Алеша и обезьяна

В Концертном зале Мариинского театра состоялась мировая премьера нового сочинения Родиона Щедрина «Приключения обезьяны» — концерта для чтеца, ансамбля и струнного оркестра по рассказу Михаила Зощенко. Во втором отделении звучал Четвертый концерт Бетховена, а к оркестру Мариинки под управлением Валерия Гергиева присоединился японский пианист Мао Фудзита — серебряный призер последнего конкурса имени Чайковского. Программу, которая будет повторена в Москве, на сцене концертного зала «Зарядье» в субботу, 28 ноября, оценила Кира Немировская.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Премьеру «Приключений обезьяны» Родион Щедрин приурочил к 95-летию со дня рождения Майи Плисецкой, «так любившей этот рассказ» — эта фраза является частью длинного названия нового сочинения. Великая балерина любила детский рассказ Зощенко. Или так: дочь репрессированных во время большого террора родителей, Майя Плисецкая любила «Приключения обезьяны» — рассказ, публикация которого в журнале «Звезда» стала одним из поводов для ждановского постановления 1946 года и санкционированной им новой репрессивной волны.

Автобиографическая проза Плисецкой, да и вся ее биография не оставляют сомнения в том, с какой неутихающей яростью она относилась к Сталину и каким чудовищным злом считала травлю художников при советской власти. Выбор Щедриным именно этого рассказа и посвящение новой партитуры памяти жены интереснейшим образом коррелируют с ее музыкальным содержанием.

Дело в том, что сложный и трагический претекст является неотъемлемой частью сочинения, но вынесен за скобки музыки.

В партитуре Щедрина ничего этого нет: ни исторического шлейфа зощенковского рассказа, ни его мерцающего «двойного дна», ни даже сакраментальной фразы «В клетке спокойней дышится». Композитор как будто руководствуется тем, что Зощенко изложил в своем письме Сталину, написанном в конце августа 1946 года: «В этом моем рассказе нет никакого эзоповского языка и нет никакого подтекста. Это лишь потешная картинка для ребят без малейшего моего злого умысла. И я даю в этом честное слово».

История про обезьяну, сбежавшую из зоопарка, возвращена к своему буквальному смыслу, и только к нему, к «шутке для ребят», по определению из того же письма Зощенко. Щедрин с огромной изобретательностью и остроумием переводит на музыкальный язык то, что мы слышим в партии чтеца — на премьере ее исполнила артистка БДТ Полина Маликова (Толстун).

Вот змеи, вот крокодилы, взрыв, очередь, милицейская сирена, лай собак (вряд ли кому раньше доводилось слышать, как отлично лают артисты группы ударных). У главной героини — обезьянки — есть лейттема и лейттембр, микст чембало и ксилофона, и ее токкатный «бег» пронизывает весь музыкальный рассказ, придавая ему ритмическую упругость и азарт. Лейттемы припасены также для мальчика Алеши Попова и его бабушки: в финале, где беглянка-обезьянка «хорошо живет» у Алеши, который «воспитал ее как человека» на радость бабушке, все три темы сливаются воедино.

«Приключениям обезьяны» можно смело предсказать счастливую репертуарную судьбу — это новые «Петя и волк», хотя и атональные, но не менее увлекательные, чем произведение Прокофьева.

Видно и слышно было, как музыка «Приключений» нравится музыкантам оркестра, и исполнение вышло замечательным. Осталось только отладить звук: текст чтеца, несмотря на микрофон, на многих зрительских местах был попросту не слышен.

После антракта Валерий Гергиев отдал дань другому юбиляру этого года — Бетховену, исполнив Четвертый фортепианный концерт с Мао Фудзитой, занявшим второе место на последнем конкурсе Чайковского. Если что и продолжило во втором отделении «детскую тему» первого, то только внешний облик пианиста, который, несмотря на свой зрелый двадцатилетний возраст, выглядит как волшебное дитя. Все остальное было совершенно по-взрослому.

Фудзита — не просто виртуоз, но настоящий мастер звукоизвлечения с бесконечной палитрой оттенков фортепианных тембров и приемов артикуляции.

Его ансамбль с Валерием Гергиевым и мариинским оркестром был вполне слаженным, однако при этом солист и дирижер оказались в несколько разных стилистических плоскостях — и дело тут не в «классицизме» или «романтизме». Русский Бетховен, как правило — и у Гергиева в том числе,— даже в приложении к этой исполненной дзена партитуре остается каким-то бесконечным прорывом через тернии к звездам. В игре же Мао Фудзиты главное — абсолютная, счастливая свобода. Непринужденность, с которой он извлекает из инструмента любую нужную ему краску, сообщает интерпретации концерта редкую естественность: это песнь соловья, чрезвычайно сдержанного, культурного, стилистически подкованного, но точно не знавшего клетки.