Отличительные призраки

В прокат вышел фильм Хон Сан Су «Женщина, которая убежала». Михаил Трофименков не устоял перед обаянием самого французского из корейских режиссеров.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Лет тридцать назад, вырываясь на авансцену мирового кино, Южная Корея брала на испуг, на слабо. С тех пор от корейской кинореальности вечно ждешь подлянки: вот-вот реальность обрушится, из-под лиц-масок сверкнут окровавленные клыки. Хон, четверть века снимающий в год примерно по фильму, которые изящно перетекают друг в друга, кажется идеальным противоядием против этого стереотипа. Его сравнивают с японцем Ясудзиро Одзу, уравнявшим взгляд камеры с взглядами героев и зрителей. А еще с французом-католиком Эриком Ромером, изощренным философом флирта, апологетом случайности как закономерности бытия.

Ну правильно сравнивают. Название сулит драму, а то и трагедию разрыва с прошлым, прыжка в пустоту, но «убежала» — громко сказано. Гам Хи всего лишь позволила себе мобильный девичник в отсутствие мужа, с которым пять лет не расставалась ни на день. Всего лишь собственноручно подстриглась, обретя задорно-мальчишеский вид. Прикупив мяса и вина, завалилась к таким же милым подругам-интеллектуалкам Ен Сун и Су Ен: погрустить о былом, поболтать ни о чем. Да, не пренебрегла мазохистским удовольствием встречи с Ву Джин, подругой-разлучницей, так ведь когда та нашкодила — все уже быльем поросло, мириться пора.

Герои Хона всегда в состоянии условного бегства, даже если не улетают в Европу, не выходят за привычные пределы: недаром же они все люди творческие, с развитым воображением. Бегства, не лихорадочного, а завораживающего, как завораживают Гам Хи волны в фильме, который она в финале смотрит одна в пустом кинозале. Необременительного по большому счету бегства от себя любимых, ранимых, добрых.

С такой интонацией, как у Хона, не фильмы снимают, а рассказывают мужу после короткой разлуки, где была. Ой, знаешь, кого встретила! Представь, Су Ен работает хореографом, а еще переспала спьяну с 26-летним — ну ребенок же — поэтом, а тот теперь докапывается до нее с чувствами.

Все в окружающем мире прозрачно, проветрено, хрупко, но надежно: Хон не дробит визуальный ряд, работает с архитектоническими планами-эпизодами. Тревожиться некому и не о чем. Если не принимать всерьез мелочи жизни, скорее комичные, чем досадные. Но как принять всерьез того самого мальчишку-поэта, канючащего под дверью. Или соседа, явившегося к Ен Сун с настоятельной просьбой не прикармливать дворового кота. Дескать, его жена так боится этого разбойника и вора, что нос на улицу не кажет. Все равно победительная усмешка кота, с удовольствием позирующего Хону, не оставляет сомнений в том, за кем в этом споре будет последнее «мяу».

Но все же, все же. Свои пресловутые скрытые «клыки» реальность нет-нет да покажет. Пространство фильма и воздушно, и не то чтобы удушливо, не то чтобы отравлено дурманящим газом без цвета и запаха. Оно скорее готово в любой момент беспричинно пойти мелкими трещинками. Его может заесть, как заедает граммофонную пластинку. Именно это ощущение, напоминающее о фильмах Киры Муратовой, возникает, когда в третий раз кряду слышишь — слово в слово — рассказ Гам  Хи о том, как неразлучны они с мужем. Не сразу отдаешь себе отчет, что она не тронулась рассудком, а просто повторяет свою историю каждой подруге по очереди.

Чудится недоброе и в том, что редких на экране мужчин Хон упорно снимает со спины: пусть кто-то из них потом повернется лицом к камере, тревога не отпускает. И гендерные войны тут, безусловно, ни при чем: героини Хона ни с кем не воюют. Или вот: почему подруга предостерегает Гам Хи от подъема на третий этаж своего дома. Она что, Синяя Борода? И почему-то все ждешь, что опьяневшая Гам Хи прикорнет, и по комнате проскользнет привидение вроде белого призрака, мелькнувшего на мониторах видеонаблюдения.

Призрак окажется соседкой со странностями. На пресловутом третьем этаже, скорее всего, просто не прибрано: подруге неудобно перед аккуратисткой Гам Хи. Но именно из двусмысленных мелочей жизни складывается невыносимая легкость бытия. А вселенная Хона легка настолько, что даже тишайшее из привидений способно поколебать ее своим бесплотным топотом.