«Невероятная усталость и в то же время эмоциональный подъем»

Весной текущего года московская городская клиническая больница №52 стала одним из первых в России стационаров, полностью перепрофилированных под лечение больных с COVID-19. Уникальным опытом борьбы и спасения пациентов по прошествии уже более восьми месяцев пандемии коронавируса делится главный врач больницы Марьяна Лысенко.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— В чем вы видите особенность и уникальность опыта вашей больницы по прошествии более восьми месяцев с начала пандемии коронавируса?

— Изменение рутинных, хорошо отлаженных процессов никогда не проходит легко — с этим согласится любой руководитель. Самым сложным стал, конечно, первый этап. Надо было понять, как мы пережили это время, как ощущают себя сотрудники, насколько мы все сумели справиться с ситуацией на эмоциональном уровне. Мы запустили внутрибольничное исследование, чтобы получить информацию от всех: сотрудников, пациентов и их близких, а также волонтеров, работающих в больнице с начала пандемии и ставших полноценными участниками нашей команды. Я абсолютно убеждена, что обратная связь очень важна.

Даже по промежуточным результатам исследования видны значительные кадровые изменения. У каждого третьего сотрудника расширился или полностью изменился круг профессиональных обязанностей. Хирурги, гинекологи, офтальмологи, другие специалисты сейчас занимаются лечением больных с СOVID-19. Кому-то пришлось поменять подразделение. Значительно увеличилась нагрузка, изменились графики работы. Поменялась и структура управления. И я рада отметить, что все это не создало серьезных эмоциональных проблем в коллективе.

Особенность нашей больницы — сложные, коморбидные больные с патологиями, пересаженными органами и др. Это всегда вызов. Одним из вызовов стала пандемия COVID-19.

Накопленный в больнице опыт оказался очень полезен. Схожие поражения иммунной системы характерны для системных заболеваний, таргетные биологические препараты, с которыми наши ревматологи умеют работать, оказались эффективны. Агрессивный иммунный ответ, специфическая реакция системы крови, поражения микрососудистого русла — стало понятно, что со всем этим делать. В результате частью нашей работы стала трансляция полученного нами противоковидного опыта для врачей из всех регионов России.

Чтобы не оставить без помощи и наших профильных пациентов, была создана достаточно сложная система. Успешно показала себя телемедицина, были организованы горячие линии, по которым людей консультировали, в случае необходимости привлекая амбулаторных врачей. Если без очной консультации не обойтись — приглашали на прием.

— Как удается не перегореть, работая в таких условиях?

— Невероятная усталость и в то же время эмоциональный подъем и исследовательский интерес — это то, что мы ощущаем во время пандемии. Что перевесит? Было несколько гипотез относительно атмосферы в коллективе и эмоционального состояния сотрудников, и я рада, что подтвердились самые позитивные.

Анализировать, разбираться и находить решения в ситуации, когда нет готовых рецептов, очень интересно. С профессиональной точки зрения то, что происходит сейчас, во многом изменит представления о многих областях медицины. Это редкая возможность для творческого поиска: мы можем быстро принимать решения, внедрять схемы лечения, методики и тут же получать результаты.

Благодарность людей, которым удается помочь, создает безумную энергетику — она в медицине очень важна. Одна из методик определяет лояльность сотрудников через готовность рекомендовать свое место работы друзьям и знакомым с соответствующей квалификацией. Средняя оценка по 10-балльной шкале составила у нас почти 8 баллов — это вдохновляет.

Мы ожидали увидеть изменение эмоционального состояния людей в ходе развития пандемии, накопление усталости. Но оно оказалось достаточно стабильным и выше среднего.

В нашем исследовании мы просили сотрудников оценить материальные и нематериальные факторы, связанные с работой во время пандемии. Убеждена, что последние не менее важны, и мы просили сравнить их с тем, что было до пандемии. Так вот, по мнению наших сотрудников, показатели компетентности коллег и руководителей подразделений, эффективности работы и взаимоотношений в коллективе (приятно сказать, что они у нас высокие) даже выросли по сравнению с доковидными временами.

— Те, кто столкнулся с лечебным процессом в пандемию в регионах, говорят о том, что Москва лучше обеспечена ресурсами: материальными, человеческими, здесь лучше организована сама система оказания помощи.

— Хорошее финансирование, безусловно, важно, но далеко не все упирается в финансы. Например, оснащение реанимаций требует денег, а эффективные решения в управлении и организации работ — нет. Они больше зависят от желания думать и что-то менять. И, как это ни странно прозвучит, та бедность, в которой мы когда-то жили, оказалась одной из причин того, что сейчас российская медицина показывает себя на голову выше остальных. Интеллект наших медиков при недостатке в прошлом материально-технической базы и отсутствии тех средств, которые были у западных коллег, заставлял все время находиться в поиске. То, что мы придумывали, сейчас используется во всем мире.

Клиническое мышление, которое позволяет врачу поставить правильный диагноз даже без исследований, только на основе осмотра и беседы с человеком, всегда развивалось в России лучше. И это дает нам возможность находить решения сейчас, когда готовых рецептов просто нет.

