С начала протестных акций в Белоруссии были задержаны от 18 тыс. до 20 тыс. человек. Об этом в интервью корреспонденту “Ъ” Ольге Пашкевич сообщил известный белорусский правозащитник, председатель белорусского правозащитного центра «Весна», бывший политзаключенный и «узник совести» Алесь Беляцкий.
Правозащитник Алесь Беляцкий
Фото: из личного архива
Правозащитник Алесь Беляцкий
Фото: из личного архива
«Родственники боятся говорить, знакомые не знают, куда дать информацию»
— Сколько человек, по данным «Весны», задержано в ходе протестов с августа 2020 года?
— Счет ведут журналисты газеты «Наша нива». Они сводят официальные данные (если Министерство внутренних дел давало такие цифры) и списки, которые ежедневно составляет «Весна» (если министерство таких данных не давало). Общее количество, по их подсчетам,— более 17 тыс. человек. Мы считаем, что настоящие цифры больше, ведь обычно мы успеваем записать около 70% от задержанных. Так что я оцениваю общее число задержанных в 18–20 тыс. человек.
Последние данные по ситуации в Белоруссии
— Каким образом вы собираете информацию о задержанных?
— Из разных источников. У нас работают чат-боты, которые собирают эту информацию. Многие пишут нам в основном через социальные сети о своих знакомых и родных. Также есть несколько волонтерских чатов, которые мы перепроверяем по своим перекрестным ссылкам.
— Правильно ли я понимаю, что сейчас власти перешли от штрафов и административных сроков к уголовным делам?
— Это началось еще во время избирательной кампании. До мая 2020 года белорусское правозащитное сообщество признавало политзаключенными всего трех человек. Но когда стартовала избирательная кампания, пошли так называемые превентивные уголовные дела.
К выборам 9 августа по политически мотивированным уголовным делам задержали или обвинили уже около 70 человек. Сейчас по уголовным статьям проходит около тысячи человек — это по очень приблизительным подсчетам.
Мы хотели бы мониторить все судебные процессы, но не по всем обвиненным до нас доходит информация. По разным причинам: иногда родственники боятся говорить, знакомые не знают, куда дать ее.
— Какие максимальные сроки наказания для протестующих?
— 9 ноября судили Виктора Куприка из Барановичей (Брестская область), ему дали пять лет колонии. Его обвинили в том, что он бросил в сторону силовиков бутылку с «коктейлем Молотова». При этом он в них не попал. Там очень непонятная история. Мы узнали про это дело постфактум, сейчас будем стараться добиться того, чтобы хотя бы посмотреть решение суда, что тоже непросто. Пробовать узнать, что происходило на самом деле, был ли состав преступления и насколько вообще пропорционально наказание.
— Ваш правозащитный центр давно занимается сбором и распространением информации, издательской образовательной и международной деятельностью. Что изменилось с лета 2020 года?
— Градус деятельности сместился. Сейчас у нас несколько горячих направлений. Первое — помощь репрессированным. Мы оказываем ее, несмотря на ужасающие масштабы, хотя бы тем, кому успеваем.
Из почти тысячи человек, обвиненных по уголовным статьям, добрая половина сейчас сидит еще в СИЗО, в колонию не поехали, есть уже несколько приговоров, но они обжалуются. Более 100 дел прокуратура передала в суд, и в ближайшее время будут идти эти суды.
Для каждой семьи это трагедия, люди часто не знают, куда обращаться за помощью. Мы стараемся помочь семьям и сидельцам.
Второе — аналитика, принятие совместных заявлений белорусскими правозащитными организациями. 5 ноября был опубликован доклад по Беларуси, подготовленный австрийским (докладчиком.— “Ъ”) профессором Вольфгангом Бенедеком в рамках так называемого Московского механизма ОБСЕ, где описывается ситуация с правами человека, сложившаяся после выборов. Что-то в этом докладе взято из наших наблюдений и заключений.
Третий момент — документирование пыток, которые обрушились на активистов сразу же после выборов и продолжаются и сейчас.
— Сколько случаев применения пыток и насилия вы зафиксировали?
— Только в Минске — более 500 случаев, еще несколько сотен по Беларуси. Мы собираем случаи, зафиксированные на фото или видео или изложенные в письменных сообщениях.
— Часть этих историй вы публикуете у себя на сайте, читать эти тексты очень тяжело.
— К этому привыкнуть невозможно. Даже с моим тюремным опытом каждый раз погружаешься во мрак. Эти истории постоянно повторяются, и сейчас при задержании демонстрантов, их транспортировке, содержании их пытают и избивают. Это происходит все время, и очевидно, что делается по приказу свыше.
Мы постоянно печатаем эти истории на сайте. Наша миссия — и в том, чтобы давать эту информацию. Возможно, общественное и особенно международное мнение все-таки повлияет на белорусские власти. В Беларуси совершается преступление против человечности, и это требует международного расследования, так как внутренние правовые механизмы не работают.
«Кризис никуда не исчезает, он просто переходит в другую фазу»
— «Не сидел — не белорус». Вы согласны с этим популярным сейчас утверждением?
