Перспективы новой глобализации

Что будет с глобальной экономической системой после Трампа

Джо Байден намерен отменить некоторые инициативы Трампа после вступления на пост президента СШA. Пока это касается возвращения к Парижскому соглашению по климату и отмены выхода Соединенных Штатов из Всемирной организации здравоохранения. Но по вопросам изменения политики по отношению к Китаю и по вопросам торговых тарифов определенности пока нет, хотя логика борьбы с пандемией COVID-19 и логика скорейшего выхода мировой экономики из рецессии предполагает восстановление международного сотрудничества и геоэкономического взаимодействия крупнейших держав, как это было на пике глобализации.

Фото: EPA/Vostock Photo

Фото: EPA/Vostock Photo

Все лучшие умы направлялись только на удешевление производства, на умножение вещей — людей заставляли гоняться за вещами и умирать от духовного голода еще раньше физической смерти.

В результате получалось множество неудобств и от непродуманного строительства, и от небрежной технологии, и от неквалифицированной работы.

Иван Ефремов, «Час быка», 1968 г.

Bloomberg Economics рассматривает сейчас три сценария будущего: оптимистичный, когда глобальное взаимодействие США и других крупных экономик продолжит укрепляться; сценарий остановки, когда глобализация остается в режиме ожидания, и пессимистичный — когда глобальные связи раскалываются до уровня, предшествовавшего вступлению Китая во Всемирную торговую организацию в 2001 году. Для глобального дохода разница между лучшими и худшими результатами огромна. К 2050 году ежегодный мировой ВВП при разваливающемся сценарии будет на $31 трлн меньше, чем в оптимистичном случае.

Гендиректор «Спутник — Управление капиталом» Александр Лосев

Глобализация — это многолетний процесс трансформации и интеграции национальных экономик и политических отношений между странами в единую геоэкономическую систему со своими правилами и с общим финансовым, торговым и информационным пространством. Такое состояние мира может поддерживаться либо безусловным мировым гегемоном, каким стали Соединенные Штаты после падения Советского Союза, либо крупными государствами, получающими высокие доходы от участия в глобальном распределении ресурсов, производства, торговли и прибыли, если они, конечно, не бросают вызов сложившейся системе.

Но любая трансформация системы из-за кризисов, конфликтов, конкуренции держав и проч. или из-за внутренних причин ведет к серьезным изменениям в геополитике и экономике. В периоды экономических кризисов резко сокращаются мировое производство и международная торговля, падают потоки капиталов и товарооборот, что резко снижает уровень глобализации. Именно это мы наблюдали в коронавирусном 2020 году, когда глобализация мультиплицировала негативные эффекты пандемии, а мировой охват товарно-производственных цепочек и взаимосвязанность рынков усилили масштаб проблем большинства стран и неожиданно ввергли в рецессию всю мировую экономику.

Первый сигнал о том, что глобализация уязвима, прозвучал еще в 2008 году. Поскольку мировая финансовая система была выстроена на гегемонии доллара как основной валюты расчетов и резервов и доминировании американских глобальных институтов, таких как МВФ, Всемирный банк, Валютный стабилизационный фонд и ФРС (как эмиссионный центр главной валюты), все финансовые и товарные рынки попали в зависимость от изменений в монетарной политики ФРС и от состояния американской экономики. Кризис 2008 года, начавшийся в США, и его дальнейшие последствия обошлись мировой экономике в $22 трлн. На преодоление кризиса и его последствий (европейский долговой кризис, рецессии в ряде стран, «арабская весна» и пр.) потребовалось десять лет монетарного стимулирования, хотя некоторые последствия 2008 года не преодолены до сих пор. Темпы экономического роста в развитых странах по-прежнему ниже докризисных показателей, а трансграничные потоки капитала годами находятся в диапазоне 5–7% мирового ВВП, хотя в 2007 году достигали 21% (исторический максимум).

Именно тогда крупнейшие экономики стали задумываться о целесообразности подчинения своих национальных интересов глобальной системе, а процесс деглобализации, частью которого стали торговые и валютные войны (конкурентные девальвации) и протекционизм, был запущен в 2008 году, то есть задолго до прихода Трампа в Белый дом.

Известный американский политолог и социолог Иммануил Валлерштайн писал: «Периоду до 2025–2050 годов, вероятнее всего, не будет хватать мира, не будет хватать стабильности, не будет хватать легитимности. Отчасти так будет из-за упадка США как державы-гегемона мировой системы. Но в еще большей мере это будет так из-за кризиса мировой системы как таковой».

