Шесть дней падения |
Фото: AP |
Фондовая истерия
Двадцатые годы XX века — пожалуй, самый яркий период в истории рынка ценных бумаг США. После первой мировой войны американская экономика пережила довольно глубокий спад, но с 1921 года дела пошли на поправку. Вслед за промышленным ростом повышалось и благосостояние населения. Среднедушевой доход увеличился до $1500 в год, и многие американцы могли позволить себе заняться инвестированием в ценные бумаги. Все больше людей привлекал "бычий" характер фондового рынка. Индекс Dow Jones без глубоких коррекций вырос с 60 пунктов в 1920 году до 380 пунктов к 1929 году. Нередки были случаи роста котировок какой-либо бумаги в несколько раз за несколько месяцев, что только подогревало интерес частных инвесторов к рынку акций.
Цена места на Нью-Йоркской фондовой бирже (NYSE) подскочила до рекордных $625 тыс. (что в нынешних ценах соответствует более чем $6,5 млн). Создание Федеральной резервной системы (ФРС) (см. "Деньги" #10 от 15 марта 2004 года) немного упрочило контроль над банковским сектором. В то же время никаких изменений в регулировании рынка ценных бумаг не произошло.
Между тем методы торговли ценными бумагами стремительно менялись. Подпольные брокерские конторы, мало чем отличающиеся от букмекерских, увеличивали число клиентов. Одновременно начали появляться прообразы современных крупных инвестиционных компаний. Например, в 1914 году открыла свои двери брокерская контора Charles E. Merrill & Co, переименованная впоследствии в Merrill Lynch (см. "Деньги" #37 от 22 сентября 2003 года). Одной из первых она стала ориентироваться на широкие клиентские слои. Она открыла офисы в крупных городах США. Долгое время Merrill Lynch была единственной брокерской компанией, которая закрывалась не в семь часов вечера, как было принято на рынке, а в девять.
В брокерский бизнес, привлеченные баснословными прибылями, стали приходить и весьма консервативные институты — коммерческие банки. В 20-х годах один из крупнейших банков США — National City Bank, прародитель современного Citibank, предлагал свои услуги под вывеской National City Company. Руководитель банка Чарльз Митчел был одним из самых ярых сторонников вхождения банков в фондовый бизнес. Были открыты офисы по обслуживанию клиентов в 50 городах. Только для объединения всех этих офисов в единую систему по передаче котировок и приказов потребовалось проложить 11 тыс. миль проводов. Брокерское оборудование появлялось в самых неожиданных местах — на престижных пляжах, на трансатлантических лайнерах...
Как правило, банки избегали брокерского обслуживания своих клиентов, однако весьма охотно занимались их кредитованием под залог ценных бумаг. После паники 1907 года и ужесточения контроля над банками оно приобрело более цивилизованный вид. Однако постепенно участники рынка теряли чувство меры. При отдаче приказа на покупку акций клиент мог оплатить лишь 10% их стоимости, остальное платила за него компания (то есть кредитное плечо достигало 1:10). При этом бумаги переходили в собственность клиента, но до погашения кредита оставались в залоге у брокерской конторы. Брокерские компании, в свою очередь, брали кредиты в банках, так как сами они покупали бумаги по полной стоимости. В обеспечение кредитов в залог банку передавались те же акции. Пока рынок стремительно рос, все были довольны. Доход от инвестиций обеспечивал клиентам гораздо большую прибыль, чем занимало обслуживание кредита. Брокерские компании привлекали больше клиентов, не наращивая размеров собственного капитала. Банки же имели постоянную возможность продать акции и тем самым защитить свои средства.
Первый блин коллективного инвестирования
Еще более изощренную систему придумали инвестиционные компании. При массовом интересе населения к фондовому рынку на нем возник прообраз современных коллективных инвестиций. Брокер с известным именем создавал инвестиционную компанию, акции которой покупали инвесторы, желающие поучаствовать в портфельном инвестировании, но не имеющие для этого достаточных средств или времени. Порог для вхождения был минимальным — акции инвесткомпании можно было купить всего за несколько десятков долларов. Получив таким образом собственный капитал, компания вкладывала его в покупку акций на открытом рынке. Эти инвестиции и приносили доход акционерам.
Проблема, как всегда, заключалась в слишком широкой самостоятельности управляющих. Зачастую они выпускали еще и облигации, многократно превосходившие по объему акционерный капитал. В этом случае резко возрастали риски снижения доходов акционеров. Вдобавок к этому инвесткомпании скупали ценные бумаги других таких же игроков фондового рынка, чем еще больше увеличивали риски инвестиций. Получалась своего рода пирамида, развалить которую могло даже относительно слабое падение на рынке. Помимо прочего, такие компании почти не предоставляли свою финансовую отчетность акционерам. О делах компании акционеры узнавали из газет, причем из заказных материалов, которые нередко вводили в заблуждение инвесторов.
Иначе действовали всевозможные пулы и трасты. Трасты больше всего были похожи на современные паевые фонды. Собиралось некоторое число инвесторов, организовывался траст, а затем один из них управлял общими активами. Собственные акции траст не выпускал и мог быть даже закрытым (то есть без возможности привлечения новых вкладчиков). Управляющий трастом получал установленный размер комиссионных (обычно от объема средств под управлением и процентов с полученной прибыли). Вкладчики же получали доход от прироста инвестированных средств за вычетом вознаграждения управляющему.
