«Надо стремиться к точности»
Юлия Пересильд о механизмах актерства
На факультете русской филологии Псковского пединститута Юлия Пересильд проучилась год, а потом уехала в Москву поступать в театральный вуз. Так в Москве и осталась, но Псков считает своим главным местом силы. Актриса сыграла уже больше семидесяти ролей, получила звание заслуженной артистки, две награды «Золотой орел» и десяток других премий. Пересильд играет в Театре наций, Театре Моссовета, Театре на Малой Бронной, а также воспитывает двух дочерей, является амбассадором швейцарского часового бренда Rado, состоит в попечительском совете благотворительного фонда «Галчонок», помогающего детям и молодежи с органическими поражениями центральной нервной системы.
На Юлии часы Rado Captain Cook из стали и высокотехнологичной керамики. Платье Alexander Terekhov
Фото: Алексей Колпаков / предоставлено Rado
3 декабря в прокат вышел фильм «Трое» режиссера Анны Меликян, где по сюжету героиня Пересильд оказывается в любовном треугольнике вместе с героями Константина Хабенского и Виктории Исаковой. «Коммерсантъ. Стиль» поговорил с Юлией об этой работе, о благотворительном фонде и о поездках по России.
—Читаете ли вы рецензии на фильмы с вашим участием?
—Бывает, читаю. Но в этот раз не буду их искать. Я думаю, не во всех наш фильм попадет так, как попал в меня и моих партнеров по картине. Для Ани Меликян важен каждый человек, и это отличает ее как режиссера от остальных. Не актер в данную секунду в этом фильме, а сам человек. К каждому она относится особенно, интересуется, у кого сегодня что случилось, у кого какое настроение, кто сегодня смотрит по-другому, почему грустно или наоборот слишком весело. И ее отношение к людям на съемочной площадке создает невероятную атмосферу. Это не дружеская тусовка. Аня может и замечание сделать. Но влюбились мы в это кино, потому что на съемочной площадке получили право быть искренними, быть самими собой. На съемках такое редко бывает.
—Я спросила про рецензии, потому что в одной из них вашу героиню Веронику сравнили со смертью, а героиню Виктории Исаковой — с жизнью. Вы согласны с такой интерпретацией?
—Все интерпретации имеют право на существование. Все, что имеет отношение к искусству, субъективно. Кто-то увидит мысль, которую режиссер не закладывал. Могу сказать, что с Аней и Викой мы об этом не говорили. Но мысль интересная.
—А для вас о чем кино «Трое»?
—Это кино как будто совсем простое, даже почти элементарное. История по сегодняшним меркам — детский сад. Две девочки, мальчик уходит от одной к другой. Детективного сюжета нет, резких драматургических поворотов тоже нет. Но я считаю, что это очень смелая режиссерская проба. Аня взяла трех артистов и на два часа оставила зрителя с тремя лицами крупным планом, убрав вообще все, что может быть в кино: красивые пейзажи, динамичная камера, нагнетающая напряжение музыка. Только лица и глаза! Первый постер фильма был сделан в стилистике советских плакатов. Три нарисованных лица. Там есть сцена, где мы с героем Кости Хабенского встречаемся в арке. «Привет». Пауза. «Привет. Как дела?» Пауза. Дождь, зонтик, арка, Петербург. Чисто советское кино в сегодняшних реалиях. Поэтому я и говорю, что кому-то зайдет — тем, кто испытывает нежность к советским неторопливым фильмам. А кому-то нет, потому что мы живем в очень быстрое время. И остановиться — а для этого фильма, безусловно, надо остановиться — не у всех хватает сил, желания или времени.
—Но в этом году нам всем пришлось остановиться. Для вас это время стало испытанием со знаком минус или плюс?
—Если говорить обо мне в отрыве от контекста происходящего, то скорее со знаком плюс. Но все равно нельзя сказать, что я была, скажем так, счастлива. В какой-то момент захотелось создать иллюзию работы, движения. Мы придумали сотни онлайн-активностей для фонда «Галчонок», а потом сами от них устали. Приходили новости, повестка дня серьезная: болезни, смерти. Ощущение апокалипсиса, которое сопровождало нас все это время, не дает мне права говорить о плюсах ситуации. Знаете, как у фон Триера в «Меланхолии»,— приближается что-то очень страшное. Меня в кино не пугают вампиры, чудовища, но я смотрю этот фильм и испытываю животный страх. Не знаю, есть ли те, кто скажет: «Ой, было так клево, мы классно отдохнули!» Если есть, то я завидую их спокойному отношению к миру. Не могу этим похвастаться.
