В блицинтервью начальнику отдела происшествий “Ъ” Максиму Варывдину генеральный прокурор России Игорь Краснов подвел некоторые итоги своей работы за год.
Генеральный прокурор России Игорь Краснов
Фото: Генеральная прокуратура РФ
— Прошел ровно год с вашего назначения генеральным прокурором России. Самое важное, что удалось сделать за это время на новом посту?
— С моей стороны было бы некорректно говорить, что мне удалось сделать. Правильнее было бы сказать, чего удалось достичь совместно с коллективом. Один человек ничего не сможет сделать, важны люди, которые рядом. Полагаю, что мне, как руководителю, удалось за этот год настроить подчиненных на достижение результата — реальное восстановление нарушенных прав, открытость для граждан, стремление оправдать их доверие и ожидания справедливости.
— До чего и по какой причине, может быть, не дошли руки или не хватило времени?
— Такого нет. Направлений в работе много, и ни одно из них невозможно оставить без внимания.
— Ведомство покинул замгенпрокурора Виктор Гринь. Почему именно Анатолия Разинкина, выходца из Следственного комитета, вы определили как заместителя, курирующего следствие в СКР? Не опасаетесь, что Генпрокуратуру теперь могут обвинить в необъективности при утверждении обвинительных заключений по расследованным комитетом делам?
— В соответствии с законодательством никакого конфликта интересов здесь нет и быть не может. Убежден, качество надзора мое решение не только не ослабит, но еще больше укрепит.
— На какие человеческие качества кандидата на руководящие должности в Генпрокуратуре обращаете внимание при назначении?
— Помимо профессионализма и порядочности, разумеется, ценю в работниках преданность делу, способность проявлять инициативу, предлагать новые идеи — безусловно, в рамках закона.
— Как вы полагаете, не пора ли усилить роль прокурора при избрании мер пресечения? Чтобы следователь вначале обращался к нему, а уже получив согласие — в суд?
— Мое мнение о достаточности полномочий прокурора на досудебной стадии уголовного судопроизводства я озвучивал неоднократно, в том числе и ровно год назад, отвечая на вопросы сенаторов. Оно не изменилось — полномочий вполне достаточно.
— Достаточно и для того, чтобы контролировать следствие, защищать бизнес от давления, помогать врачам и учителям?
— Да, достаточно. Остается профессионально их (полномочия.— “Ъ”) применять.
— Согласны с предложением — подробнее расписать ст. 108 Уголовно-процессуального кодекса, чтобы у правоохранительных органов и судов не было разногласий по поводу преступлений, связанных с предпринимательской деятельностью?
— Считаю более важным формировать стабильную правоприменительную практику (по таким делам.— “Ъ”).
— Поддерживаете расширение перечня дел, подсудных присяжным?
— Односложный ответ здесь невозможен. Однако к самой идее, например о передаче суду присяжных ряда так называемых предпринимательских составов преступлений, я отношусь с осторожностью. Полагаю, этот вопрос требует дальнейшего обсуждения.
— За последнее время в разы увеличилось количество обращений прокуроров с исками о возвращении активов государству, причем ответчиками выступают не только, как раньше, фигуранты уголовных дел, а, например, действующие депутаты Госдумы, с чем это связано?
— В компетенцию прокурора входит возможность заявлять иски об обращении имущества в доход государства не только к обвиняемым по уголовным делам, но и к чиновникам любого уровня, нарушившим антикоррупционное законодательство.
В борьбе с таким злом, как коррупция, придерживаюсь бескомпромиссного подхода.
— Есть предел для борьбы с коррупционными нарушениями?
— Вероятно, коррупционеры на это очень рассчитывают, но нет. Коррупция серьезно препятствует полноценному развитию общества и государства. И каждый нечистый на руку чиновник должен знать о неотвратимости наказания. Наша задача — укоренить этот принцип в их сознании. Как уже было сказано выше, в борьбе с коррупцией компромиссов быть не может.
— Если, допустим, у прокурора появятся предметы роскоши, которые ему явно не по карману, это может послужить основанием для его проверки?
— Все основания для такого рода мероприятий прописаны в законодательстве. Мы четко следуем ему как в отношении своих коллег, так и в случае обнаружения имущества, не соответствующего доходам, у других должностных лиц.
— По вашему приказу прокуроры не только стали выезжать на места происшествий, но и активно действовать. В Ленобласти, например, прокурор освободил заложников. Как-то их поощряют?
— Работники прокуратуры, как и везде, поощряются за примерное исполнение служебных обязанностей и наказываются за проступки. Что касается упомянутого прокурора Колпинского района Санкт-Петербурга, решительно действовавшего в опасной ситуации, он совершенно справедливо представлен мной к государственной награде.
— Вы отслеживаете ситуацию вокруг Алексея Навального? Кто он все-таки, злоумышленник или жертва?
— С учетом вынесенного в отношении него несколько лет назад обвинительного приговора, вступившего в законную силу, есть все основания называть его лицом, совершившим преступление. Кроме того, в настоящее время он является подсудимым по уголовному делу о клевете в отношении ветерана Великой Отечественной войны.
— Считаете обоснованным обвинение в госизмене, предъявленное нашему бывшему корреспонденту Ивану Сафронову?
— Обвинение, предъявленное Сафронову, считаю законным, основанным на собранных следствием доказательствах.
— Вы с кем-то согласовываете или обсуждаете свои решения?
— Безусловно, я заслушиваю мнения и предложения подчиненных, проработавших ту или иную задачу. Но решения, полагаю, руководитель должен принимать сам и нести за них ответственность. Стараюсь подходить к этому процессу взвешенно и обдуманно.