Пулы строились примерно по такой же схеме, но с иными целями. Деньги аккумулировались для конкретной операции — игры на повышение с акциями какой-либо компании. Зачастую участники пула не скрывали своей цели, но тем не менее им удавалось поднять цены, а потом еще и продать акции по возросшей цене. Одним из самых знаменитых создателей пулов был Майкл Михан. В 1928 году он смог собрать в один из своих пулов $12 млн. На эти средства Михан спекулировал с акциями компании RCA, "дочкой" General Electric. И всего за месяц получил $5 млн чистой прибыли.
Неделя позора и 22 года лишений
Стремление заработать на фондовом рынке, особенно с использованием маржинального кредитования, постепенно превращало его в финансовую пирамиду. Промышленный рост благоприятствовал этому вплоть до 1928 года. И даже когда в экономике наметился спад, большинство участников фондового рынка продолжало говорить о его блестящих перспективах. По распространенным тогда методам оценки акций, таким, как отношение их цены к дивидендам или к доходам, они все еще оставались недооцененными.
Первый тревожный звонок прозвучал в марте 1929 года. Курсы акций пошли вниз. Стали вспоминать события 1907 года. Ситуацией обеспокоилась и ФРС США. В этом месяце заседания правления ФРС проходили чуть ли не в ежедневном режиме. Обсуждалось положение на фондовом рынке, его влияние на банковскую систему, на экономику страны. Однако каких-либо активных действий предпринято не было, да и авторитета ФРС явно недоставало (в отсутствие "отца" этой организации — Дж. П. Моргана). Вдобавок ко всему мартовские волнения на рынке помог погасить National City Bank: он фактически заново прокредитовал закачавшиеся брокерские конторы. В результате лето 1929 года прошло удивительно спокойно: курсы акций росли, и даже скептики немного смягчили свою риторику. Но рынок уверенно приближался к самым худшим дням своей истории.
С начала сентября установился нисходящий тренд. Часть ведущих спекулянтов того времени подстраховались и вывели свои средства. Например, руководство Merrill Lynch рассылало своим клиентам письма с рекомендацией закрыть позиции с начала года, а сам Чарльз Меррилл вышел с рынка еще в 1928 году.
Крушение пирамиды формально началось в "черный четверг", 24 октября 1929 года. В тот день на NYSE было продано почти 13 млн акций (в два-три раза больше, чем в предыдущие, наиболее активные дни). Индекс Dow Jones рухнул на 12%. По рассказам современников, в тот день творилась невообразимая паника. Толпы трейдеров пытались продать свои акции, но покупателей не было. Телеграфная лента опаздывала на несколько часов, и инвесторы по всей стране гадали, на сколько же реально упал рынок. У входа на NYSE собралась толпа недовольных граждан. Еще недавно они приветствовали трейдеров как героев, теперь настроение было другое, пришлось даже вызывать полицию.
Позиции многих инвесторов, пользовавшихся маржинальными кредитами, закрывались принудительно. Для защиты своих денег банки пытались реализовать заложенные акции. Но это только усиливало общее падение цен. К 12.30 торговля на биржах Чикаго и Буффало была прекращена из-за отсутствия покупателей. По сообщениям прессы, 11 известных спекулянтов покончили жизнь самоубийством.
Как и во время паники 1907 года, мозговым центром борьбы стал офис J. P. Morgan & Company. Однако у него уже не было прежнего владельца — Дж. П. Моргана. Да и масштабы кризиса были уже не те. Однако первые попытки успокоить рынок прошли удачно. Старший партнер компании Томас Ламонт сказал репортерам, что все будет хорошо. Зная силу этого банкирского дома, немного поумерили свой пыл и "медведи". Полностью подавить панику в этот день удалось после того, как вице-президент NYSE Ричард Уитни (см. "Деньги" #39 от 6 октября 2003 года) и несколько известных брокеров J. P. Morgan & Company появились на бирже и начали скупать акции по ценам выше текущих уровней.
На следующий день, в пятницу, редкие "быки" смогли поддержать котировки, но на короткой сессии в субботу все вернулось на прежние уровни. Новая неделя началась с "черного понедельника". Открывались торги довольно оптимистично, все ждали прихода героев на рынок. Но их не было, зато ценных бумаг было хоть отбавляй. Развязка наступила в "черный вторник", 29 октября. В тот день было продано 16 млн акций. Телеграфная лента отстала на 2,5 часа, а индекс Dow Jones упал на 13%. До сих пор это является вторым по глубине обвалом фондового рынка, хуже было только 19 октября 1987 года. Банкиры в тот день собирались дважды. Однако, по слухам, теперь они уже занимались продажей акций.
Эти обвальные шесть дней стали прологом к тому, что называют Великой депрессией. Вслед за рынком, в отличие от 1907 года, немедленного обвала банковской системы не последовало. Однако в последующие годы кризис распространился на всю экономику и фактически на весь индустриальный мир. К прежним уровням (по индексу Dow Jones) рынок возвратился лишь 22 года спустя.
АЛЕКСЕЙ БАЙБАКОВ