На русском языке вышла книга французского историка Робера Мюшембле «Цивилизация запахов». О веселом исследовании запахов и отношении к ним с XVI по начало XIX века рассказывает Алексей Мокроусов.
Фото: Новое литературное обозрение
Чтобы погрузиться во все тонкости истории запахов, от читателя новой книги Робера Мюшембле, пожалуй, потребуется вспомнить, чем французский историк, профессор Сорбонны, уже известен в России. Хотя бы для того, чтобы не удивляться оглавлению, один из разделов которого называется «Запахи женщины», а другой — «Дыхание Дьявола». В России выходили две книги Мюшембле: «Очерки по истории дьявола» и «Оргазм». И обе можно рассматривать как источники «Цивилизации запахов», обе имеют прямое отношение к культурной истории запахов, их изучению, воспроизводству и бытованию.
Одни запахи считались сатанинскими, другие — божественными. Сексуальное и генитальное — постоянные сюжеты в книге Мюшембле, не зря французское издание три года назад вышло с полуобнаженной красавицей на обложке; для сравнения — в русском для обложки использовали фрагмент картины Яна Моленара из серии «Пять чувств» «Обоняние» (1637) — здесь женщина подтирает ребенка. Почувствуйте, как говорится, разницу. Впрочем, традиционное табуирование сексуальности в России не позволяет идеализировать ситуацию в Европе. Даже там запах, призванный быть главным в деле сближения полов, долгое время считался самым низменным из чувств, и многочисленные произведения монахов, теологов и моралистов тому подтверждение. Мюшембле перелопатил множество источников, от учебников по физиогномике, сочинений врачей и философов до королевских указов и произведений романистов и сказочников.
Объем привлеченного материала поражает. На страницах «Цивилизации запахов» соседствуют Рабле и Пруст, Мольер и Зюскинд; упоминаются Бахтин и Фрейд. В архивах Мюшембле разыскал посмертные описи имущества, причем не только парфюмеров и аптекарей (инвентарь остававшегося в мастерских помогает понять, что использовали для составления композиций), но и галантерейщиков. Во Франции на первые роли в создании духов претендовали перчаточники. Во времена Людовика XIII их работа ценилась вдвойне — перчатки считались защитой от чумы, их безжалостно ароматизировали уже на стадии обработки кожи, а многие ингредиенты извлекали из половых желез экзотических животных.
Среди парижских мастеров было немало итальянцев, можно даже решить, что они повлияли на французские духи не меньше, чем на французскую кухню. Так, Мария Медичи пользовалась услугами Аннибала Басгапе, мастера благовоний с Апеннин. Среди парфюмеров были и настоящие знаменитости, как приехавший в 1533 году вместе с Екатериной Медичи во Францию Рене Флорентиец, знаменит он был и причастностью к ряду громких отравлений.
Тема смерти в истории запахов вообще занимает особое место. Среди иллюстраций в книге — акварель XVII века с изображением противочумного костюма из сафьяна (собрание лондонской библиотеки Уэллкома), напоминающего скорее о Венецианском карнавале, чем о последней надежде в лице доктора. Маска в форме клюва надевалась на нос, ее наполняли духами. Сама кожа ароматизировалась травами и другими душистыми субстанциями, от тимьяна, амбры и мелиссы до камфоры, мирры и розовых лепестков. Врачам советовали также душить белье и одежду, а Даниэль Дефо в «Дневнике чумного года» (1725) описывал советы самих медиков английским золотарям — держать во рту чеснок и руту и курить ароматизированный табак. Во Франции же чеснок был в чести в основном в Гаскони и Провансе, за их пределами его запах считался неприятным — ради борьбы с чумой использовать еще могли, зато в кулинарию едва допускали; говорят, ценивший чеснок Генрих VIII этим обстоятельством был недоволен.
Историю запахов и их функции — утаивать и соблазнять, притягивать и отталкивать — Мюшембле рассматривает на границе низкого и высокого, и некоторые пассажи явно оправдывают маркировку «18+» на обложке. Но, возможно, автор лукавит, когда завершает книгу утверждением, что, «пока человек не превратится в робота, обоняние останется для него важнейшим ориентиром, будет помогать адаптироваться к страху и удовольствию. Для движения по жизненному пути, на котором сменяют друг друга боль и радость, нос — первейшая необходимость».
На роль итоговых размышлений в неменьшей степени претендует история изменения отношения к телу. Прежде чем в европейской истории взяла верх концепция чистого наслаждения от амбре, обществу пришлось проделать немалый путь, связанный с пониманием того, что тело, а особенно обнаженное, и тем более женское, не имеет никакого отношения к смертному греху, с которым его упорно ассоциировали моралисты. Пик представлений о вечной вине человека приходится на 1550–1650-е годы, к этому времени относится большинство трактатов и художественных текстов, обличающих интерес к сексуальному и демонизирующих женщину, в том числе из-за якобы порождаемого ею смрада. Потребовались усилия нескольких столетий, прежде чем человечеству удалось отделить грозившие смертью инвективы в адрес сладострастников от здорового культа здорового тела.
Робер Мюшембле. Цивилизация запахов. XVI?—?начало XIX века. Перевод с французского Ольги Панайотти. М.: Новое литературное обозрение, 2020