На Юлии часы Rado HyperChrome Diamonds из плазменной керамики с бриллиантами. Жакет из кожи Izeta
Фото: Алексей Колпаков / предоставлено Rado
— Как переживает сложившуюся ситуацию «Галчонок»?
—Мы с первого дня строили фонд с оглядкой на черный день, чувствовалось, наверное, что что-то приближается. Рано начали обучать сотрудников работать удаленно. Даже в сложный период вместе с реабилитационным центром «Апрель» продолжали оказывать помощь. Но все равно потерялось самое главное! Мероприятия для нашего фонда — это не просто сбор денег, это наше общение с детьми и непосредственный контакт, и никакой онлайн не заменит обнимашек на фестивале «Галафест», который в этом году пришлось отменить. Надеюсь, в следующем наверстаем.
—Недавно вы были в Кировске и наблюдали северное сияние. Вы специально за ним ехали?
—Мы снимали фильм Карена Оганесяна «Молоко». И все чудеса в фильме по сценарию происходят из-за северного сияния. Мы мечтали увидеть его хотя бы раз. Представьте, четыре года искали деньги на съемки, потом пандемия внесла коррективы в процесс. Хотели снимать зимой, не получилось. Мы ехали в надежде на сияние. Выбрали Кировск, потому что там очень подходящие по сюжету пейзажи и часто бывает северное сияние. Конечно, мы будем все равно что-то дорисовывать на компьютере, но так хотелось, чтобы оно было и настоящее тоже. И оно было. Мы приехали в Кировск 21 сентября, уезжали 30 сентября, и практически всю неделю штормило и было северное сияние, такое интенсивное, что даже местные удивлялись. И есть один кадр на крыше, когда туман, туман, туман, я лежу на крыше, и вдруг осветители кричат: «Смотрите!» И прямо над крышей зеленая полоска — жух! Оно же быстро исчезает, быстро появляется — жух! В первый раз мне показалось, что у меня дыхание перехватило от восторга. Потом оказалось, что дело не в красоте. С нами был ученый, который занимается северным сиянием, и он объяснил, что сияние сопровождается инфразвуком, который очень действует на людей. Внутренние органы как будто вибрируют, а мозг парализует. Люди с подвижной психикой могут сойти с ума.
—Какое у вас место силы в России?
—Конечно, Псков. Это моя родина, я там чувствую прилив энергии. Надолго задерживаться там мне тяжело, но попутешествовать — хорошо. Кстати, о плюсах пандемии. Кто бы еще заставил москвичей ездить отдыхать в Суздаль, в Псков, на Байкал, на Алтай? Я в этом году отдыхала в Сочи — есть нюансы, но было неплохо. Каждый может найти свое место силы в России.
—Вам сложнее играть иностранок?
—Все зависит от героини, но слово «сложнее» все равно не подходит. Интереснее. Геля в «Варшавской мелодии», Лайма в «Холодном танго» Чухрая, Инга в «Weekend» Говорухина — я люблю эти роли и думаю, это связано с тем, что между мной и героинями — дистанция. Чем дальше артист от своего персонажа, тем парадоксальнее будет результат и тем актеру интереснее. Когда Павел Григорьевич Чухрай показал фото-референсы для Лаймы, я поняла, что от меня до этой женщины с изломанной фигурой, изломанным лицом, тонкими пальцами, красными губами — километры. Поэтому вся квартира была на протяжении года увешана этими референсами. Но это было интересно. Кстати, Аня Меликян на роль Вероники долго смотрела исключительно иностранных актрис. А взяли в итоге меня.
—Вы уже несколько лет амбассадор часовой компании Rado. Когда я готовилась к интервью, подумала, что и актеры, и часовщики стремятся к точности. Вы не думали об этом?
—Не думала, но согласна. Я с удовольствием продолжаю нашу дружбу с Rado, потому что они настолько подробны в деталях, все делают руками, хотя можно давно делать на станках. Больше всего на мануфактуре меня поразила стерильность — там все идеально, все в масках, халатах, работают четко. И в нашей работе тоже хотелось бы большей точности, потому что не работает механизм без одного винтика ни в часах, ни в актерстве. Актеру необходимо иметь идеальное чувство времени. Мы в Театре наций (и не только) знаем, сколько секунд идет каждая сцена, каждый акт, каждый спектакль. И это всегда должно быть одно и то же время.