В этом поселке Костромской области производится почти треть ювелирных украшений России. Ремесло древнее, секреты передают из поколения в поколение. Только живут сейчас небогато, вровень со многими поселками нашей глубинки. Может, от того, что роскошь у россиян больше не в моде? «Огонек» пригляделся.
После гудящей предновогодней Москвы тут сразу понимаешь, что попал в стык между двумя мирами. Вроде милый тихий поселок, укутанный снегом, где даже школьники по-домашнему здороваются на улицах с незнакомцами. И в то же время — сплошные вывески ювелирных фабрик с рекламой украшений на каждом втором доме, а то и на деревянной избе. Что за странное сочетание и на кого это рассчитано, если рядом с ювелирными магазинами не видать лимузинов с заезжими покупателями?
Нет, это не Рио-де Жанейро, смеются местные жители, но это потому, что здесь лучше. Чем? А у нас спокойно и безопасно. Этим гордятся — дети сами ходят в школу и до темноты катаются на коньках на сельском пруду.
— Конечно, у нас все знают друг друга,— объясняет секреты местной специфики Наталья Чистякова, сотрудник ОТК на одном из ювелирных предприятий.— Но наркоманов и алкоголиков в разы меньше и по другой причине — на ювелирном производстве работникам с трясущимися руками делать нечего. Работы точные, а это дисциплинирует.
Еще один штрих. Достаток родителей, как и везде, тут, конечно, разный, но в школах и детских садиках деления на «золотых» и «остальных» не чувствуется. В Красном, к примеру, никого не удивишь тем, что твой папа владелец ювелирного производства. Таких тут сотни: от крупных — с большими цехами и с штатом — до крохотных семейных фирмочек. Это, кстати, в лихие 90-е ставило в тупик даже братков: попробовав взять под контроль местную ювелирку, криминал быстро переключился на торговлю и заезжих заказчиков — в производстве-то, как оказалось, все свои.
— Это сейчас спокойно, ни одного нераскрытого преступления, а охрана приезжает в любое время суток за полторы минуты,— продолжает Наталья.— А когда в 90-е к нам «купцы» с чемоданами денег ездили, чтобы теми же чемоданами товар потом вывозить, ощущения были другие...
О тех временах вспоминают нечасто, но устойчивый стереотип — что, мол, все, кто занимается ювелирным делом, катаются как сыр в масле,— в Красном не действует. Кого ни спроси — ответят: мы не нищие, но с жиру не бесимся.
Поселок и сегодня попадает в криминальную хронику, хотя редко. А про воровство тут говорят так: если человек пришел, чтобы воровать, это сразу видно. А вообще работа затягивает: у нас все друг друга знают, и если кого поймают за руку, то он работу здесь больше не найдет никогда. Даже если в Кострому поедет, то и туда слава дойдет.
Воровства, иными словами, здесь не боятся, но есть иные напасти. Неожиданным потрясением в жизни поселка стала операция правоохранительных органов, когда накрыли подпольный цех по изготовлению поддельных украшений известных брендов.
Встречается и воровство авторских эскизов местных художников. Выходит, плагиат — хуже воровства?
— У нас очень неприятные суды по авторскому праву,— объясняет Ольга Синенко, руководитель частного ювелирного предприятия.— Причем воруют не изделия, воруют идеи, модели. И как выясняется, воруют люди, с которыми учились, случается, в одной школе. Они потом приходят с претензией — зачем на меня в суд подавать, я же твой одноклассник? Я говорю: так это же мое, у меня есть патенты. Ну, отвечают, а мы и не знали, что оно твое... Понимаете, это путь в никуда: ведь в Красном есть прекрасные мастера, но, к сожалению, над дизайном большинство производителей думает мало, в основном берут чужие идеи и копируют...
А вообще здесь много работают — начинают в предрассветных сумерках, заканчивают и за полночь. Ювелир — профессия творческая, а вдохновение приходит в разное время суток.
Ювелирная столица
История ювелирного ремесла в этих краях исчисляется не десятками лет и даже не сотнями лет. Когда раскапывали Дурасовское городище (это в нескольких километрах выше по Волге), археологи поразились: они не нашли ни одного предмета, связанного с земледелием,— сплошь фрагменты ювелирных украшений и инструментов. Иными словами, почти тысячу лет назад ювелирка уже была основным ремеслом для местных жителей из финно-угорского племени меря.
Почему здесь, на Волге, где нет рядом никаких рудников? Есть версия, что дело в таможне — рядом проходила граница Владимиро-Суздальского княжества, вот и оседал ценный металл, из которого делали обереги. Во всяком случае, в 1684 году в Серебряной палате Московского Кремля уже трудился Михаил Савельев, «кормовой золотарь» села Красного, а его земляки упоминались в списках мастеров золотого и серебряного дела, которые брали позволительные письма и пробы в Оружейной палате. Кстати, к тому времени Красное-на-Волге уже принадлежало российскому казначейству: у боярина Воронцова его изъяли в опричнину, а потом передали царской семье.
