Возрастные явления

Дмитрий Косырев

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Они не способны общаться даже друг с другом, не говоря о людях других поколений; они занимаются полной ерундой или ничем не занимаются, лишь пытаясь убежать от жизни; и они великолепны. Таковы герои нового романа Булата Ханова «Развлечения для птиц с подрезанными крыльями».

Автору романа 29 лет, он выпускник Казанского университета и в одном из выступлений сказал: у меня получилось что-то вроде раннего Аксенова с его «Затоваренной бочкотарой». Хотя тут и от позднего Аксенова довольно много — гротеск, сумасшедшинка, сдвиг в иные миры, как в аксеновских «Вольтерьянцах и вольтерьянках».

Традиционная, имени Белинского литературная критика обязана начать с выяснения вопроса о социальной значимости романа. Таковая в нем есть, но не может быть никакой значимости, если человек плохо пишет. А тут настоящие улеты в стратосферу в те мгновения, когда речь в романе заходит о… крафтовом пиве. Дело в том, что сюжет строится вокруг подготовки фестиваля такого пива в странном волжском городе Элнет Энере, и через каждые несколько глав мы читаем вдохновенные фантазии — о том, например, что происходит при дегустации напитка под названием «испытание пеплом». А еще там есть экспериментальный индийский пейл-эль «Колыма Inn» и «Ирландская бомба», и конца этой феерии не видно. Да, это символ красоты как смысла жизни, не хуже, чем любой другой, но вдруг такое пиво и правда есть? Ведь этот пивной мир так же прекрасен и бесконечен, как мир великих и невеликих вин или, допустим, мир музыки или литературы.

Отчего «лишние люди» не переводятся в литературе

А вот теперь все-таки — о социальном значении книги. Герои слегка моложе автора, они студенты или что-то вроде того. Героев, ключевых, четверо, и линии их судеб то встречаются, то расходятся (потому что они даже в какую-то сплоченную команду слиться не могут). Одна постоянно ругается с близкими и далекими людьми, будучи анархофеминисткой, другой пытается убежать от отца-олигарха и начать собственную жизнь, третий — пивной блогер, теряющий свою профессию из-за затяжного фарингита, четвертый… да неважно. Важно другое — они лучшие. Лучшие люди своего поколения, настоящая элита (а элита — это наиболее образованные, а не те, у кого есть деньги или место в тупой светской хронике). И да, прежде всего от таких, лучших, зависит будущее нас всех.

И это люди, чьи диалоги сверкают всеми мыслимыми огнями, в их разговорах мелькают «инфантильный ужас», «депрессивные субъекты» и «ментальный мусор», они вскользь замечают, что «главная химера носит имя реальности». Они блистательны и остроумны, но… для них нет места в обществе. В том числе потому, что лучшим — им-то как раз труднее всего, куда проще тем, что смиряются со своей истинной или воображаемой посредственностью и сидят тихо, лишь иногда выдавая вспышки ненависти к «мажорам» и «илитке».

Вот такой портрет лучших из нового поколения; ну и что тут такого уникального и удивительного? Да во все времена никто не ждет прихода нового поколения, все места заняты, и это трагедия, которой несколько тысяч лет.

Давайте посмотрим, что нам этот роман напоминает, кроме «раннего Аксенова». «Евгения Онегина», конечно, как и «Героя нашего времени». Кстати, Пушкин начал писать свою поэму в 23 года (закончил — в 32), Лермонтов был даже моложе — издал книгу в 26 лет.

И вот у Пушкина мы видим героя поэмы, который, точно как булатовские «птицы с подрезанными крыльями», занимается ерундой — то есть ничем; если и убил друга на дуэли, то по глупости и случайности. Более того, это герой, который в громадной поэме произносит всего несколько строчек, и все они почти ни о чем. Байронический герой Лермонтова — да то же самое, хотя с оружием в руках, с повышенной активностью и агрессивностью.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Хотите еще примеров — пожалуйста: «Ночь нежна» Скотта Фицджеральда (правда, ему уже было 38 лет). Такая же случайная команда молодых людей, тоже блестящих и невообразимо талантливых, ну да, сзади них тень громадной и бессмысленной войны. Но, в общем, тоже портрет эпохи и портрет входящего в эту эпоху поколения, причем лучшей, элитной в высшем смысле слова части такового. И, конечно же, эти люди тоже ощущают, что прочие поколения их тут не ждали.

А как насчет раннего, совсем раннего Бориса Гребенщикова — то гневные вскрики очень злого мальчика («кто ты такой, чтоб мне говорить, кто я такой»), то сонм божественных фантомов из разных времен и культур… и сладкий страх: неужели я и есть гений, неужели именно мне предстоит изменить этот негостеприимный мир, не мою ли лебединую сталь ждут облака?

Дмитрий Косырев о карантине как политической модели

Возрастные явления есть у любого возраста. Зрелое поколение, у которого все получилось,— это, конечно, спортивная машина и молоденькие девочки при первой седине в бороду. Смешно, но понятно и даже мило. У вот этого начинающего поколения — свои возрастные безумства, типа описанной в романе идиотской протестной акции части героев против пивного фестиваля.

Понятно, что авторы бывают разные. Мгновенно проделавший путь от радикализма к умному консерватизму Пушкин, бешеный Лермонтов… Все они пишут о своих, о поколении друзей. Каждый мог бы сказать:

Я — голос ваш, жар вашего дыханья,

Я — отраженье вашего лица.

Напрасных крыл напрасны трепетанья,

Ведь все равно я с вами до конца.

И каждому для этого потребовалось сделать шаг в сторону от своего поколения, иначе не смогли бы написать.

Булат Ханов не слишком похож на Булата Первого — который Окуджава: никакой меланхолической грустинки, этот, нынешний, булат очень хорошо заточен и остро режет. И на Аксенова с его оптимистическим, непобедимым напором Ханов тоже не похож. Но главное — что, как у нынешнего входящего в жизнь прекрасного поколения, так и у следующих, есть и будут свои трубадуры, пока жива наша цивилизация.