Вместе с тем глобализация существенно повысила экономический вес Азии, где были дешевые трудовые ресурсы и куда из Европы и США выводились обрабатывающая промышленность и экологически небезопасные производства. Китайский экспорт быстро вытеснил сотни тысяч предприятий и миллионы рабочих мест в странах Запада. Колоссальные объемы международной торговли и огромные накопленные резервы обеспечили азиатские страны (особенно Китай) собственными инвестиционными ресурсами и позволяют им в определенной степени игнорировать правила, установленные глобальными институтами, что также меняет мировой порядок.

Китай из «всемирной фабрики» превращается в претендента на лидерство в глобальной экономической системе и таким образом бросает вызов Соединенным Штатам, которые в предыдущие десятилетия слишком увлекались неолиберализмом и постоянным вмешательством во внутренние дела других государств, двойными стандартами внешней политики и продвижением интересов своих финансовых кругов и корпораций сектора высоких технологий.

Что дальше?

Рецессия 2020 года и пандемия, вызвавшая разрыв глобальных торговых и производственных цепочек, закрытие границ и появление отдельных зон, формируют жесткую развилку ближайшего будущего: либо произойдет восстановление глобализации, либо будут усиливаться эгоизм крупных держав и регионализация, что приведет к наступлению хаоса в международных отношениях и торговле, а также увеличит риски новых конфликтов и войн за ресурсы и передел мира претендентами на региональное лидерство (прекрасный пример — Турция) или на мировую гегемонию (Китай).

Вне зависимости от того, как в итоге завершится процесс перехода власти от одной администрации США к другой, каков будет расклад сил в Сенате и в Конгрессе, для Америки уже стоит на повестке дня вопрос восстановления глобализации после очевидного кризиса глобального порядка, вызванного пандемией коронавируса и торговыми войнами, а для Китая и стран G7, потративших колоссальные средства на выход из коронакризиса, ренессанс глобализации — это насущная необходимость текущего момента времени.

Судя по партийным документам и докладам американских аналитических центров, новый этап глобализации либо начнется сборкой союзников для жесткого противостояния Запада с Китаем и с Россией, которые обозначены в Стратегии национальной безопасности США как противники, либо, напротив, с улучшения отношений между США с Китаем и с перезапуском трансатлантического сотрудничества.

Но политической воли Вашингтона или Пекина, бизнес-интересов корпораций и желания ряда стран вернуться на геоэкономический курс эпохи Обамы явно недостаточно, чтобы в третьем десятилетии XXI века перезапустить процессы трех предыдущих десятилетий.

Необходимо ответить на вопрос, возможно ли вообще возобновить глобализацию и повернуть время вспять, если текущая модель мировой экономики подошла к пределу своих возможностей и мир стоит на пороге системного кризиса и затяжной депрессии, а пандемия лишь обнажила некоторые проблемы. И если по ряду причин окажется, что это сделать невозможно, то как тогда должна выглядеть новая модель мировой экономики и кто возьмет на себя роль лидеров и дирижеров: крупные державы, транснациональные корпорации или социально-политические движения?

Проблемы глобализированной экономики

«Беспорядок рождается из порядка, трусость рождается из храбрости, слабость рождается из силы»,— написал Сунь Цзы в «Искусстве войны». На протяжении последнего десятилетия мировая экономика показывает слабый и нестабильный рост, повсеместное сокращение инвестиционной активности и резкое накопление долгов во всех сегментах. Длящийся в развитых странах более десяти лет цикл низкого роста, низких ставок, низкой инфляции постепенно превращается в постоянную стагнацию. Постоянные дефициты бюджетов правительств и высокий уровень государственного долга в большинстве стран ограничивают инфраструктурные проекты и программы поддержки секторов экономики и занятости.

Глобализация увеличила долю капитала в общем доходе также за счет более неравномерного распределения богатства и одновременно усилила неравенство в доходах от труда, изменив соотношение квалифицированной и неквалифицированной рабочей силы из-за переноса производства в конкурирующие между собой развивающиеся страны. Цифровизация прекрасно поддерживает торговлю, финансы и сектор услуг, но ее влияние на производственную сферу, особенно в развивающихся странах, по-прежнему ограниченно.

Сокращение потребительского спроса, вызванного общемировым ростом неравенства в постиндустриальную эпоху, создает предпосылки для беспрецедентного кризиса перепроизводства уже в обозримом будущем.

