Бельгиец Йерун Вербрюгген на фестивале Dance Open гость не частый, но очень любимый: с тех пор как шесть лет назад он ушел из Балета Монте-Карло и стал вольным хореографом, Йерун с завидной регулярностью выпускает очень яркие постановки, показать которые — честь для любой сцены. На нынешний фестиваль Вербрюгген привозит Dancehall, «Танцпол» — его первый опыт работы с русской труппой. Этот спектакль зрители увидят 14 декабря в театре "Балтийский дом".
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин
— Каким по счету спектаклем у вас как хореографа стал Dancehall?
— Ох, это сложно. На деле важней то, что это был первый раз, когда я как хореограф выехал за пределы Европы, и сразу — в Россию. Для меня было принципиально найти тему для постановки, которая соответствовала бы мне. А кроме того, это был юбилейный год для театра «Балет Москва». Поэтому темой стало торжество танца — в самых разных проявлениях.
— Судя по вашему сайту, у вас 35 постановок, из них минимум половина — в качестве хореографа. Это очень быстрый темп. Вы куда-то торопитесь?
— Мы живем сегодняшним днем, и это очень быстрый мир. Нет, я не тороплюсь. Просто люблю творить. С тех пор как я перестал танцевать, все, что я делаю,— занимаюсь творчеством. Мне повезло: выпадает много шансов делать это, я берусь за любую возможность. Стараюсь останавливаться в перерывах, так как слишком много творчества — это тоже сложно. Но я не тороплюсь.
— Какие из постановок вам запомнились больше других?
— Они все запоминающиеся по-своему, потому что каждая из них — это опыт. Когда ты танцуешь спектакль, учишься чему-то новому. Я думал, когда стану хореографом, что-то изменится, я буду применять прежний опыт. Но нет, я по-прежнему учусь. Все говорят, что мои спектакли очень визуальные, и это то, что находит отклик у зрителей. При этом все постановки запоминающиеся. Разница, пожалуй, в том, что с некоторыми труппами мне удалось наладить более тесную связь, создать диалог с танцовщиками, с некоторыми — менее тесную. Но каждая постановка — в моей памяти.
— Два года назад вы сказали, что очень боитесь смерти. Почему?
— Я не знаю. Я работаю над этим. Давайте лучше выражу это так: я люблю жить. Может быть, это ответ.
— Что-то изменилось в отношении к жизни и смерти с приходом коронавируса?
— Для меня не особенно что-то изменилось. У меня продолжается работа, мы только что закончили еще одну постановку. Премьеры пока не было, но производство уже позади. Мне очень повезло, что прямо сейчас я могу работать, поэтому я наслаждаюсь каждым днем. Впрочем, как и всегда. Наверное, это главный урок, который нам преподнес коронавирус: нужно больше любить жизнь и радоваться каждому дню.
— Где и как вы провели локаут?
— Дома. Это было прекрасно, потому что я почти никогда не бываю дома. Было очень приятно находиться там с двумя кошками, просто расслабляться, работать над будущими проектами. Я вдохновлялся. Выращивал деревья авокадо. Ничего не делал. Это первый раз за шесть лет, когда я так долго пробыл дома. Мне действительно понравилось.
— Вы довольно давно переехали из Бельгии в Ниццу. Живете там с кошками-сфинксами — это ваша семья?
— Моя семья, конечно же, живет в Бельгии, а близкие друзья — по всему миру. Но из моих соцсетей понятно, что кошки — связь с реальностью. Они дают мне почву под ногами, возвращают меня на землю. Если бы их не было, я не так прочно держался бы.
— Лейтмотив спектакля Dancehall — это выражение «Dancing stars are never alone at nights». Кто это сказал? Как вы считаете, оно справедливо?
— Это строчка из песни шведского композитора Стефана Левина, который делал музыку для Dancehall. В основе ее — поп-композиция из альбома Nickelback, в песне идет речь о том, что мы все умираем вместе.
Танцы чем-то похожи на смерть. Это то, что может делать каждый в мире, независимо от того, хорош он в этом или плох. Мы танцуем в одиночестве и умираем тоже в одиночестве, но это происходит со всеми, и поэтому некоторым образом мы делаем это вместе. «Dancing stars are never alone at nights»,— главный месседж всей этой постановки. Если вы замените «танец» на «смерть», это будет справедливо.
