Событие недели — начало мини-ретроспективы Чарли Чаплина на канале "Культура", выстроенной почему-то по принципу обратной хронологии. Сначала покажут "Великого диктатора" (The Great Dictator, 1940) (13 апреля, "Культура", 21.55, **), затем — "Новые времена" (Modern Times, 1936) (14 апреля, "Культура", 22.30, ****). "Новые времена" — вызывающий уважение пример слепого и героического упорства Чаплина, отказывавшегося примириться с приходом в кино звука. Весь Голливуд упивается новыми техническими и художественными возможностями — Чаплин снимает немой фильм. А "Великий диктатор" — и последний фильм, в котором Чаплин скрывает свое прекрасное и холодное лицо под маской бродяжки Чарли, и первый, в котором он все-таки решается заговорить. Как принято объяснять, для того, чтобы предупредить весь мир об угрозе фашизма. "Новые времена" — фильм несовершенный, прежде всего со сценарной точки зрения, какой-то мятый, непоследовательный. Но в число лучших фильмов мира его включают не зря: Чаплин создал в нем целую галерею незабываемых образов, превращающих "Новые времена" едва ли не в главную в мировом кино антикапиталистическую, или, как сказали бы сейчас, антиглобалистскую сатиру. Бродяжка Чарли идет работать на завод, где вкушает все прелести фордовской конвейерной системы. На нем испытывают машину для автоматического кормления рабочих, но машина разлаживается и превращается в орудие пытки. Обезумев от того, что ему приходится весь день подвинчивать гайки, Чарли пытается подвинтить все, что напоминает их по форме, например пуговицы на женском платье. Машина втягивает его в себя, заставляет исполнять некий футуристический балет с шестеренками, а потом выплевывает, уже безумного. Выпущенный из психушки, Чарли подбирает упавший с кузова грузовика сигнальный флажок и бежит за машиной: дескать, вы что-то потеряли. Но флажок-то красный: помимо своей воли Чарли превращается в лидера коммунистической манифестации. Увы, Чаплин был или, по крайней мере, старался быть в своих фильмах назойливо сентиментальным. Любовная линия очередной побродяжки, сыгранной Полетт Годдар, лишь портит этот язвительный и жестокий фильм. "Великого диктатора" критиковать неудобно: как-никак антифашистская сатира. Чаплин сыграл в нем две роли: еврея-парикмахера, жертву погромов и концлагерей, и его двойника, диктатора Аденоида Хинкеля. Но, что удивительно, вроде бы близкого ему по духу и судьбе парикмахера он играет через силу, вяло, не смешно и не трагически. А вот диктатору достаются лучшие эпизоды картины: ссора и драка с диктатором-союзником, прозрачной карикатурой на Муссолини, и цирковой номер с глобусом, которым одержимый манией величия Хинкель жонглирует. Чаплину и в жизни были свойственны диктаторские замашки: как ни кощунственно это прозвучит, во френче фюрера он чувствовал себя гораздо органичнее, чем в робе заключенного. Но финал портит и блестящую линию диктатора: подменивший Хинкеля, как в самой вульгарной голливудской комедии, парикмахер произносит, обращаясь к зрителям, невыносимо патетическую речь на тему "Люди, я любил вас, давайте любить друг друга". Зато "О, где же ты, брат?" (O Brother, Where Art Thou?, 2000) братьев Этана и Джоэля Коэнов — один из самых смешных, легких и воздушных американских фильмов последних лет (15 апреля, РТР, 0.30, *****). Шутники-братья уверяли журналистов, что сняли его по "Одиссее" этого, как его, Гомера. Но, хотя его герои, три беглых каторжника, пробирающихся к спрятанному сокровищу по Миссисипи 1930-х годов, и встречают в пути и самого Гомера, и Циклопа, и соблазнительных сирен с баклажками доброго виски, "Одиссея" тут ни при чем. Фильм — посвящение американскому кинематографу времен Великой депрессии, и робы каторжников выглядят так же кокетливо, как смокинги бродвейского кордебалета. Как всегда у Коэнов, герои — идиоты, которые преследуют несуществующую цель, но идиоты добрые. Каждая случающаяся с ними встреча — повод для феерических гэгов. Гангстер по кличке Babyface больше, чем копов, ненавидит коров и ведет с ними беспощадную войну. Ку-клукс-клановцы танцуют на ночных полянках вокруг горящего креста. И так далее. О беглых уголовниках идет речь и в печальном, эпическом фильме Клинта Иствуда "Идеальный мир" (A Perfect World, 1993) (9 апреля, РТР, 23.05, *****). Сюжет предельно прост, если не банален. Двое неисправимых бегут из тюрьмы, берут в заложники маленького мальчика. Когда один из беглецов демонстрирует по отношению к нему грязные намерения, второй, сыгранный Кевином Костнером, убивает напарника и продолжает путь вдвоем с ребенком уже не как похититель с похищенным, а как старший друг с младшим. А по их пятам идет коп Клинта Иствуда, такой же усталый, такой же всепонимающий. В том числе и то, что ему очень не хочется убивать беглеца, но придется. Так уж устроен этот идеальный мир. "Семейный очаг" (Domicile conjugal, 1970) Франсуа Трюффо — четвертая глава жизнеописания обыкновенного французского паренька Антуана Дуанеля, сыгранного альтер-эго режиссера, Жан-Пьером Лео (9 апреля, ТВЦ, 0.45, ****). Ничего не происходит — только череда трагикомических деталей, из которых состоит жизнь. Антуану уже 26 лет. Он зарабатывает тем, что раскрашивает в невероятные тона цветы и наблюдает за жизнью двора, где обитают сентиментальная служанка, добровольный затворник, оперный певец и даже загадочный кадр, которого прозвали душителем. Антуан находит другую работу: теперь на каком-то предприятии, занимающемся гидравликой, он манипулирует макетами кораблей в ванне с водой. Обманывает жену с японкой Киото, потом она ему надоедает, он возвращается к семейному очагу. Вроде бы ничего не случилось. Кроме того, что зрители почти физически ощущают, как бесповоротно уходит время человеческой жизни.
Михаил Трофименков