В российский прокат вышел фильм «Дэвид Боуи. Человек со звезды» Гэбриела Рэнджа. Борис Барабанов считает, что посмотреть байопик музыканта стоит, даже несмотря на то что в ленте нет его музыки, а заодно стоит прочесть книгу Уилла Брукера «Почему Боуи важен», которая только что вышла на русском языке.
Фото: Film Constellation
Отсутствие разрешения наследников Дэвида Боуи на использование его песен лишило фильм Гэбриела Рэнджа масштабных концертных номеров, которые составили существенную часть успеха «Богемской рапсодии» и «Рокетмэна». Полноценный музыкальный байопик задумывался как продолжение тренда — Дэвид Боуи не уступает по части легендарности Фредди Меркьюри и Элтону Джону. Однако отсутствие взаимопонимания с родственниками Боуи только добавило азарта съемочной группе. Разместив в начале фильма предупреждение «Все, что вы увидите, (в основном) выдумка», создатели ленты даже не изменили имен прототипов.
В «Человеке со звезды» по Америке едет еще Дэвид Джонс, он уже использует псевдоним, но еще не состоялся как феномен, не стал Дэвидом Боуи-суперзвездой. Он все еще в поиске своей идентичности. Его гнетет семейное проклятие: его брат, как и сестры его матери, страдает психическим заболеванием, и Джонс ищет в своей собственной жизни следы «дурной крови». А циничный и неудачливый менеджер Рон Оберман, нанятый, чтобы сделать из Джонса американскую звезду, оказывается единственным, кто верит в Боуи и вселяет в него надежду.
Лишившись опоры в виде песен Дэвида Боуи, авторы фильма пустились во все тяжкие, предложив зрителю сразу несколько версий формирования личности героя: наследственную шизофрению, превратности музыкальной индустрии, отношения героя с женой Энджи.
Только разобравшись со всеми этими вызовами, Дэвид Боуи становится самим собой и находит свой самый знаменитый образ — Зигги Стардаста.
Исполнителю главной роли Джонни Флинну требовалось сыграть героя во всех состояниях и при этом не разочаровать поклонников Дэвида Боуи, которые заранее были настроены по отношению к фильму скептически. Говорить о портретном сходстве тут не приходится — добиться его вряд ли кому-либо под силу. Боуи был человеком с множеством лиц и остался загадкой до самой смерти. Музыкант много играл в кино, однако единственным экранным Боуи до выхода «Человека со звезды» был Джонатан Рис Майерс в «Бархатной золотой жиле» Тодда Хейнса, но и это был, по сути, собирательный образ. Так что у Флинна была определенная свобода, и он со своим персонажем, скорее, справился.
Сложнее было справиться с музыкальными задачами, и здесь опыт Флинна, на счету которого пять студийных альбомов и много музыки для кино и телевидения, пришелся очень кстати. Для создания оригинальных музыкальных тем (в соавторстве с канадским композитором Анной Никитиной) и записи вокала ему не потребовалось осваивать новую профессию. Вся та часть «Человека со звезды», которая решена в жанре роуд-муви, выглядит достаточно убедительно, и только когда Гэбриел Рэндж погружает нас в глубины психиатрии, фильм, что называется, сходит с рельсов.
Версию о том, что истоки болезненного таланта Дэвида Боуи стоит искать в безумии его брата Терри и в целом в дурной наследственности, режиссер охотно взял на вооружение.
Однако профессор культурологии Уилл Брукер в только что вышедшей в России книге «Почему Боуи важен» обращает внимание читателей на то, что сестра музыканта в недавнем интервью кинодокументалисту Фрэнсису Уотли назвала историю о безумии в семье обыкновенной выдумкой Дэвида. В частности, эпизод с приступом сумасшествия Терри на концерте Cream, который воспроизвел в фильме Гэбриел Рэндж, был, с ее точки зрения, «неудачным кислотным трипом».
«Наше знание о Боуи,— пишет Уилл Брукер,— сложная система, где два противоположных взгляда могут оказаться одинаково верными». Написать идеальную биографию артиста невозможно, как и снять идеальный байопик. Можно только описать свои собственные впечатления от общения с героем и его музыкой. Уилл Брукер пошел дальше. На протяжении целого года он жил будто внутри своего героя, чтобы понять его и себя.
«Сначала, основываясь на биографиях и онлайн-ресурсах, я составил списки всех книг, прочитанных Боуи, затем всех песен, которые он слушал, и, наконец, всех его любимых фильмов,— пишет Брукер.— Двенадцать месяцев моей жизни были организованы таким образом, чтобы соответствовать разным периодам его карьеры, с 1960-х годов и до 2015-го: я брал каждый из альбомов поочередно и слушал только его… Мне хотелось, чтобы отражение в зеркале каждый раз служило напоминанием о моем проекте. Я хотел установить с ним связь, в каком-то смысле слиться с ним». Брукер не только следовал стилю Боуи в одежде и прическе. В начале своего эксперимента он составил карту лондонского пригорода Бромли, в котором Боуи провел детство и юность, и буквально ходил по его следам. Финалом этого эксперимента можно считать случай, когда на показе мюзикла Боуи «Lazarus» одна из актрис увидела со сцены Брукера, одетого и накрашенного в полном соответствии с образом из 1990-х, и приняла его за «призрак Боуи».
Уникальность книги «Почему Боуи важен» в том, что Брукер подошел к ней одновременно и как фанат, и как ученый. Как фанат, он мечтает не просто подражать кумиру, он хочет стать им. Как ученый, он исследует не только конкретное явление, но и мир через него.
Брукер изучает механизмы, приводящие в движение образы в массовой культуре, он вглядывается в устройство сознания творца, он штудирует тексты песен как «постмодернистскую матрицу смыслов», а в качестве одного из творческих методов Боуи обнаруживает «избирательное воровство».
Брукер касается и гомосексуальности своего героя и его заигрывания с нацизмом. И то и другое, по версии профессора, маски: «Образ гея он использовал с тем же цинизмом, что и образ фашиста».
Книга «Почему Боуи важен», в отличие от фильма «Дэвид Боуи. Человек со звезды», не последовательное биографическое повествование, но многие мотивы этих произведений созвучны. Пожалуй, единственное, в чем Рэндж и Брукер по-настоящему противоречат друг другу, это в теме веры в успех. В фильме Боуи до самого финального шоу в клубе Friars Aylesbury сомневается в том, что все не зря. Брукер же видит другую картину: «Боуи, несомненно, сохранял почти непоколебимую веру в себя. В беседе с Джорджем Тремлеттом в 1969 году он "с улыбкой, но твердо" заявил: "Я буду миллионером к тридцати годам". Тремлетт отмечает: "По тому, как он это сказал, я понял, что мысль о возможной неудаче едва ли приходила ему в голову"».