— Это ваш первый опыт работы с российскими танцовщиками?
— Это было в первый раз, и это было удивительно, я так чудесно провел время! Со многими людьми я до сих пор общаюсь. Иногда это трудно из-за языкового барьера, но мы следим друг за другом в социальных сетях, мы на связи. В то же время это был прыжок в неизвестность: совершенно другая культура, другая страна. Вначале было немного страшно, потому что балет заложен в ваших генах. Но вне зависимости от того, классика это или современность, в конечном итоге это танец.
— Премьера Dancehall прошла в июне 2019 года. Вы приезжали после нее в Россию?
— Я был в общей сложности восемь недель или немного меньше. Успел застать четыре недели зимы и четыре — лета и увидеть эту экстремальную разницу между сезонами в Москве. Немного боялся, прежде чем впервые приехать в Россию, но это оказался потрясающий опыт. Танцовщики показывали мне Москву такой, как ее видят они: мы ездили в метро, гуляли, ходили в рестораны, просто смотрели на снег. Этот опыт был прекрасным, может быть, еще потому, что у меня не было никаких ожиданий.
Я участвовал в Dance Open в 2018 году, когда мы с Балетом Женевы привозили «Щелкунчика». Было очень приятно увидеть одну из моих работ на гастролях в России. Сейчас я бы с удовольствием приехал еще раз, люблю путешествовать. Но, к сожалению, в данный момент это невозможно.
— Как вы считаете, у современного и классического танца есть национальные черты?
— Ну в каждой стране разные стили. В России это школа Вагановой, и меня учили в этой стилистике, хотя и не очень строго. Есть разные влияния на танец. Некоторые страны больше сосредоточиваются на определенном стиле, хотя сейчас, в 2020 году, все очень и очень перемешано. Лучшие танцовщики сейчас поливалентны. Принцип моей хореографии — стараться не зацикливаться на одном стиле. Это смесь разных ингредиентов из разных культур.
— Уже шесть лет вы только хореограф. Не жалеете о том, что ушли из танцовщиков?
— Нет. Работа танцовщика — это очень большая физическая нагрузка. Я не скучаю по этому. Когда я танцевал, меня очень интересовал творческий процесс, взаимодействие с хореографом. Мне было важно не столько быть на сцене, сколько находиться в студии и вести этот волшебный диалог. Сейчас то же самое, я хореограф и веду диалог с танцовщиками. Мне это нравится. Я не жалею.
— Вы говорили, что стать хореографом для вас было вызовом, приключением. Вы азартны?
— Сейчас я нахожусь в новом городе, занимаюсь постановкой, и так происходит все последние шесть лет. До сих пор это для меня приключение. Я люблю фриланс. Он заставляет постоянно проявлять себя, показывать, на что ты способен. Это хорошо, это вызов. Каждый раз новые танцевальные труппы. Они не знают тебя, и приходится всё начинать с нуля. Конечно, это приключение. И финал у него должен быть неожиданным — таким, чтобы самому удивиться. А иначе начнешь повторяться.
— Вы работаете сейчас в Badisches Staatstheater Karlsruhe — верно? Надолго ли у вас контракт?
— Он только что закончился, в прошлую субботу. Я работал там семь недель, ставил «Жар-птицу». Была генеральная репетиция, но премьеры пока не было: нам не разрешили. Надеюсь, она состоится в январе.
— Вы не хотели бы задержаться где-то подольше, занять какой-то постоянный пост?
— Раньше почти в любой труппе был штатный хореограф. Но сейчас такой должности больше нет, все делают приглашенные. Я бы хотел, чтобы это старомодная должность оставалась. Я мог бы быть режиссером, это то, что мне нравится. Конечно, я люблю фриланс, мне нравится творить, но не хотелось бы еще лет через десять снова обнаружить себя фрилансером.
— При этом раньше вы говорили, что наиболее предпочтительна в качестве штатного хореографа для вас как раз Германия, потому что в стране много танцевальных трупп. Ничего не изменилось?
