Дух Феллини говорит голосом луны

Вчера, когда Федерико Феллини исполнился бы 101 год, в московском «Иллюзионе» показом документального фильма «Феллини и духи» режиссера Ансельмы Делл’Олло открылась мини-ретроспектива великого итальянского режиссера. Эта картина, а также последняя работа Феллини «Голос луны», которой ранее не было в российском прокате, вышли и в других кинотеатрах. О юбилейных событиях рассказывает Андрей Плахов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Столетие Феллини, как и столетие его соавтора кинодраматурга Тонино Гуэрры, должно было с размахом праздноваться во всем мире. Каждая страна и каждый кинофестиваль планировали «что-то феллиниевское», годовщину — 20 января 2020-го — собирались отмечать весь последующий год. Однако «год Феллини» оказался годом коронавируса, и большая часть крупных событий так и не состоялась. Из того, что удалось сделать, в России стоит выделить выпуск большого номера журнала «Сеанс», посвященного Феллини, а в Италии — появление фильма «Феллини и духи». Это насыщенное киноэссе о режиссере, оказавшем огромное влияние на современников и потомков: о нем рассказывают среди прочих Терри Гиллиам, Уильям Фридкин и Дэмиен Шазелл. Но самое интересное — архивные съемки, запечатлевшие не только актеров Феллини — Марчелло Мастроянни, Джульетту Мазину, Анук Эме, но и, например, Карла Густава Юнга, имеющего непосредственное отношение к феллиниевским «духам». Ведь они не что иное, как художественные иллюстрации страстей, проникающих в сознание через сновидения, а у художников — через образы, стирающие грани между сознательным или бессознательным.

Еще один пример истончения этих граней — последний фильм Феллини «Голос луны». Появившись в 1990 году, он был воспринят как меланхоличный стон вчерашнего кумира, утратившего контакт с новой реальностью, ищущего альтернативу ей в духовном опыте лунатиков, или безумцев. Одного из них играет Роберто Бениньи: его герой — современный Дон-Кихот, он прислушивается к шепоту колодцев и цитирует стихи Джакомо Леопарди. В роли другого — Паоло Вилладжо; два записных комика итальянского кино должны повернуть фильм в сторону эксцентрической комедии, но вместо этого только подчеркивают его печальный, пессимистический тон. Впрочем, сегодня, в атмосфере тотальной депрессии, даже слабое эхо феллиниевского жизнелюбивого юмора воспринимается как ободряющий голос.

В рамках мини-ретроспективы в «Иллюзионе» покажут первый из шедевров Феллини — «Маменькины сынки» (1953), а также две его самые знаменитые работы — «Сладкую жизнь» (1960) и «8 1/2» (1963). «Сладкая жизнь», достигающая величия современного мифа, победила на Каннском фестивале под яростный свист в зале; главный фильм итальянского постнеореализма был осужден святошами и церковниками. Кинофреска о Риме эпохи «экономического чуда» в свободной, отчасти поэтической, отчасти гротескной форме живописует нравы эмансипированной буржуазии и богемы, борьбу атеистического интеллекта с обветшалым, но все еще притягательным христианским мифом. Понятными всему миру после этой картины стали итальянские слова dolce vita и paparazzi.

Фильм «8 1/2» открыл новую формулу авторского модернистского кино, вбирающего в себя стихию бессознательного. Феллини становится, наряду с Годаром, главным кинематографическим новатором середины ХХ века. Фильм участвует в конкурсе Московского фестиваля — и побеждает! Решение жюри под началом Григория Чухрая стало апофеозом либерализма и чуть не стоило ему партбилета: по партийным инструкциям должен был победить один из двух советских конкурсных фильмов.

Феллини, сын коммивояжера, выпускник монастырской школы, обожал цирк, в юности зарабатывал на жизнь карикатурами и радиорекламой, уклонялся от службы в армии, едва сводил концы с концами. Дружил с проститутками и до конца жизни сохранил восторженный пиетет перед пышными женщинами: вспомним бесподобную Сарагину из «8 1/2». Феллини был открыт жизни во всех ее проявлениях, включая самые мрачные, но и тогда он оставался собой — неисправимым фантазером, женолюбом и хулиганом, вооруженным самоиронией и больше, чем в Бога, верящим в чудо, которое и есть жизнь.

Его музой и верной женой была Джульетта Мазина. Из мужчин-актеров его любимцем стал Марчелло Мастроянни, открытый и воспитанный старшим коллегой Феллини — Лукино Висконти. В 1957-м Мастроянни сыграл у Висконти Мечтателя в «Белых ночах», но фильм был встречен холодно. Мастроянни тогда горько шутил: «Я безнадежен — пора это признать. Придется до конца дней играть только таксистов». Пройдет совсем немного времени — и после «Сладкой жизни» и «8 1/2» он станет символом интеллектуального актера новой эпохи. Как говорил, возможно, немного кокетничая, Мастроянни, Феллини предложил ему играть главную роль в «Сладкой жизни», потому что у него «самое заурядное лицо». Что касается «8 1/2», Мастроянни в это время уже знал себе цену, но терпеливо ждал, пока продюсеры Феллини вели переговоры с великими — от Чарли Чаплина до Лоренса Оливье. Он «курил в сторонке» и «смутно улыбался» — и эта улыбка, столь важная для образа Гвидо Ансельми, решила дело.

В доперестроечной России Феллини был легендой и синонимом всего прекрасного, что есть в кинематографе. В 1987-м он во второй раз стал героем Московского фестиваля: его фильм «Интервью» получил главный приз. Тут уже ни от кого не требовалось особой смелости: на дворе была перестройка.

В 1993-м Феллини не стало. До этого он впал в кому и пролежал, кажется, месяц. То была эпоха заката авторского кино, которое многие спешили похоронить. Один кинокритик написал, что коматозное состояние Феллини символично, ибо в нем пребывает само авторское кино. Еще чуть-чуть, и прозвучало бы: убейте скорее этого Феллини, зачем длить никому не нужную жизнь полутрупа. Когда Феллини умер, его хоронила вся Италия. То, что произошло с итальянским кино после ухода великих режиссеров, говорит само за себя.