Война между Азербайджаном и непризнанной Нагорно-Карабахской республикой (НКР) закончилась две недели назад, а вопрос территориальных уступок армянской стороны до сих пор остается запутанным. Официальный список населенных пунктов, которые переходят под контроль Азербайджана, был опубликован только в понедельник, в нем 121 название. Но жителям отдаленных сел это вряд ли поможет: на территории НКР до сих пор практически нет интернета, да и с мобильной связью большие проблемы. Корреспондент “Ъ” Александр Черных долго пытался попасть в древний монастырь Амарас: по итогам войны он оказался на новой границе непризнанной республики — и несколько дней никто не знал, какому государству он теперь принадлежит. Как оказалось, теперь над монастырем поднят российский флаг.
Российские миротворцы взяли под свою защиту целый ряд исторических памятников и святынь в Нагорном Карабахе (на фото: наблюдательный пост у монастыря Дадиванк)
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
Российские миротворцы взяли под свою защиту целый ряд исторических памятников и святынь в Нагорном Карабахе (на фото: наблюдательный пост у монастыря Дадиванк)
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
В трехстороннем (Армения, Азербайджан и Россия) соглашении от 9 ноября передача земель была прописана на уровне целых районов, но ситуация осложняется различиями административных границ, установленных Азербайджаном и НКР, а в ряде случаев — еще в СССР. Поэтому сейчас карта НКР — это страшный сон географа (и журналиста). Чтобы отъехать подальше от Степанакерта, приходится многократно уточнять и перепроверять, кому принадлежит территория — и дорога к ней. Белые пятна понемногу заполняются, но есть точки, о которых никто ничего не знает наверняка. Одна из них — древний монастырь Амарас (основан в V веке) на самом краю новых южных границ НКР. Он важен не только как культурный объект: обе стороны обосновывают им свои территориальные претензии. Для армян Амарас — неоспоримое свидетельство их многовекового присутствия на этой земле. Азербайджан называет монастырь памятником «древней албанской культуры» и считает себя ее наследником.
Несколько дней я не мог найти водителя, чтобы доехать до Амараса: услышав это название, степанакертские таксисты убеждали меня, что святыня перешла к азербайджанцам. Некоторые при мне звонили друзьям-родственникам из других районов, долго расспрашивали их — и потом вздыхали: «Никто ничего не знает точно, но вроде больше не наш». Наконец, ехать соглашается таксист Арсен: «Брат сказал, можно проехать по объездной. Если завернут миротворцы — так тому и быть. Главное, в Азербайджан случайно не уехать. Кстати, а если нас схватят, миротворцы имеют право нас спасти?»
Выезжаем из Степанакерта утром понедельника. На обочинах периодически мелькает сгоревшая военная техника, иногда водителю приходится резко вилять, объезжая воронки в асфальте. «Раньше такая хорошая трасса была, э-э-эх»,— грустно качает он головой.
С высокого холма за трассой наблюдает военный с винтовкой; успеваю разглядеть голубые миротворческие нашивки.
Дорога уходит все выше в горы; одно ущелье перетянуто тросами — от скалы к скале, несколько десятков метров. Арсен ловит мой взгляд: «Это еще с первой войны осталось. Мы эти тросы вешали, чтобы вертолеты над позициями не летали. Но против беспилотников это не помогло».
Проезжаем цепь небольших армянских сел: Ннге, Гиши, Чартар, Хнущинак... На улицах — никого; въезды до сих пор перекрыты ополченцами. На каждом посту Арсен спрашивает про Амарас — и с каждым ответом мрачнеет все больше. «Никто не знает, где наша территория, где ихняя. Никто ничего не знает, представляешь? Ну как такое может быть?» — спрашивает меня он. Последнее село перед монастырем — Макчалашен.
Мужчины на посту пожимают плечами: «Нам сказали, дальше пока не стоит ходить. Вроде как ничейная территория».
Все равно едем — и уже за селом встречаем старую «копейку». Арсен спрашивает пожилого водителя про дорогу, тот улыбается и долго отвечает на армянском. Наши машины разъезжаются; Арсен тут же поворачивается ко мне: «Он говорит — дальше безопасно, стоят наши солдаты. Но мне очень не нравится его акцент, он точно не местный. Слышал, как он говорит — "цэ, цэ"'. У нас так не говорят, это похоже на азербайджанский акцент. Ты точно хочешь дальше ехать?» Точно, едем дальше — и не зря. Через полкилометра из-за поворота видны белые стены монастыря, над ним развевается российский триколор. Арсен облегченно выдыхает.
