"Приношение Баланчину" — первое в юбилейном году. Летом в Мариинке ожидается целый баланчинский фестиваль: прародина Георгия Мелитоновича Баланчивадзе предъявит свои права на George Balanchine в год столетия со дня его рождения, расстреливая спектакль за спектаклем всю обойму своего внушительного баланчинского репертуара. Пока же — три премьеры: "Четыре темперамента", "Вальс" и "Ballet Imperial".
Мариинский Баланчин неуклонно двигался в сторону самого себя, медленно, но верно превращаясь из блудного сына великого Петипа в равно великого Mr. B. В сторону модернистской неоклассики, променявшей имперскую роскошь на трезвый расчет, тяжеловатый помпезный ампир — на сложную простоту ар деко, Европу — на Америку. От романтической, сотканной из воспоминаний об императорском балете и намеков на триаду Чайковского "Серенады" — к квинтэссенции баланчинской хореографии, к "Четырем темпераментам". К танцу, в котором нет сюжета (как тут не вспомнить, что "достаточно появиться на сцене мужчине и женщине — и вот вам сюжет"), а потому неуместны костюмы (танцуют в репетиционных купальниках) и декорации. К танцу, в котором есть только танец, голая математика, длинные формулы движений и хитрые алгоритмы вариаций. К чистой балетной абстракции, сродни поллоковскому экспрессионизму, где только цвет, разбрызганная краска, сама живописная материя в вечном движении.
За аутентичность переноса трех американских балетов ответят звезды New York City Ballet — Колин Нири и Джон Клиффорд. Солистам, Ульяне Лопаткиной, Диане Вишневой, Ирме Ниоразде, Дарье Павленко, Эльвире Тарасовой, Софье Гумеровой, Андриану Фадееву, Андрею Меркурьеву, Леониду Сарафанову, Антону Корсакову, одетым в аутентичные же костюмы баланчинской художницы Барбары Каринска, предстоит на время распрощаться с привычной танцевальной традицией.
Ведь "Ballet Imperial" (1941) на музыку Второго фортепианного концерта Чайковского и есть последнее прощание с Петербургом, слегка ироничный, слегка ностальгический оммаж Петипа и русскому императорскому балету. "Вальс" (1951) — и вовсе прощание со старой Европой, убитой наповал одним выстрелом в Сараеве. Музыка Равеля, отвергнутая Дягилевым за "несценичностью", сгодилась Баланчину: из танцев "Летучей мыши", поставленной когда-то для Метрополитен, и равелевских вальсов составилась фантазия о венском бале в последние дни belle epoque. Неистовый dance macabre закружит вальсирующих, и они не заметят, как замертво упадет балерина, легкомысленно выбравшая в партнеры саму Смерть. Зато "Четыре темперамента" (1946) — бодрое, во весь голос приветствие Новому Свету, первый американский шедевр Баланчина, аскетичный, сделанный в условиях жесткой экономии и конкуренции, — оттого, наверное, танцовщики так агрессивно завоевывают сценическое пространство, словно борются за свое место под солнцем. Подзаработав на голливудско-бродвейских халтурах, Mr. B смог позволить себе полчаса настоящего музыкального авангарда, заказав музыку Паулю Хиндемиту. В итоге получился головоломный хореографический текст, балетный "Шум и ярость", в котором препарированные классические элементы складываются в неевклидову геометрию вариаций о четырех античных темпераментах — с грандиозным финальным триумфом последнего, холерического. Ему в средневековой мистике соответствовала стихия огня. Укрощенному же огню в новой балетной мифологии соответствует пятый элемент — математическая стихия Mr. B.
АННА ТАРАСОВА