«Без структурных изменений российских семян не прибудет»

В новой Доктрине продовольственной безопасности России на ближайшие 10 лет, которую президент Владимир Путин утвердил в январе 2020 года, минимальная доля высеваемых в России отечественных семян основных сельхозкультур установлена в 75%. Иван Савченко — руководитель ведущего в Воронежской области семеноводческого хозяйства ЗАО «Агрофирма Павловская нива», (структура ГК «Апротек») входящего в Национальный союз селекционеров, доказывает, что при существующем системном застое в отрасли селекции достичь этого показателя будет невозможно. Он предлагает кардинальные меры.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 11

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев

«Тришкин кафтан» селекции

— Иван Тихонович, почему, несмотря на принятую государственную программу по поддержке селекции и семеноводства, зависимость по семенам от зарубежных поставок продолжает расти?

— Да потому, что отношение к селекции напоминает латание «тришкиного кафтана»: там заплатку поставим, тут заплатку поставим, а за это время десять новых дыр появляется, а западная селекция, тем временем, «не спит», пока мы на месте топчемся. Не поменяв кардинально государственную политику в отношении селекции, невозможно изменить текущую ситуацию. Доказательство тому — официальная статистика. Для иллюстрации: за последние 10 лет доля посевных площадей кукурузы, засеянных зарубежными семенами, выросла с 37 до 58%, подсолнечника — с 53 до 73%, в Воронежской области в 2020 году — 90,5%, а по семенам сахарной свеклы, которые в 90-е годы практически не завозились, зависимость составляет 98%. Отрадно, что хоть по озимой пшенице у нас есть надежный «союзник» — господин мороз. На западе нет таких условий, как у нас, и они просто не в состоянии отобрать сорта, способные выжить в наши зимы. Но эта ситуация – вопрос только времени. Но эта ситуация — вопрос только времени. KWS уже создала свою станцию в Липецке. И если мы и дальше будем только рапортовать, как у нас все хорошо, то потеряем и селекцию озимых.

В упомянутой вами программе селекция и семеноводство стоят в одном ряду. Такая «упряжка» у нас давно стала традиционной, но это в корне неверно. Ситуация в семеноводстве и селекции отличается кардинально. Семеноводством в стране есть кому заниматься. И на самом высоком уровне, абсолютно ни в чем не уступая западным коллегам! По той же сахарной свекле в Воронежской и Белгородской областях построены два прекрасных завода, которые способны обеспечить всю Россию высококачественными семенами. Но они работают на семенах зарубежной селекции. Почему? Да потому, что крестьяне не хотят сегодня покупать и высевать семена свеклы отечественной селекции. И так по всем культурам кроме озимой пшеницы. Это результат системного застоя именно в селекции: структура дает серьезные сбои. Не видеть этого сегодня уже невозможно. К сожалению, московские чиновники «не видят».

Созданием сортов в России еще с советских времен занимаются государственные научно-исследовательские институты (НИИ), которые финансируются из госбюджета. Правда, «финансируются» — это громко сказано: средств хватает только на то, чтобы жизнь в этих НИИ едва теплилась. Во времена СССР дополнительную прибыль от результатов внедрения селекционных достижений, которую получали сельхозтоваропроизводители, будучи де-факто госпредприятиями, государство банально перераспределяло в пользу селекцентров. И они финансировались достойно. А теперь такой возможности нет. Дополнительную прибыль получают частные структуры, занимающиеся сельхозпроизводством. А сбор платежей за использование интеллектуальной собственности (роялти), как это принято во всем мире, у нас не работает. И вместо того, чтобы отладить систему сбора роялти, государство в бюджете закладывает на селекцию крохи, да и те по принципу: «всем сестрам по серьгам». В результате ни один селекционный центр не конкурентоспособен на мировом рынке. Не потому, что плохие у нас селекционеры, а потому, что денег им катастрофически не хватает для полноценной работы.

Чтобы понятнее был уровень финансовых потребностей этой отрасли, приведу такие цифры: Россия на господдержку селекции тратит около $10 млн в год, а, к примеру, в Австралии, которая входит в топ-10 мировых экспортеров пшеницы, частные инвестиции только в селекцию этой культуры составляют около $100 млн в год.

