"Здесь здорово спится"

Перед началом гастролей в Петропавловской крепости руководитель театра "Дерево" Антон Адасинский представил два CD: "Острова в океане" — саундтрек к одноименному спектаклю — и "Человек, целующий дно лодки", показавшийся корреспонденту Ъ АННЕ ТОЛСТОВОЙ саундтреком к самой философии жизни труппы.

Акция в каземате Государева бастиона началась с путешествия-инициации: зрителей провели по лабиринтам полутемного подземного коридора с разноцветной, вмонтированной в пол подсветкой, в конце которого были установлены мощные софиты, так что путешественники попадали на место действия совершенно ослепленными. Пространство сводчатого бункера было перегорожено металлическими конструкциями, укутанными пергаментом, на стену проецировали фильм, смонтированный из фотографий "Дерева", и на невысоких помостах застыли, как восковые фигуры, хрупкие бритоголовые актеры — матрос и девушка с бумажной розой. Два таких же хрупких гуттаперчевых мальчика показывали контактную импровизацию прямо среди толпы, так что она все время двигалась гигантской амебой, то расступаясь, то смыкаясь кольцом вокруг них.
       Сам Антон Адасинский носился с микрофоном среди публики, предлагая задавать "настоящие", а не о творческих планах, вопросы и подбадривая оробевших зрителей: "Микрофон живет, пока в него говорят!" Тут как-то сразу выяснилось, что собравшиеся журналисты к такому диалогу не готовы, поэтому инициативу перехватили "просто люди". Спрашивали, например, чем сон лучше реальности. "А вы как думаете?" — следовал встречный вопрос. Вопрошающие не унимались: "Ну а ваше мнение?" — "Да нет у меня никакого мнения. Не только 'Дерево', но и все мы спим в этом городе — здесь здорово спится". Потом Адасинский рассказывал о последнем сне — ясное дело, пластическом: про руки, рукава белой рубашки, развевающейся на ветру, белый песок. "Вы любите людей?" — "Полтора часа в день, когда выхожу на сцену. А вообще-то, недолюбливаю". — "Какие люди вас восхищают?" — "Те, которые используют время как резиновую структуру. Успевают сделать все к тридцати годам, вроде Дженис Джоплин". — "Во что вы верите?" — "В трудоспособность и выносливость. Человек может все..." Гуттаперчевые импровизаторы тем временем легко извивались на полу в немыслимых позах, оставляя за собой мокрый след, — с них градом катился пот. В зале попросили перевести контактную импровизацию на словесный язык — Адасинский заголосил в микрофон, как заправский муэдзин. "Что вы думаете о смерти?". Дружный хохот. "Классно, что мы смеемся. А ты что про нее думаешь? А сколько тебе лет? Мне 45, тебе 22 — и мы оба думаем о смерти". Иногда ответы были лаконичные, в манере Маяковского. "Какие у вас отношения с шемякинским Петром?" — "Пластические". О том, что делать, чтобы не осквернить храм своего тела, Антон Адасинский был готов говорить долго, но сдержался. Просто рассказал про диету и салатики, про то, как боится простудиться и заболеть — за тело боится, как скрипач за свою скрипку: "Только тело — твое, ты с ним уйдешь".
       Под конец этой словесно-пластической метафизики возникало стойкое убеждение: "Дерево" — это не театр, это люди-растения — живут в гармонии со световыми потоками, гибнут из-за резких перепадов температур. Их надо срочно занести в Красную книгу и охранять. Что касается дисков, то шумовая музыка "Островов в океане", написанная Романом Дубинниковым, столь же неуловима и пластична, как и само "Дерево". А музыка "Человека, целующего дно лодки", если это можно назвать музыкой, и вовсе соткана из снов. То есть из шумов, по легенде самопроизвольно записанных сэмплером заснувшего в старой пражской церкви Дубинникова, и полусонного бормотания актрисы театра Лены Яровой: "Смерть — это когда из сердца выскальзывают две рыбы и ты не успеваешь их словить". В тексте к диску "Дерево" выражает благодарность также духам душевой, церковным колоколам в Швайнфурте и автоответчику в Праге.