метафорическим образом, не самый подходящий для форума кандидат. Перенастроить эти зеркала так, чтобы они не отражали ничего, кроме всемирно-исторической роли русского авангарда в развитии современной глобальной культуры,— задача сложная. Впрочем, не сложнее, чем подковать аглицкую стальную блоху.
«Ли Бул. Утопия Спасенная». Санкт-Петербург, Манеж, до 31 января