Всплеск ювелирного промысла пришелся на рубеж XVII–XVIII веков: до этого серебро везли из Голландии. Когда же при Петре I производство металла наладили, в Красном и окрестных деревнях кустари мигом сориентировались на человека из простонародья, который мог купить на ярмарках недорогие серебряные сережки, брелоки, подвески и, конечно, нательные крестики — ими мастера-крестечники снабжали чуть ли не всю страну.
Все это создавалось при лучине на верстаке, вокруг собиралось семейство, каждый выполнял какую-то операцию. Дети 7–8 лет считались работниками — им платили жалованье. Скупали продукцию купцы-прасолы — тогдашние оптовики. Но нередко торговлей занимался кто-то из членов семьи или артели. Что делали? Украшения из серебра с позолотой или медные — с позолотой и вставками из цветного стекла в технике горячей эмали (раньше была очень распространена, а теперь исчезает — затратно). Но особо востребована была скань (от древнерусского «скати» — сучить, скручивать нить из несколько прядей) — особая ювелирная техника, при которой на металлический фон напаивается тончайший узор из проволоки, золотой, серебряной или медной, создавая кружево из металла.
Как дешевый ширпотреб стал искусством? А пришла конкуренция: в конце XIX века хлынула недорогая продукция из Германии. Чтобы поддержать своего производителя, в 1904 году была основана Художественно-ремесленная учебная мастерская золото-серебряного дела (ныне КУХОМ). Принимали детей с 12 лет, учили три года. Деньги собрало земства, преподавать приехали выпускники московской Строгановки — молодые, амбициозные. Они принесли новые ювелирные техники и зафиксировали принципы «красносельской скани», которая стала визитной карточкой.
— Появились мастера-художники, которые не только повторяли узоры моделей, но и проектировали их самостоятельно,— рассказывает сотрудник Красносельского музея ювелирного и народно-прикладного искусства Анна Уткина. Она водит по бывшим классам и мастерским училища, где теперь экспозиция музея, и объясняет: — Изделия стали отличаться от кустарных, возник новый ассортимент.
Серебро для диктатуры пролетариата
Революционный 1917 год поначалу красносельских кустарей не затронул. Но со временем новая власть добралась и до них: сначала увеличила пошлину за клеймение серебряных изделий аж в 40 раз, затем и вовсе собралась ликвидировать здешний промысел, так как большая часть изделий предназначалась для церковных нужд. Но вмешался его величество случай: Красная армия меняла эмблему на головных уборах — вместо плуга и молота на буденовках и фуражках должна была появиться пятиконечная звезда с серпом и молотом. Заказ был срочный, но за него никто не хотел браться. А вот делегации ходоков-красносёлов удалось уговорить отдел снабжения Московского комиссариата по военным делам доверить им изготовление 100 тысяч красноармейских звездочек.
Работа была выполнена в срок, после чего в село приехал нарком Луначарский с инспекцией работы партийной ячейки. Его поразило, как зажиточно тут живут: множество каменных домов с ремесленными мастерскими, купеческие особняки, два белокаменных храма и даже памятник царю Александру II. По возвращении в Москву нарком написал: «Нет сомнений, что в Красносельской и Семеновской волостях есть люди, от которых попахивает миллионами».
Итог: в июле 1919-го в селе появился карательный отряд Френкеля из Ярославского ЧК якобы для борьбы с контрреволюцией, а на деле для экспроприации остатков металла, что местные мастера припрятали до лучших времен. Чекисты заходили в те дома, которые казались богатыми, брали заложников, предлагая отпустить их в обмен на сдачу золота и серебра.
Заложников держали в подвалах бывшего магазина купцов Сорокиных (теперь это пристройка к местному Дому культуры). Кого не успели выкупить родные, расстреляли. Всего за три дня было убито 398 человек. Население обложили контрибуцией, в счет которой было получено деньгами 120 тысяч рублей, 100 тысяч — расписками, а 380 тысяч — золотыми и серебряными изделиями. После такой акции устрашения о ювелирных изделиях в Красном забыли: стали делать сковородки, пуговицы, скребницы для лошадей…
Выпуск ювелирки восстановился только в 1930-е: техника скани оказалась палочкой-выручалочкой — стране не хватало драгметалла, а напыление серебра на тонкую проволочку было и эффектным, и экономным. Уцелевшие от разгрома три артели объединили в ювелирную фабрику, затем — в завод, он и сейчас одно из главных предприятий района. Советская знать со временем тоже полюбила делать заказы на изделия в технике горячей эмали и скани — к памятным датам, для высокого руководства, к визитам иностранных гостей.
Особой популярностью пользовались кубки внушительных размеров. Один такой изготовили к юбилею Леонида Брежнева, украсив парадным портретом генсека со всеми его орденами. А другой кубок сам Леонид Ильич вручил во время визита в США в 1973-м. Его изготовили со вставками портретов пяти президентов США, исполненных в стиле ростовской финифти. Кубок вызвал такой восторг за океаном, что даже хранился в Овальном зале Белого дома. Делать кубки в Красном с тех пор не разучились…