— Я бы сказал, что он популярен среди активистов. Но цифры действительно впечатляют: тысячи людей прошли через задержания, значительная часть из них столкнулись с бесчеловечным отношением или пытками. Это гуманитарная катастрофа, которая происходит у нас на протяжении последних трех месяцев.
В тюрьму попадают абсолютно разные люди.
На последней акции 21-летнему юноше сломали ногу, издевались, заставляли идти, когда он не мог, избивали. Сейчас он в больнице.
Когда женщин раздевают, обыскивают, заставляют гуськом идти по тюремному коридору. Мужчин опять же избивают и держат в нечеловеческих условиях.
Сейчас вышел активист Дмитрий Дашкевич и рассказал об условиях в изоляторе временного содержания на Окрестина в Минске. Его вместе с другими протестующими держали в бетонном мешке, где был несмываемый туалет. Если хотелось присесть или спать — садись на бетонный пол и спи на полу, матрасов там нет. Там же на протяжении почти месяца содержался милиционер, полковник ГАИ, который критически относился к позиции властей.
И с такими историями мы сталкиваемся каждый день. Сталкиваемся с ужасными проявлениями, фактически с повторением сталинских репрессий. Хотя, казалось бы, когда был режим Сталина? При нем жили наши отцы и деды, люди военного и послевоенного поколения. Тем не менее сейчас отчетливо видно, насколько недалеко современная Беларусь ушла от того времени, насколько невысоко клика, которая держится за власть, ценит человека и человеческое достоинство.
Мне кажется очень важным, что сейчас есть возможность писать про это. И люди с этим не собираются мириться. Даже если удастся разогнать протест уже не по дворам, а по квартирам, я все же уверен в том, что не сегодня, так завтра нелюбовь людей к насилию, лицемерию, нежелание жить во лжи в этом режиме прорвется наружу. Неприятие сегодняшнего режима беспрецедентно. И с этим, наверное, уже ничего власть не сможет сделать.
— Но ведь протесты стихают, в том числе и в Минске?
— Кризис никуда не исчезает, он просто переходит в другую фазу. Наступают холода, на акции уже не выйдешь в одной футболке, как это было летом. Но и дубинками и водометами любовь не вернешь, вот в чем дело.
Слишком большие пласты населения Лукашенко затронул за эти три месяца. Например, в изгнании оказался лидер католической церкви в Беларуси Тадеуш Кондрусевич. Такое было в Словакии в 70-е годы, в Польше в 60-е, когда их епископов держали под домашним арестом или выбрасывали из страны. Сейчас у нас почти полтора миллиона католиков, до 15% населения. Пусть не все из них сильно верующие, но все равно эта тема активно обсуждается. Такие действия властей не понятны людям, они воспринимают их как личную месть Лукашенко архиепископу Кондрусевичу, который призвал власти остановить насилие и начать переговоры с обществом.
Недавно объявили, что граждан Беларуси, кто выехал на работу за границу, назад не пустят. Тех студентов, кто протестует против фальсификации выборов и насилия, выгонят из вузов и отправят в армию. Виноваты доктора, которые выходят в цепи солидарности, рабочие, которые бастуют, бизнесмены, которые верноподданнически не поддерживают власть.
То есть затрагиваются интересы сотен тысяч людей.
Раньше власть всегда выступала против тех, кто был в меньшинстве. А сейчас — против практически всего белорусского общества. Долго такая ситуация не продержится.
— Как далеко готовы зайти власти, чтобы подавить протест?
— Сейчас они пробуют изменить фокус внимания общества. Убеждают своих сторонников, а также тех, кто смотрит белорусское телевидение, в теории заговора, в том, что все это инспирировано с Запада, из Польши либо из Литвы какими-то непонятными организациями. И упорно не хотят видеть, что большинство людей хотят перемен.
Недавно появились отрывки из письма Марии Колесниковой, которая рассказывала, что начальник ГУБОПиКа (Главного управления по борьбе с организованной преступностью и коррупцией.— “Ъ”), замминистра внутренних дел и глава аналитического центра угрожали ей: «Мы тебя или целиком, или по частям, но вывезем из Беларуси». Что это такое? Это высший круг силовиков, а угрозы идут как от бандитов.
В то же время, мне кажется, ситуация не такая критическая, как бывает при крайне тоталитарных режимах. Все-таки есть возможность для дальнейшего сопротивления. И массовых пока расстрелов не было. Хотя кто его знает, что будет дальше.
«Люди, которые относились к России нейтрально или положительно, сейчас настороженно смотрят на нее»
— Вы сами отсидели три года, но решили вернуться к правозащитной деятельности. Почему?
— Мне не нужно было возвращаться, я практически и не останавливался. Моей задачей как правозащитника, когда я сидел в тюрьме, было сохранить себя как личность. Я четко видел эту задачу: неподписание бумаг о признании вины, которые мне предлагали подписать, литературная деятельность. Меня заставляли работать физически, в швейном цеху, шесть дней в неделю, но я также много писал, мне разрешали писать практически обо всем, кроме современного времени, тюрьмы и Лукашенко. Я писал о белорусской литературе, потому как сам литературовед по образованию. Писал эссе, воспоминания о том, что происходило в белорусском молодежном демократическом движении в 80–90-е годы, участником которого я был. За три года я написал почти четыре книги. Это поддерживало меня, это также был постоянный сигнал на свободу, что я не сломался, что продолжаю оставаться таким, каким был.