Основным источником поддержки текущего уровня производства и торговли является масштабное кредитование, благо процентные ставки сейчас крайне низкие и даже отрицательные, как, например, в странах Европы или в Японии. Но когда потребительские рынки постиндустриальных государств поддерживаются бесконечными кредитами, это лишь усиливает дисбалансы текущего счета и отрицательное сальдо в торговле, а в итоге добавляет поводов для протекционизма и торговых войн.

Поддерживаемое глобализацией свободное движение капитала оказывает ограниченное влияние на темпы роста, но также увеличивает дисбалансы в мировой экономике.

Монетарное стимулирование, осуществляемое центральными банками, «разогревает» финансовые рынки, увеличивая стоимость биржевых активов и поддерживая дефляционные процессы в реальных секторах экономики, куда средства почти не доходят. Так, по данным Конгресса США, 85% средств из $4,5 трлн, выделенных ФРС в рамках программ количественного смягчения в 2008–2015 годах, так и остались в банковской системе.

Одновременно в мире происходит беспрецедентное накопление долгов. Мировой долг растет намного быстрее, чем объем производства в глобальной экономике. Гражданам долг заменяет снижающиеся доходы, а компании используют долговое финансирование для выкупа акций, слияний и поглощений гораздо охотнее, чем на расширение производства. По итогам 2019 года общий долг достиг отметки 320% мирового ВВП. Учитывая триллионные программы по выходу из мировой рецессии и новые долги правительств, корпораций и граждан в ковидный 2020 год, совокупный долг обновит все предыдущие рекорды.

Всемирный банк в самом начале 2020 года еще до пандемии предупредил о связи финансовых кризисов с накоплением долга. За последние 50 лет мировая экономика пережила четыре волны роста долга. Первые три волны уже закончились серьезными кризисами. Последняя волна накопления долга началась в 2010 году и уже стала самой быстрорастущей и самой крупной. И это в обозримом будущем не сулит мировой экономике ничего хорошего. Она серьезно больна. Глобализация создала системные уязвимости и опасные риски для государств и граждан.

Внимание, вопрос! Администрация Джо Байдена, Китай и G7 или даже G20 хотят продолжать именно такую глобализацию? Или материализуется идея «здесь уже ничего не исправить. Господь, жги!»? Третье десятилетие XXI века может стать десятилетием хаоса, но по его окончании сформируется новый мир.

Условия для формирования новой системы

Чтобы преодолеть кризис глобализации, ведущим экономическим державам необходимо договориться о взаимодействии и разделить проблемы на те, которые можно решить, и те, которые решить нельзя (проблемы неравенства и долгов), но которыми можно управлять. Если это получится, то последствия будущего кризиса удастся смягчить. И напротив, если холодные и горячие войны за доминирование, ресурсы и рынки станут реальностью, то мир не ждет ничего хорошего.

Перед человечеством стоит задача создать новую глобальную систему, которая снизит политические, экономические, климатические и ресурсные риски и представит новую общественную идеологию, основанную на рациональном использовании ресурсов, социальной справедливости и нравственности в общественных отношениях.

Чтобы создать принципиально новую экономику и преодолеть дисбалансы нынешней системы, необходим очередной виток научно-технической революции — появление нового технологического уклада. Но на этом пути находится ряд препятствий.

Открытый человечеством объем фундаментальных знаний достиг своего предела. Для дальнейшего прорыва в физике, математике, биологии и проч. требуются огромные средства на новые исследования и проверку гипотез, а самое главное — длительное время (возможно два-три поколения ученых), но экономические реалии требуют прибыли «здесь и сейчас». Научные исследования подчинены требованиям быстрой окупаемости, а наукометрика (публикации в Scopus, Web of Science, цитирование, индекс Хирша и пр.) ограничивает научную деятельность.

Глобализированный мир пытается совершить технологическую революцию, не создав научную основу для этого, а лишь пытаясь коммерциализировать и социализировать научно-технические достижения прошлых десятилетий. Нобелевские премии сейчас присуждают в основном за открытия, сделанные во второй половине ХХ века, и тем, кто дожил до номинации (премия Новоселова и Гейма за графен — редкое исключение).

Людям пытаются внушить, что им не нужны вещи (собственность на вещи), а нужны лишь функции этих вещей. Зачем иметь машину, если сеть Uber или зачем иметь дом, если можно взять его в аренду? Это похоже на новое переосмысление идеи Эриха Фромма «Haben oder Sein».