По данным Высшей школы экономики, наши государственные НИИ ежегодно получают в виде роялти за использование своих достижений около 120 млн руб., что составляет всего 0,015% от рынка товарной пшеницы, а в развитых странах — Австралии, Франции, Германии, Великобритании этот показатель в среднем составляет 1%. Наши селекционеры зарабатывают «крохи».

Не на пользу делу и структурные «шараханья»… То у академии наук забрали институты, которые занимаются селекцией, и «отдали» под опеку ФАНО, потом ФАНО упразднили, а институты, занимающиеся селекцией, «отдали» в Министерство науки и образования. Структура и руководители меняются, а подходы к селекции остаются прежними.

Некому в стране сказать: «А король-то голый!» И пока критичность ситуации не осознали те, от кого зависит решение, никаких кардинальных изменений ждать не приходится.

Все вышеперечисленные обстоятельства, к сожалению, не создают стимула для развития отечественной селекции. Молодежь в отрасль не идет, поскольку не видит перспектив.

«Кто виноват и что делать»?

— У нас в России при обсуждении любой проблемы обязательно в паре идут два вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?»….

— Виновных в провале целой отрасли у нас в стране искать бессмысленно. Кто-нибудь слышал в последние десятилетия о том, что какой-то министр освобожден от занимаемой должности как несправившийся?... А насчет «что делать»… Один мой знакомый говорил: «Не знаешь, что делать — посмотри, что люди делают». Ни одна развитая страна не имеет в расходной части федерального бюджета затрат на создание новых сортов и гибридов, то есть на селекцию. Это удел частных компаний. Наоборот, эти компании платят налоги в бюджет. Прошло 35 лет, как мы в рыночной экономике, но в селекции методы управления остались чисто советские, а финансирование по принципу «крутись, как хочешь».

— Селекция ведь дело дорогостоящее, готов ли российский бизнес взять на себя такую ношу?

— При определенных системных изменениях, уверен, готов. Судите сами. Сегодня, например, федеральный исследовательский центр «Всероссийский институт генетических ресурсов растений имени Н.И. Вавилова» (ВИР) даже не имеет права давать частным российским селекцентрам генетический материал, на основе которого можно создавать сорта, обладающие необходимыми свойствами. Зарубежные фирмы имеют к нему доступ, а частные российские селекцентры — нет. Ну, разве это не парадокс? Даже этот очевидный вопрос решить некому. Не говоря о более серьезных вещах. По хорошему нужна Концепция реформирования отрасли.

Я хорошо знаю зерновые культуры, поскольку селекцентр нашей Агрофирмы занимается ими. Поэтому буду говорить конкретно по пшенице. На переходный период, пока частники, увидев перспективу, начнут вкладываться в создание селекцентров, я бы предложил аккумулировать средства, которые сегодня государством выделяются на абсолютно все оставшиеся в наследство от СССР институты, и отдать их двум-трем ведущим селекцентрам: например, в Краснодаре, Москве, Зернограде. Для того, чтобы в переходный период не провалить то, что сегодня имеем. Выбор конкретных центров, понятно, предмет обсуждения. Параллельно продумать стимулы для создания частных селекцентров. В Воронежской области, к примеру, можно пойти таким путем: разыграть на конкурсе 10 тыс. га земли ОПХ, которые относятся сегодня к институту им. Докучаева и имеют, наверное, самые низкие урожаи в Воронежской области. И это учреждения, которые по своему назначению должны тиражировать новые сорта отечественной селекции! Отдать их победителю за символическую арендную плату, но при достаточно жестких условиях. Подписать с арендатором сразу два договора: один — аренды 10 тыс. га на три года, а второй — с планом инвестиционных вложений в селекцию на три года, где мероприятия четко расписаны по годам. У кого лучше план по вложениям в селекцию, тот и выиграл. Выполнение плана контролирует специальная комиссия. Если по прошествии первого года инвестиционный план выполнен полностью, она разрешает работать дальше. Не выполнил — договор разрывается, арендная плата взимается в двойном размере рыночной стоимости. Если за три года все пункты утвержденного плана выполнены, договора, уже без конкурса, пролонгируются еще на семь лет. (Мы бы участвовали в таком конкурсе). В итоге вместо тех хозяйств, которые вчера «проедали» бюджетные деньги, появятся другие, которые будут платить хорошие налоги и давать истинную картину эффективности того или иного сорта. Частная селекция будет развиваться. Кто-то из нас вырастет в будущий «Байер» или «Сингенту», которые тоже прошли путь от малого до большого. А если не начнем что-то делать в этом направлении сегодня, никогда не будем иметь конкурентоспособную отечественную селекцию!

