«Его место не в литературе, а в клинике душевных болезней»
Что думали современники о «Бесах» Достоевского
В январе 1871 года в журнале «Русский вестник» начал выходить роман Федора Достоевского «Бесы». Шестой роман большого русского писателя вызывал особый интерес публики тем, что был основан на недавних событиях — убийстве, совершенном в ноябре 1869 года членами революционного кружка, к моменту выхода романа ожидавшими суда. Реакция читателей оказалась бурной: автора называли реакционером и мракобесом и обвиняли в клевете на молодежь. Хвалил только Лев Толстой
Фото: Михаил Борисович Тулинов
Фото: Михаил Борисович Тулинов
1
Нынче ел в трактире с двумя пишущими, из которых один сообщает другому: «Вчера, говорит, был у М. Е. Щедрина — вот и великий талант; как человек, к прискорбию, разлагается, целый вечер все ругал то Тургенева, то Достоевского. Достоевского поносил и блаженненьким и юродивым, и так, говорю, целый вечер... Тяжело было слушать.
Николай Соловьев-Несмелов, писатель
2
Писатель создает целую галерею помешанных юношей… ни в одном из них не увидите ни образа, ни подобия живого человека, это какие-то манекены, и к каждому манекену нашит ярлык с означением характера бреда, которым он одержим.
Петр Ткачев, критик
3
Нечаевское дело есть до такой степени монстр, что не может служить темой для романа. Оно бы могло доставить материал для уголовного романа, узкого и мелкого, могло бы, пожалуй, занять место и в картине современной жизни, но не иначе, как в качестве третьестепенного эпизода.
Николай Михайловский, публицист
4
Сколько надо было носить в сердце неумолимых упреков совести — своих ли или воспринятых извне,— все равно,— для этого эшафота бессмысленных и до комизма нагроможденных мук.
Иннокентий Анненский, поэт
5
Фантастические призраки с нечеловеческой подлостью, глупостью и дикостью, им выведенные, ни в каком обществе не могли бы играть такой роли, какая им предоставлена в романе, не могли бы быть выразителями и представителями известного движения, носящего в себе нравственно-политическую подкладку.
«Санкт-Петербургские ведомости»
6
Эпиграфом к роману «Бесы» выбран евангельский рассказ об исцелении бесноватого, который, «исцелившись, сел у ног Христа», а бесы, бывшие в нем, вошли в свиней, кинувшихся в море... «Бесноватый» олицетворяет в этом случае у г. Достоевского Россию, которая тогда исцелится от всех недугов своих, лично нравственных и общественных, когда станет более христианскою по духу своему нацией (разумеется, в лице своих образованных представителей). Но и это весьма неясно... Какое же именно христианство спасет будущую Россию? На это мы в «Бесах» не найдем и тени ответа.
Константин Леонтьев, философ
7
Каждая глава романа есть новая мерзость, новый ужас, идущие crescendo; к счастью для читателей, эти ужасы отличаются таким пересолом, таким уродованием действительности, что под конец становятся смешны по своей карикатурности.
Дмитрий Минаев, поэт-сатирик
8
Фактически подробности «истории» и некоторые рассуждения отчасти заимствованы из одного недавнего процесса, отчасти созданы собственной фантазией г. Достоевского, иногда разыгрывающейся с целью усилить гнусность поведения и убеждений негодяя, полунегодяев и полуидиотов, иногда без всякой цели, единственно ради болезненно-мистических капризов и бредней автора.
Виктор Буренин, критик
9
Манера оживлять роман подробностями из действительной жизни, вчера только вычитанными в газетных корреспонденциях или стенографических отчетах судебных заседаний, не может считаться достойною подражания, хотя бы потому, что это своего рода плагиат.
«Голос»
10
Г. Достоевский, с его способностью наблюдать и анализировать преимущественно болезненные явления человеческой души, задался выследить роковое влияние новых идей на слабый ум и те нравственные изъявления, какие извращение этих идей производит в жалких, внутренне несостоятельных натурах, пораженных бессилием и бесплодием полуобразованности.
Василий Авсеенко, писатель и критик
11
Достоевский просто издевается над своими героями и заставляет их резать и вешать друг друга без всякого на то основания.
Аркадий Ковнер, писатель и критик
12
Если вы имели терпение дочитать до конца это произведение нашего когда-то чрезвычайно популярного беллетриста, то, кроме чувств досады и даже сильнее его, вы почувствуете сожаление, может даже грусть... Вам будет больно видеть падение писателя, без сомнения талантливого.
«Сияние»
13
Герои романа — невозможные монстры, которые выступают в качестве ехидных злодеев, умопотрясителей и извергов «новой идеи», порожденных будто бы сокрушительным духом времени, они действительно могут запугать воображение доверчивых замосковских подписчиков, которые поверят в их правдивость.
«Московские ведомости»
14
Дешевое глумление над так называемым нигилизмом и презрение к смуте, которой причины всегда оставляются без разъяснения,— все это пестрит произведения г. Достоевского пятнами, совершенно им несвойственными, и рядом с картинами, свидетельствующими о высокой художественной прозорливости, вызывает сцены, которые доказывают какое-то уже слишком непосредственное и поверхностное понимание жизни и ее явлений. С одной стороны, у него являются лица, полные жизни и правды, с другой — какие-то загадочные и словно во сне мечущиеся марионетки, сделанные руками, дрожащими от гнева.
Михаил Салтыков-Щедрин, писатель
15
Тяжелое впечатление страшной безалаберности.
«Московские заметки»
16
Если дело касается помешательства, то это уж не искусство, а, так сказать, медицинское исследование; это не социальный роман, а трактат психиатрии, и его место не в литературе, а в клинике душевных болезней.
«Голос»
17
Николай Ставрогин — фигура с претензиями, но крайне тусклая. Он действует в качестве члена тайного «сладострастного» общества, «у которого маркиз де Сад мог бы поучиться».
Николай Михайловский, публицист
18
Слова все понимаю в отдельности, а к чему вот все сочинение клонится, хоть гром меня разрази — не постигаю.
«Искра»
19
Вот его некоторые фигуры, если хотите, они декадентские, но как все значительно! Достоевский искал веры и, когда описывал глубоко неверующих, свое неверие описывал.
Лев Толстой, по воспоминаниям Александра Гольденвейзера
20
Выводить в романе всем известных лиц, окутывая и, может быть, искажая их вымыслами своей собственной фантазии, это значит выдавать свое субъективное творчество за историю, лишая в то же время выведенных лиц возможности защищаться от нападок. Благодаря главным образом последнему обстоятельству я и считаю такие попытки недопустимыми для художника.
Иван Тургенев, по воспоминаниям Германа Лопатина