«Уровень стрессоустойчивости россиян выше европейского»
Доктор философских наук Игорь Сундиев — о возможных последствиях нового тотального локдауна
Градус напряженности в социумах разных стран растет: новый штамм инфекции, обнаруженный в Великобритании, разгоняет волну страхов по миру. А изоляция, как свидетельствуют специалисты, влияет на психику не менее пагубно, чем сам вирус. «Огонек» поинтересовался у ведущего специалиста по информационному противодействию и борьбе с социальной деструкцией, вице-президента Российской криминологической ассоциации, доктора философских наук, профессора Игоря Сундиева, каковы могут быть последствия нового тотального локдауна.
— Игорь Юрьевич, 2020-й стал чуть ли не рекордсменом по числу терактов и социальных протестов. Почему?
— Сегодня много проблем, которые фиксировались в доковидные времена, становятся массовыми. Речь прежде всего о постстрессорном расстройстве, вызванном COVID-19. До пандемии аналогичный по силе стресс пережили далеко не все и уж точно не одновременно. Я о расстройствах психики, характеризующихся сильнейшей депрессией, уходом в «кокон» (человек максимально ограничивает контакты с внешним миром, даже с близкими и друзьями), спонтанной агрессией и склонностью к иррациональным поступкам. В пандемию такой стресс переживают не только те, кто переболел ковидом, но и те, кого болезнь обошла стороной. По данным медицинских исследований ученых Оксфордского университета, в период между первой и второй волнами пандемии на основании анализа более 70 млн электронных медкарт США было выявлено, что приблизительно у каждого пятого, инфицированного COVID-19, были обнаружены психические расстройства и даже установлен нейропсихиатрический диагноз. Показательным оказалось удвоение необратимых случаев деменции. Впрочем, и сами меры, принимаемые властями в борьбе с пандемией, прежде всего локдауны, как оказалось, приводят к опасным неинфекционным последствиям, вызванным депривацией (лишением возможности удовлетворять основные психофизиологические либо социальные потребности.— «О»).
Игорь Сундиев, доктор философских наук
Игорь Сундиев, доктор философских наук
По словам специалистов Национального медицинского исследовательского центра здоровья детей Минздрава России, после продолжительного режима самоизоляции и дистанционного обучения 80 процентов школьников пожаловались на возникновение депрессии, различных фобий, а также нарушения сна. Депрессивные состояния были выявлены у 42,2 процента школьников, астенические — у 41,6 процента. В результате только каждый восьмой учащийся смог адаптироваться к новым условиям дистанционного обучения и самоизоляции. У остальных помимо депрессий выявили еще целый ряд других психических расстройств: обсессивно-фобические состояния — у 37,2 процента; синдром головных болей — у 26,8 процента; нарушения сна — у каждого второго (55,8 процента). По прогнозам, пандемия продлится еще примерно год вместе с различными формами социальных ограничений. Это значит, что депривации в различных группах населения будут нарастать, порождая невротизацию и аффекты. А люди в таком состоянии склоны к внушению через интернет и саморадикализации. Именно они могут стать основной ресурсной базой для террористических и экстремистских организаций.
— Человечество пережило не одну эпидемию, и всякий раз все возвращалось на круги своя. Почему сегодня все может пойти не так?
— Человечество еще никогда не переживало эпидемию в условиях мгновенно распространяющейся информации. И никогда еще информационный фон настолько не программировал поведение социума. Нынешний фон я бы определил так: «Пандемия — это надолго, это страшно и следует выполнять указания властей, в противном случае — смерть». Другого информационного фона у нас для вас нет. Соглашусь, что COVID-19 опасен и меры предосторожности необходимы. Но стоит ли программировать панику? Между тем массовые постстрессорные расстройства не только провоцируются, но и используются определенными силами и группами лиц.
— Можно пример?