Я говорю о своем видении необходимых шагов, не претендуя на истину в последней инстанции. Нужна коллективная выработка мер возрождения. Очень надеялся, что они будут выработаны на первом заседании Координационного совета при Минсельхозе, который состоялся в августе прошлого года. Выступая на нем, я предложил то, о чем рассказываю вам сейчас. Меня поддержала самый известный и авторитетный в России селекционер по пшенице — академик Людмила Андреевна Беспалова.

«Глас вопиющего в пустыне»

— И чем закончилось обсуждение?

— Ничем. На втором заседании никто даже не вспомнил, о чем говорили на первом — ни рабочей группы не создано, ни «дорожной карты». А ведь координационный совет задумывался как рабочий инструмент для преодоления образовавшейся разобщенности между нуждами аграриев и наукой. Дело в том, что все селекцентры относятся к Министерству науки и высшего образования Российской Федерации и Минсельхозу не подчиняются. Чтоб хоть какое-то взаимодействие было, создали координационный совет. Но, похоже, это очередная структура для галочки.

Частная инициатива

— А что сподвигло Вас на создание частного селекционного центра?

— Пусть это не прозвучит высокопарно, но, во-первых, это боль за отечественную селекцию, понимание того, что для России селекция — это не просто одна из отраслей, а один из значимых факторов государственной безопасности. Во-вторых, понимание, что если не мы, то кто предоставит привлекательные рабочие места выпускникам кафедры селекции Воронежского агроуниверситета? А, следовательно, кто завтра будет возрождать отечественную селекцию?

Мы не претендуем сегодня на полномасштабную работу по созданию новых сортов и гибридов. Мы участвуем в селекционных программах как наших, так и зарубежных селекцентров, отбирая из их материала те образцы, которые именно в наших условиях показывают лучшие результаты. Но постепенно, со временем, может быть, сможем пойти дальше. «Плох тот солдат, который не мечтает быть генералом».

—Что уже удалось сделать?

— Пять лет назад начали создавать материально-техническую базу для селекционно-семеноводческой работы, сформировали весь необходимый для этого набор специализированной селекционной техники. Под селекционно-семеноводческий центр отвели 400 га пашни. Завершаем строительство головного здания с лабораториями, будем строить рядом теплицы для ускорения селекционного процесса, докупаем оборудование. Это будет наш малый научный городок.

Потихоньку создаем крепкий кадровый костяк. Пригласили на работу доктора сельскохозяйственных наук, селекционера с опытом работы в отрасли Алексея Васильевича Титаренко. Мы купили ему квартиру, заключили с ним контракт, согласно которому, после пяти лет работы у нас, квартира перейдет ему в собственность. Подобный контракт заключили с молодыми учеными — Иваном Рыльковым и его женой Ульяной, которые работали в Воронежском Агроуниверситете. Им купили дом, который через семь лет работы у нас станет их собственностью. Я вижу, с каким энтузиазмом и азартом они работают под началом такого опытного селекционера, как Титаренко: у них глаза горят!

Слава Богу, во ВГАУ кафедра селекции сохранилась, мы в этом году взяли на практику троих студентов. В следующем году мы уже шесть человек к себе на практику позовем с этой кафедры. Для удобства их быта строим комфортабельное общежитие.

Системно развиваем это направление у себя. Около 9% от всей нашей прибыли ежегодно направляем в науку.

— Если режим благоприятствования частной инициативе в селекции не состоится, какова перспектива вашего небольшого, как вы говорите, селекционного центра?

— Мы будем продолжать свое дело. Только гораздо медленнее, чем могло бы быть при позитивных структурных изменениях в отрасли.

К сожалению, вместо мер по реальному развитию отечественной селекции, все громче раздаются голоса в пользу административного ограничения ввоза иностранных семян и ограничения засеваемых ими площадей. Это, однозначно, приведет к консервации нашего нынешнего и без того плачевного состояния. Не надо быть провидцем, чтобы предсказать снижение урожайности и валовых сборов. И как мы тогда будем выполнять совершенно справедливое и реальное, на мой взгляд, требование президента Владимира Владимировича Путина об удвоении экспорта сельхозпродукции?

Впрочем, как водится, у нас виновных не будет, все будет чиновниками списано на природные катаклизмы…