На дорогу выходят два армянских солдата — в полной экипировке, с «калашниковыми». Они проверяют документы, по рации связываются с командиром, тот долго расспрашивает Арсена — и разрешает подъехать. «Вы осторожнее,— говорит солдат.— Видите те горы? Там теперь Азербайджан. Для их снайперов мы как на ладони». До гор, по ощущению, всего пара километров.
Армянский солдат разглядывает азербайджанские позиции
Фото: Александр Черных, Коммерсантъ
Армянский солдат разглядывает азербайджанские позиции
Фото: Александр Черных, Коммерсантъ
Главный вход в монастырь смотрит как раз в ту сторону, поэтому он заложен мешками с песком. Долго обходим старинное здание, больше похожее на крепость; в траве у стен блестит россыпь свежих гильз, чуть дальше из земли торчит хвостовик снаряда. Солдаты встречают нас у небольшого пролома в стене — чтобы пролезть, надо согнуться в три погибели. Провожают на стену — там дежурит молодой парень из Еревана, который лучше всех говорит по-русски. Боец здоровается, улыбаясь: «Вы мое имя все равно не выговорите, русские меня Славой называют». Он разглядывает горы в бинокль: «Наша земля — еще полкилометра от монастыря, потом километр нейтралка, а дальше уже их территория. Вчера видел там пару азербайджанских солдат, сегодня пока никого».
Славик рассказывает, что последние три дня войны вокруг монастыря шли ожесточенные бои; азербайджанцы подошли вплотную к стенам, но их атаки удалось отбить.
«Нас сюда направили на помощь, но пока мы добирались, война закончилась,— тихо говорит он.— И днем, и ночью здесь воевали, и снаряды, и пехота. Ребят наших здесь много погибло, очень много. Но они ценой жизни сохранили святыню для народа. Здесь границу установили по линии фронта. Если бы они отступили, то сейчас Амарас был бы азербайджанским». Слава передает бинокль, я разглядываю лес на горном склоне и прошу парня рассказать о себе. «А что рассказывать, я как все,— пожимает он плечами.— Учился в колледже информатики, потом работал в "Ростелекоме". Онлайн-реклама, вот этим занимался. Призвали в армию, попал в пехоту. Год отслужил — и тут война началась». Он перечисляет места, где воевал,— самые страшные названия этого конфликта: Гадрут, Джабраил, Физули. «Хорошо, что война закончилась. Пусть даже с таким итогом. Не надо никому видеть то, что мы видели»,— на прощанье говорит Слава.
Фото: Коммерсантъ / Александр Черных / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Черных / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Черных / купить фото
Над монастырем висит российский флаг, но постоянного поста миротворцев там пока нет — они ежедневно заезжают сюда в ходе патрулирования. База миротворческих сил расположена в одном из соседних сел. Пара БТР, три большие зеленые палатки; солдаты выгружают из грузовика ящики с продуктами. Командир базы соглашается поговорить — без имени и не под запись. «Монастырь и все, что до него, — это сто процентов армянская территория,— подтверждает он.— Наш флаг там висит, мы показываем, что он под российской защитой. Это, скажем так, сомнений ни у кого не вызывает — провокаций с азербайджанской стороны никаких нет. Когда мы заходили, была еще обоюдная стрельба в окрестностях — но сейчас все спокойно». Часть миротворцев патрулирует район, остальные налаживают быт: «Баню строим, третью палатку сейчас ставить будем, все как всегда. Здесь люди в основном опытные — и в Абхазии были, и в Сирии. Командировка оформляется от трех с половиной месяцев до полугода, потом домой, к семьям. А через полгода — обратно вернемся. Нелегко, конечно, но такая работа, все сами ее выбирали».
По словам командира, с местным населением «отношения идеальные».
«Конечно, иногда говорят: жаль, что вы поздно пришли. Но сами понимают, что это все политический вопрос, не наш уровень. Мы пришли, когда отдали приказ. Люди с этим не спорят,— рассказывает военный.— Вообще, не знаю, как дальше будет — а сейчас у местных такие настроения, что, мол, давайте Россия нас к себе присоединит. Часто об этом нам говорят. Интересно, да? Я знаю, что пару лет назад в Ереване российские флаги на площади сжигали — а теперь сами просят его над домами повесить. Говорят, так безопаснее».