— Black Lives Matter (BLM). Такое движение невозможно было себе даже представить лет десять назад. И, уверяю вас, оно бы не возникло, не будь первой волны COVID-19 и множественных локдаунов. В такой обстановке общую тревожность и спонтанную агрессивность оказалось возможным канализировать в силовой протест, быстро «оседланный» политиками. И что в итоге? Абсолютно иррациональное поведение участников BLM: снос памятников, коленопреклоненные полицейские, горящие и разгромленные магазины и дома. Но, если задуматься, причина охватившего два континента «раскаяния» не слишком понятна...
— Почему же? Сотни лет рабства...
— Рабство сопровождало почти всю историю человечества. А в последние годы его существования в Штатах число черных рабовладельцев существенно превышало число белых. Вспоминать об этом почему-то не принято и даже опасно, зато можно подогреть недовольство через соцсети и продемонстрировать избирателям, насколько власть не в состоянии справиться с протестом со всеми вытекающими в выборный год последствиями. Если бы не постстрессорный синдром, масштаб BLM был бы не тот. Но не политикой единой... Произошла парадоксальная вещь: терроризм, который давно уже пользуется возможностями медийной среды для привлечения внимания к своим акциям, вынужден был переформатироваться, чтобы перебить тему ковида в эфире. Можно сказать, что экстремисты перешли на новую модель, как его называют, «насыщающего террора». Это то, что мы видели в Вене и во Франции.
— В чем его отличие от классического террора?
— В том, что исполнителей таких терактов не вербуют, а доводят до нужного градуса агрессивности по соцсетям без особых усилий со стороны профессионалов. Им нужно лишь подправлять, направлять и вовремя сбрасывать нужную информацию. Целью таких терактов является не совершение их в конкретном месте или в отношении конкретных людей, а в создании информационного фона паники и страха. Чем больше терактов одномоментно и желательно в прямом эфире, тем лучше. И так как число радикально настроенных пользователей соцсетей в период пандемии резко возросло, равно как и ухудшилось состояние их психики, появился даже выбор потенциальных живых «снарядов». Подобная взрывная саморадикализация — новый и крайне опасный феномен. Люди, в первую очередь молодежь, как бы без всякого внешнего воздействия начинают интересоваться радикальными и экстремистскими идеологиями, самостоятельно находят информацию в интернете. Примерно аналогичное явление наблюдается и в протестном секторе. И тут фиксируется появление новых форм. Например, «виртуальные митинги» с использованием «Яндекс-навигатора», которые прокатились по России в апреле. Начиналось все как флешмоб граждан, недовольных плохой организацией выдачи пропусков, но быстро превратилось в полноценный митинг с политическими и экономическими требованиями (введения ЧС, прямой помощи тем, кто остался без работы, и т.д.). Принципиально новым стало и использование так называемого социального лазера.
— Что это такое?
— В основе социального лазера — схема организации волн социальных протестов «Стимулированного усиления социальных действий» (Stimulated Amplification of Social Actions —? SASA). Модель SASA состоит из индивидов, выступающих в роли социальных атомов (s-атомов), способных находиться лишь в одном из двух состояний? — ?релаксации и возбуждения. Множество таких s-атомов образуют активную усиливающую среду (social gain medium). S-атомы взаимодействуют с информационным полем, генерируемым СМИ и интернетом. Это поле модерируется заказчиками. Речь идет о технологиях обработки пользователей соцсетей, чтобы довести их до определенного градуса радикализации, при том что действовать такие «атомы» должны сообща.
Один наш соотечественник занялся разработкой этого концепта после украинского Майдана, и к 2016 году были опубликованы его выкладки. Но до COVID-19 система сбоила: подавляющая часть пользователей соцсетей сохраняла индивидуальность мышления, к тому же их психика была куда более устойчивой. Сейчас же постстрессорное расстройство сделало свое дело, и количество неустойчивых s-атомов выросло в разы, что позволило фокусировать внимание социума на какой-то определенной теме или личностях. Социальный лазер — довольно мощное оружие и способно нанести серьезный вред обществу.