— Это не вопрос выбора. Германия — это страна, которая продолжает приглашать меня, здесь много возможностей. И, кажется, она осталась единственной страной в Европе, которая в условиях коронавируса выделяет средства на культуру. Остальные страны артистам не помогают. В настоящий момент Германия — самый безопасный вариант.
— Знаете, над чем будете работать через месяц, два, полгода?
— Да. Прямо сейчас я нахожусь в Маннгейме. До конца апреля занимаюсь постановкой «Амура и Психеи». Одновременно работаю с Балетом Базеля. И в мае 2021 года мой Massacre, который я ставил в Балете Монте-Карло, будет показан в Женеве.
— В ваших постановках обычно много fashion, много непривычных для балета инструментов. Вам важно, чтобы картинка была яркая и привлекала внимание?
— Мне важна визуальная сторона, да. Иногда я говорю, что сделаю что-то минимальное или абстрактное, но я просто не минималист или не мыслю абстрактно, так что этого никогда не случится. Я даже не знаю, как мода попала в мои работы, я не жертва моды, но, так или иначе, это произошло. Теперь, оглядываясь назад, понимаю, что я открыл двери для сценического костюма, для самых разных образов. И очень этим горжусь.
— Есть ли у вас любимые модельеры? Многим известно ваше сотрудничество с Чарли Ле Минду, который создает наряды для Леди Гаги.
— Моим любимым модельером был Александр Маккуин, но он больше не с нами. К работе над «Щелкунчиком» я привлек парижских дизайнеров под брендом On aura tout vu. Пол Сертич делает костюмы для Базеля. Костюмеры, модельеры, дизайнеры по свету, с которыми я работаю, могут трудиться в разных областях. Например, Кьяра Стефенсон часто делает сценографию для рок-концертов, и в театр она тоже привносит рок. Мне кажется, публике это должно нравиться — то, что не все, кто шьют костюмы для постановки, являются строго театральными дизайнерами. Что они привносят в театр разные миры.
— Не все догадаются, что ваш сайт пишется именно так — www.v3rbrugg3n.com. То же касается и названия спектаклей. Почему вы комбинируете буквы с цифрами?
— Во-первых, домен verbruggen был занят. Кроме того, мне нравится цифра 3. Я люблю нумерологию, мне это интересно. V3rbrugg3n не специальный выбор, так просто получилось. Но да, я люблю цифры.
— Какие еще важны для вас?
— Ноль. В последнее время он привлекает мое внимание. Я думаю, 0 — одно из самых важных чисел: это круг, константа, символ обновления и перерождения. Не то чтобы он мне нравился, но в этом что-то есть.
— У вас есть еще какие-то хобби, кроме нумерологии?
— Если честно, у меня часто бывает бессонница. И мне это даже нравится. Я фрилансер, мне не нужно вставать к определенному времени, можно позволить себе не спать. Я вдохновляюсь ночью, могу исследовать так много разных вещей! Я сёрфлю, люблю узнавать новое, слушаю музыку, ищу новую музыку. Бессонные ночные поиски информации — вот мое хобби.
— Вам было бы еще интересно поработать с русскими труппами? И если да, насколько важен престиж? Только Мариинский и Большой — или вы рассматриваете и менее крупные площадки?
— Забавный вопрос. Нет, дело не в престиже. Когда я начал заниматься хореографией, я не знал, где буду работать. То, что я делаю, не является чистой классикой. Я не ищу работу — мне ее предлагают. Могу пойти в большую национальную компанию в Европе, а могу — в маленькую контемпорари-труппу. Это разные миры, но оба мне нравятся. Я с удовольствием отправлюсь в очередное «русское» приключение, и дело совсем не в престиже. Конечно, я бы не отказался, если бы меня пригласил Большой театр или Мариинский. Но думаю, что это также и огромный вызов: все глаза смотрят на тебя.
— Сколько стоят ваши услуги как хореографа?
— В каждой компании по-разному. К примеру, там, где я сейчас работаю — это история не про большие гонорары. Но для меня также важно, сколько средств вкладывается в производство. Если мне платят меньше, чем обычно, но вкладываются в проект, я могу согласиться. Есть хореографы, которые получают одну и ту же сумму вне зависимости от того, что они делают. Конечно, мне нужно жить на эти деньги, но это не главная причина, по которой я выбираю тот или иной проект. Главное — творчество.