Кто главный, самый почитаемый из ныне живущих правозащитников в мире? Уже непонятно, потому что персонажа этого собратья по разуму сейчас свергают с пьедестала и делают из былой иконы правозащитного движения настоящего демона.
Среди избирателей страны Аун Сан Су Чжи популярна как никогда, и даже эпидемия этому не помеха
Фото: Reuters
Среди избирателей страны Аун Сан Су Чжи популярна как никогда, и даже эпидемия этому не помеха
Фото: Reuters
Ей 75 лет, фамилия — Су, полное имя — Су Чжи, к этому приставляется спереди, в виде почетного титула, имя ее отца — основателя и первого лидера современной Бирмы (переименованной позже в Мьянму). Вместе получается Аун Сан Су Чжи, в российских востоковедческих кругах иногда называемая Аунсановной.
Она — лауреат Нобелевской премии мира (1991 год), которую получила, когда сидела под домашним арестом, всего этот арест длился 15 лет. И пока сидела, Аунсановна считалась общепризнанным правозащитником № 1, глобальным символом борьбы против диктатуры — в данном случае военной, и прочего добра.
Суть дела в том, что сама она и ее страна оказались яблоком раздора между силами добра (то есть Западом) и Китаем. Смыслом всего было создать в Мьянме прозападный режим на юго-западных границах Китая, и понятно, что не было лучшего главы такого режима, чем Нобелевский лауреат Су Чжи. Против Мьянмы были введены западные санкции, и тут… туда хлынули китайские инвестиции, создавшие настоящее экономическое чудо. А Су Чжи так и оставалась под арестом.
Несколько лет соседи Мьянмы, страны АСЕАН, уговаривали упершихся бирманских военных: отдайте власть Аунсановне, все будет хорошо, мы так делаем постоянно. И это произошло. Лига начала выигрывать одни выборы за другими, Су Чжи на свободе с 2010 года, сейчас она занимает должность государственного советника страны, то есть фактически премьер-министра. Военные удерживают свои контрольные позиции, система в целом выглядит устойчивой.
Что же — с точки зрения правозащитных кругов — пошло не так? Прежде всего то, что и при Су Чжи Мьянма осталась в сфере влияния Китая (что неудивительно, если посмотреть на карту, прочие экономические реалии и заодно на то, что сейчас творится с США и с европейцами).
И вот сегодня эта женщина — цитируем программно-инструктирующую статью «Нью-Йорк таймс» — это «самая сверкающая правозащитная икона, потерявшая блеск». Еще «ее обвиняют в расизме и в нежелании бороться за права всех жителей Мьянмы». Ну и в «растрате своего авторитета», в «любви к диктатуре», «жадности к власти». Это та самая технология демонизации, о которой речь шла выше. Незамысловатая, но уж какая есть.
Настоящие, хвалимые той же газетой правозащитники откололись от Национальной лиги за демократию и создали свою партию. Но, как честно признает издание, не получили ни одного места в парламенте. Все голоса ушли к Су Чжи.
Разговор не совсем о том, что демократия — не экспортный товар: это общее утверждение, а тут все конкретно. Речь о вроде бы чисто местной истории, которая тем не менее оказалась в самой сердцевине идеологических битв внутри западной цивилизации.
Главный пункт претензий — штат Ракхайн и народность, известная в мире как рохинджа. Если вы правозащитник, то обязаны думать, что все те же бирманские военные зверствуют в этом штате, вытесняя рохинджа в соседнюю Бангладеш, устраивают этнические чистки, насилуют женщин и далее по списку. Итог — гуманитарная катастрофа, поток беженцев в Бангладеш. Если вы хотя бы сутки проведете в самой Мьянме и поговорите там хоть с кем-то, вы узнаете, что бесконтрольный и давний захват земель бенгальцами из Бангладеш («это неправильно, они не бенгальцы, они местные», поправляет вас «Нью-Йорк таймс») — главная проблема страны.
Короче говоря, вы поймете, что перед вами — азиатское Косово. Рохинджа начали селиться на бирманских землях еще при британском колониализме, так что часть их и правда местная. Но дальше сформировалась особая национальная группа с собственной идеологией — захвата и вытеснения бирманцев. И, что важно, рохинджа — это мусульмане в буддийской стране, а религиозные конфликты стабильности не способствуют.
Есть такой тезис: главный враг мусульман — это Китай. Надо разорвать дружественные отношения Пекина с Ближним Востоком, Пакистаном, Афганистаном и некоторыми африканцами. Поэтому против Китая работает четкая идеологическая установка: он угнетает уйгуров в собственном Синьцзяне и способствует тому же в братской Мьянме («покрывает геноцид мусульман»). Если этой идеологии мешают, да хоть правозащитные иконы типа Су Чжи, тем хуже для икон.
Что же она конкретно делает, эта женщина? Например, приезжает (в прошлом году) в Международный суд в Гааге и говорит, что обвинения насчет военных погромов в Ракхайне строятся на непроверенных фактах, что в зверствах виноваты обе стороны, то есть не только военные, а и созданные рохинджа вооруженные террористические группировки.
Конечно, если бы она говорила по-другому, то — подобно ее «правильным» бывшим соратникам — не получила бы ни одного голоса. Но почему вдобавок не признать, что глава правительства знает, как выглядят факты?
Повторим, это Косово. Всегда можно найти среди беженцев ни в чем не повинную бабушку, несущую младенца, и поместить ее фото во всех изданиях: ее-то за что? Но при этом очевидно, что как раньше в Синьцзяне, как до того в Косово, так и сегодня в Ракхайне действуют международные террористические организации, которые очень даже (и во многом) виноваты. И еще они очень грамотно заняты пропагандой как внутри мусульманской общины по всему миру, так и среди западных правозащитников.
И вот здесь мы оставим Мьянму с ее проблемами (она разберется) и отметим одну важную особенность происходящего в мире. Это крепнущий альянс какой-то наиболее оголтелой части правозащитников с исламскими экстремистами, альянс, который все чаще ощущается в том числе на территориях Франции, США, других стран.
Здесь все сливается в один запутанный узел. Например, то, что надо повязать по рукам и ногам Китай и Россию и для этого есть Синьцзян и Сирия. Раз так, то ваш естественный союзник — очень неприятные персонажи, воюющие в Сирии и да, режущие там головы, но с кем не бывает. Или обаятельные уйгуры, и вот так появляются офисы связи экстремистов в каких угодно странах, от США до Нидерландов, и завязывают дружбу с самыми либеральными и правозащитными местными философами. Они вместе борются за освобождение рохинджа, уйгуров и кого угодно еще, а итог этой деятельности таков: если где-то во Франции, в Германии или Великобритании произошел очередной теракт уже против европейцев, то до сих пор не везде можно упоминать национальность и тем более религию преступника.
Европа в западне
По плечам ли Европе борьба с терроризмом? Серия грозных заявлений высших лиц и глав полицейских служб Евросоюза по горячим следам терактов нынешней осени пока не дала однозначного ответа на эту тему. Первоочередные цели вроде ясны, задачи поставлены. Но хватит ли этого?