— Но, может, тут нет никакого злого умысла? Доходы населения падают, растет безработица, ухудшаются условия жизни. Тут и без всякой «накачки» идет естественная радикализация...
— Средний уровень жизни россиян все еще достаточно высок, чтобы избегать опасной радикализации. Кроме того, уровень стрессоустойчивости россиян выше европейского и даже того, что наблюдается у наших ближайших соседей. Так что для активации социального лазера в России требуется такое масштабное воздействие на социум, чтобы оно было способно привести к массовой истерии и панике. Впрочем, в отдельно взятом городе или регионе социальный лазер вполне может и сработать. Как было, например, в еще доковидную эпоху в Хабаровске, где криминал опробовал социальный лазер впервые. В этом году его задействовали в Белоруссии и Киргизии. Во втором случае особенно результативно — со сменой власти. Убежден, что чем дальше, тем такие «лазеры» будут применяться чаще и, не исключено, в стихийном формате, то есть без заказчиков и кукловодов.
Заметьте: одной из черт протестов 2020 года стало отсутствие четких политических программ и даже лидеров. И чем дальше, тем социальные лазеры будут чаще срабатывать спонтанно, как одна из естественных особенностей современного информационного сообщества. По крайней мере, пока в соцсетях остается немало пользователей с психикой, способной к гиперполяризации, иначе говоря, когда возбуждение преобладает над торможением и индивид утрачивает самоконтроль, способность к анализу и т.д. В этом состоянии люди сами ищут чего-то протестного, радикального, где можно было бы «развернуться».
— В основном это молодежь?
— Да, поколение Z и идущая за ним «альфа». Коронавирус, локдауны и массовая дистанционка привели к тому, что навыки функционального взаимодействия в социальных группах, и до того не сильно проявленные у юного поколения, оказались утеряны. А они необходимы прежде всего для достижения социально значимых результатов. Не говоря уже о том, что у двух самых молодых поколений и до коронавируса фиксировались серьезные проблемы с эмпатией. То есть им и так было сложно кооперироваться в социальные группы.
Эмпатия, способность к сопереживанию, возникает при непосредственном контакте с другим человеком, в онлайне это случается крайне редко. А поколение Z и идущее за ним в офлайне эмпатируют все реже. При этом они легко становятся трансмиттерами — нейтральными передаточными звеньями негативной информации и деструктивных каузальных связей. Проблема осложняется тем, что в ковидную эпоху из социума активно выбывает старшее поколение, являющееся основным носителем социального опыта, в достаточной мере наделенное сочувствием и состраданием. Так что мир рискует столкнуться с «синдромом невозвращения», даже когда созреют объективные условия для выхода из локдаунов и карантинов.
— А что значит «синдром невозвращения»?
— В прежние времена, когда общество переживало эпидемию или войну, по окончании бедствия возникало ощущение «мы победили!». Победили болезнь, врага… Главное, что происходила смена информационного фона с «мы победим» на «мы победили». Первой приходит вера в победу, потом уже она сама. Сегодня же смены информационного фона, несмотря на появившиеся вакцины, идущие по всему миру прививки, не происходит. В Великобритании, например, вообще введен жесткий локдаун. Уже пошли разговоры, что вакцина — это на полгода-год, что весной мир ждет третья волна COVID-19, а, может, и COVID-20 или 21. Получается, информационный фон не меняется: «Мы в пандемии». И пока не видно, чтобы было стремление поменять картину. Более того, не стоит забывать, что вхождение в карантин было общестратегическим шагом целого ряда государств. Все договорились так или иначе. Значит, и выход из мирового локдауна должен быть общим. По крайней мере, не единичным. Но договориться о выходе явно будет сложнее, чем о входе. Так что пандемия закончится тогда, когда основные игроки смогут договориться и по этому вопросу.