Искать их надо всегда, даже если под рукой нет кислородной койки и чего-то еще. В медицине много решений, которые нигде не прописаны, без свободы выбора и творческого подхода наша профессия была бы в принципе невозможна. Множество людей и в России, и за рубежом были спасены только потому, что врачи начали применять препараты офф лейбл (не по прямому названию, не по инструкции). А где-то это было нельзя, и там не спасли.

Развитие медицинской науки требует значительных средств. Но опыт многих стран показывает, что прямой корреляции между растущими вливаниями в здравоохранение и качеством оказания медицинской помощи нет. Мы видим, что сейчас происходит в США, стране, где затраты не медицину одни из самых высоких в мире. Лучше получить помощь, пусть не в самой совершенной больнице, чем умереть рядом с самой лучшей, не имея страховки.

К тому же Москва очень активно делится своими наработками — как медицинскими, так и организационными. В еженедельных вебинарах по практическим алгоритмам лечения СOVID-19, которые проводят наши врачи, приняли участие более 10 тыс. специалистов из разных регионов России.

— С начала пандемии у вас был опыт работы в регионах. В частности, в Забайкальском крае. Расскажите, пожалуйста, об этом опыте, ваших впечатлениях, региональных коллегах.

— Обмен опытом и помощь в медицинском сообществе — распространенная и важная практика. К нам в больницу приезжали врачи, которые работали и в китайском Ухане.

В России многие регионы столкнулись с пандемией тогда, когда мы уже накопили достаточно большой опыт — как клинический, так и организационный. В июне сотрудники ГКБ №52 отправилась в Забайкалье, работали в Чите и в поселке Борзя. Проблемы часто кроются в мелочах — мы через это прошли и помогали коллегам организовать логистику и сортировку пациентов. Кстати, возвращаясь к вышесказанному, медицинскую сортировку (триаж), позволяющую распределить больных по степени тяжести и в первую очередь оказывать помощь тем, кто больше в ней нуждается, придумали вовсе не американцы и французы, как часто думают, а Пирогов.

У нас остались самые теплые воспоминания о забайкальских коллегах, и мы продолжаем сотрудничество. Это великолепные люди, преданные своей профессии, они несут традиции и идеологию, которые всегда были свойственны русским земским врачам. И живут совсем в другом мире, чем привыкли мы, в больших городах с множеством современных клиник. До населенных пунктов, к пациентам иногда можно добраться только санитарной авиацией. И они тоже все время ищут и находят решения. Мозги и желание могут много чего переломить, позволяют много что сделать даже в ситуации нехватки ресурсов.

— Вы говорили про важность биопсихосоциальной модели в медицине, о том, что пациент должен находиться в центре лечебного процесса. Возможно ли этого достичь в масштабах всей отечественной системы здравоохранения? При каких условиях?

— Пандемия высветила глобальные проблемы здравоохранения как системы, и это касается всех стран. Возможно, благодаря несчастью они будут хотя бы отчасти решены.

Пациентоориентированность — то, к чему нас приводит сама жизнь. Может быть, помогает специфика наших сложных пациентов. Успех лечения здесь невозможен без эффективного взаимодействия с больным человеком, с его родственниками. Лечение — это тяжелый труд, и самый тяжелый — для пациента, это важно понимать.

Если нет взаимодействия и обратной связи, самые правильные идеи могут быть плохо воплощены. Я всем рекомендовала бы привлекать волонтеров — благодаря людям, которые пришли в нашу систему со стороны, которые видят в больном прежде всего человека, мы можем лучше увидеть себя и свои проблемы и уже многое начинаем менять.

Думаю, что мы на пути к доверию, открытости, взаимодействию, хотя он может быть и небыстрым. Но стереотипы живут долго. Сейчас медицинские учреждения открыты, открыты для посещений реанимации. Но не в режиме инфекционного госпиталя — и мы осознаем, какие неудобства это создает людям. Волонтеры многие проблемы достаточно успешно решают, помогая осуществлять столь важную и для больных, и для их близких коммуникативную функцию. Это особенно важно для тяжелых пациентов, тех, кто находится в реанимациях, пожилых людей. В обычных отделениях проще — у них есть мобильная связь. Мы организовали горячую линию, по которой (пусть иногда и не с первого раза, за что мы просим нас простить) всегда можно дозвониться и узнать о состоянии человека. В определенные часы можно поговорить с врачами. Все это потребовало принятия организационных решений, потому что в обычном режиме все осуществляется гораздо проще. Я очень довольна тем, что предварительные результаты исследования показали: ни у пациентов, ни у родственников нет серьезных проблем с коммуникацией... Сейчас мы рассматриваем вопрос, чтобы родственники, желающие ухаживать за своими близкими в тяжелом состоянии, при условии соблюдения всех мер безопасности могли иметь такую возможность.

Впрочем, речь идет о системной проблеме, которую унаследовало наше здравоохранение. Занятые чисто медицинскими вопросами, мы зачастую забываем о человеческих проблемах наших пациентов, а смена мышления — процесс небыстрый. Волонтеры нас этому учат, и именно поэтому мы хотим, чтобы волонтерская служба в ГКБ №52 функционировала на постоянной основе. Когда исследование будет завершено, мы опишем этот опыт, аспекты, которые принципиально важны для организации эффективной волонтерской службы. Это требует усилий со стороны лечебного учреждения и того самого желания что-то менять, о котором я уже говорила. Но дело того стоит.

Записали Анна Пореченская, Владислав Дорофеев