Для выявления потребности людей в этих функциях вещей и для продвижения и навязывания товаров и услуг получают коммерческое развитие «цифровизация» и Big Data. Классическая формула «деньги—товар—деньги штрих» упрощается до вида «деньги—деньги штрих».

Поскольку глобальное неравенство постоянно расширяется, начинают доминировать социальные и коммерческие технологии, а глобальные корпорации начинают повсеместно навязывать новую мифологию, уводя человечество от пути прогресса и превращая большинство населения Земли в люмпен-обитателей мирового колхоза под названием sharing economy (экономика совместного потребления, или шеринговая экономика).

Для подкрепления тезиса о вреде промпроизводства придуман термин «глобальное потепление из-за выбросов СО2», хотя колебания климата на планете во многом зависят от солнечной активности (циклы Миланковича).

В качестве эрзац-идей используются несколько распиаренных технологий: зеленая энергетика, цифровизация и блокчейн, электромобили, а до этого были доткомы, биотопливо и нанотехнологии.

Стратегические проекты будущего — это термоядерная энергетика и искусственный интеллект, они необходимы для создания нового технологического уклада. Без доступной, чистой и дешевой энергии (зеленая энергетика — это дорогое удовольствие и не совсем экологическое) обеспечить растущие потребности человечества невозможно. Нужны ядерные и термоядерные технологии.

Наиболее перспективной технологией в информационной сфере является искусственный интеллект (ИИ), правда, пока он не создан, потому что ИИ — это машинная система, способная решать творческие задачи наподобие человеческого мозга, получать и использовать объективные знания и опыт. Такую систему еще только предстоит создать и, по всей видимости, на принципиально иной элементной базе, и на это потребуются десятилетия работы сотен тысяч ученых, инженеров, лабораторий и институтов. Но даже то, что уже сделано в этой области, меняет экономику и поддерживает научные исследования, помогая выявлять скрытые закономерности и объединять междисциплинарные знания.

Перспективы

Кризисы и войны ускоряют ход истории. Процессы, которые в обычных условиях длятся десятилетиями, могут произойти за пару лет. Пандемия и текущий кризис глобализации не исключение. Очевидно, что пора переходить к более рациональному миру и реформировать глобальную структуру собственности, способы производства, политику и социальную сферу. Необходимо сокращать структурные риски и отказываться от политики санкций. Но асимметрия мирового разделения труда и прибыли, финансовых и информационных потоков, контроль над ключевыми узлами, использование права как оружия для разрушения экономики конкурентов — все это играет пока против перспектив создания новой, более справедливой глобальной системы.

Технологическое соперничество крупных держав, в первую очередь США и Китая, также вызовет ряд проблем, но, возможно, принесет определенную пользу, как когда-то в ХХ веке конкуренция философских, культурных и научных идей капиталистической и социалистической систем стимулировала глобальный научно-технический прогресс и социально-экономическое развитие.

Сейчас перед международным сообществом стоит дихотомия — сотрудничество ради общего блага или всеобщий хаос. Проблема в том, что у хаоса пока больше предпосылок.

Влияние США в мире снижается, а Китая — растет. Санкции стали инструментом конкурентной борьбы и применяются как к противникам, так и к союзникам. Если Америка не сможет предложить идею новой экономической интеграции и будет полагаться на инструменты принуждения, а со временем делать ставку и на военные конфликты, то новую систему мир создаст не скоро.

Также вызывает тревогу тот факт, что демократы в США для прихода к власти использовали элементы управляемого хаоса (движение BLM, погромы магазинов, захваты городов), разрушение человеческого достоинства (коленопреклонение и целование ботинок) и национального сознания, а также страх перед коронавирусом. Тревогу также вызывает тот факт, что цифровая составляющая экономики благодаря в том числе карантинным ограничениям увеличивает свой вес и важность в экономике глобальной и в экономике отдельных семей. И власть, которую после пандемии начинают приобретать гиганты сферы высоких технологий, их финансы и ресурсы могут превзойти влияние и значимость и финансовых элит, и ведущих политических партий и начать соперничать с государствами.

Перспективы не самые приятные. Видимо, придется пройти через кризисы и хаос. Выживут те страны, которые смогут сохранить субъектность и способность быть игроками, а не шахматными фигурами в новой глобальной игре государственных и негосударственных авторов, финансового капитала и интернет-платформ и социальных сетей. Деглобализация — это объективная реальность, а новая глобальная система, возможно, появится только через одно или два десятилетия.

Александр Лосев, гендиректор «Спутник — Управление капиталом»

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...