Если ты сидишь в тюрьме больше года (год — определяющий срок), тебе нужна реабилитация. Ты вообще выбиваешься из ритма жизни. Когда меня посадили в 2011 году, сенсорные телефоны только появились. Когда я вышел в 2014 году, увидел, что все уже только с ними и работают. Большие изменения происходят и в психике, и во времени. Сразу после выхода ты еще не совсем понимаешь, где ты: одна нога в колонии, другая — на свободе. У меня был период адаптации, но он прошел за полгода, очень быстро и сжато. Было много поездок, встреч на европейском уровне. Я был интересен как правозащитник, который только что вышел из тюрьмы, и выступал и в Европарламенте, и на площадках Совета Европы, встречался со многими министрами иностранных дел. Выступал ради того, чтобы поддерживать внимание к Беларуси, к политзаключенным, добиваться их освобождения.
— Что вы можете посоветовать людям, которые сейчас содержатся в Жодино, на Окрестина и других местах лишения свободы?
— Та, как сейчас говорят, жесть, которая творится в центрах задержания,— в новинку даже для тех, кто уже сидел раньше. Активист Дмитрий Дашкевич говорил, что за пять лет, которые он ранее провел в тюрьме, он не видел того, что увидел сейчас при задержании в ИВС на Окрестина. Ситуация поменялась в худшую сторону, и естественно, что это политический заказ, а не просто следствие экономического кризиса.
Сейчас центры изоляции правонарушителей в Минске превратились в такие пыточные, как гестапо во время войны. Люди, которые туда попадают, переживают то, что, например, я не пережил за свои три года колонии.
Что бы я посоветовал? Не сдаваться. Чем более просто, ясно и понятно ты там себя ведешь, тем лучше для тебя и окружающих. Там очень тяжело хитрить или выбирать не подходящую тебе линию поведения.
— Недавно представители силовых структур провели обыск в квартире Нины Багинской, известной активистки и правозащитного деятеля. 73-летняя минчанка участвует в протестах с 1980-х годов. Вы согласны с тем, что она стала одним из самых ярких символов этих массовых протестов, которые развернулись в Белоруссии и в общем-то не имеют одного лица, одного лидера?
— Мы давно знакомы с Ниной. Она стойкий оппонент этой власти, давно пробует доказать свою правоту, последовательно выступает против авторитарного режима. Ее много раз штрафовали, почти половина ее пенсии уже несколько лет автоматически уходит на погашение этих штрафов. Наше предложение собрать помощь и погасить их она всегда отвергала и говорила: «Нет, я никогда не буду действовать по правилам этого режима, ни копейки не заплачу, если хотят, пусть сами забирают насильно».
Нужно сказать, что она сама по себе достаточно интересная личность. Была когда-то чемпионкой БССР по велоспорту, инженер по образованию, интеллектуальный и начитанный человек, приятный собеседник. Мы помогали ей писать жалобы, обжаловать административные приговоры в ее отношении. Лично я очень рад, что она стала символом протеста: она кристально честный, чистый человек, и хорошо, что люди ее заметили. Всего год назад Нина Багинская одна выходила на площадь с флагом, а сейчас это невозможно себе представить — так делают десятки, сотни тысяч людей.
— В Белоруссии сейчас достаточно активно муссируется версия о том, что белорусские власти действуют чуть ли не по указке российских властей. Вы с ней согласны?
— У властей России и Белоруссии давние сложные отношения. Сущность авторитарных режимов очень похожа. И поэтому, даже несмотря на личную приязнь или неприязнь, их главы находят общий язык, когда наступает кризис. Когда после самых массовых августовских демонстраций Лукашенко запросил полицейскую помощь от России, он практически ее получил, уже Росгвардия стояла у границ Беларуси. Конечно, это тревожный сигнал для нас. Мне очень приятно было слышать на массовых митингах кричалку «От Хабаровска до Бреста диктатуре нету места».
Я, рожденный в Карелии и служивший срочную службу на Урале, уверен, что если мы хотим иметь устойчивое демократическое общество в Беларуси, то нужно, чтобы такие же изменения произошли и в России.
Кстати, этот расклад очень многих белорусов заставил задуматься о роли России в удержании авторитарного режима. Я смотрю, как это обсуждается на уровне районных чатов. Люди, которые раньше относились к России нейтрально или положительно, сейчас достаточно настороженно смотрят на нее как на очень вероятную угрозу для демократии и себя лично. Мы впервые столкнулись с тем, что миллионы белорусов ощущают, насколько важно, какая власть в стране. Еще год-два-три назад власть жила сама по себе, а люди сами по себе и считали, что политика — это не наше дело, лучше в это не вмешиваться. Сейчас произошли очень серьезные изменения, люди политизировались. Поэтому для нас, конечно же, важно, чтобы Россия была дружелюбным демократическим соседом, но ни в коем случае не агрессором.