 |
ФОТО: ГРИГОРИЙ ТАМБУЛОВ  Неудавшаяся террористка Зарема Мужихоева понесла наказание по всей строгости присяжных |
На что надеялись
Вердикт присяжных заседателей, признавших Зарему Мужихоеву виновной по всем статьям и не заслуживающей снисхождения, ошеломил даже судью. Неудавшаяся террористка, которая должна была взорвать себя в людном месте в центре Москвы, могла рассчитывать на снисхождение. Ведь она не только не осуществила план своих руководителей, но и выдала всех участников чеченской террористической группы, организующей взрывы в российских городах. 13 из названных ею террористов были арестованы. Оперативники накрыли и базу террористов-смертников в подмосковном Толстопальцеве, на которую указала Мужихоева, что позволило предотвратить еще несколько крупных терактов. Следователи обещали Зареме Мужихоевой мягкое наказание, однако присяжные вынесли суровый приговор, а обвинитель попросил для нее 24 года лишения свободы.
— Я ожидала, что Зарему признают виновной,— рассказала "Власти" адвокат Мужихоевой Наталья Евлапова.— Все-таки статья очень серьезная — терроризм. Но решение присяжных, посчитавших, что Зарема не заслуживает снисхождения, у меня вызвало шок. Ведь даже руководитель следственной группы, который вел дело, указал на два смягчающих ее вину обстоятельства — малолетнего ребенка и активное содействие следствию. Причем последний пункт многого стоит. Она ведь своим содействием сколько людей спасла. По закону за активное содействие следствию даже по тяжким статьям возможно смягчение приговора вплоть до оправдательного. Но наш закон оказывается мудрее и гуманнее, чем судья и присяжные.
Вообще-то, когда дело передавалось в суд, о присяжных никто не думал. Но Наталья Евлапова решила, что на обычный суд надежды нет никакой: "Судья тоже человек, он подвержен эмоциям, и после взрыва в метро он понимал, что никакого снисхождения к Зареме быть не может. Просто потому, что в обществе установка такая: вот здесь взорвали, столько жертв и горя, а там террористка какая-то сидит, значит, надо дать ей по максимуму. И неважно, что Зарема сознательно никого не убила и к теракту в метро вообще никакого отношения не имеет. Судья никогда не возьмет на себя такую ответственность, чтобы облегчить участь террористки. Я это поняла после неофициальной беседы с судьей Штундером (он и вел процесс.— 'Власть'). И мы решили попробовать в суде присяжных, потому что там все-таки много людей, они разные, и им можно что-то доказать".
Оказалось — нельзя.
 |
ФОТО: ГРИГОРИЙ ТАМБУЛОВ К Игорю Сутягину, обвиненному в государственной измене, присяжные не высказали снисхождения. Приговор — 15 лет |
Тактика обвинителя была простой. Доказательства и факты перемешивались с эмоциональными фразами и риторическими предположениями, например, о том, что среди жертв Мужихоевой могли оказаться и сами присяжные. Продемонстрировав присяжным так называемые пояса шахидов, найденные на базе террористов в Толстопальцеве, и объяснив их назначение, обвинитель спросил: "Вы представляете, если бы все они шандарахнули? Сколько людей бы погибло?" При этом прокурор ни слова не сказал о том, что эти пояса не взорвались, а оказались в руках оперативников именно благодаря Мужихоевой. Показывая цветные фотографии с места трагедии в Тушине, где взорвались две смертницы (к этому теракту Мужихоева отношения не имела), прокурор спрашивал: "Вот кровь, она тут разбрызгана везде, видите? А ведь могли пострадать мы с вами!"
Одним из вещественных доказательств в деле был костюм взрывотехника ФСБ Трофимова, который погиб, пытаясь обезвредить бомбу, лежавшую в рюкзаке Мужихоевой. В суде этот костюм стал самым наглядным свидетельством против подсудимой, хотя существенным доказательством его назвать нельзя — ведь то, что майор Трофимов погиб, и так было известно.
Точно так же обвинение пыталось сыграть на национальном чувстве присяжных. В пользу того, что подсудимая "ненавидит русских" прокурор толковал показания водителя машины, в которую милиционеры посадили арестованную Зарему. Когда водитель шутя сказал арестантке, у которой руки были скованы наручниками за спиной: "Замуж за меня пойдешь?", она ответила: "Лучше за собаку, чем за тебя". И якобы добавила: "Русского". Обвинитель так часто повторял эту фразу, что она чуть ли не превратилась в "русскую собаку".
На Западе судья попытался бы воспрепятствовать этим попыткам оказать давление на присяжных, но в Мосгорсуде все они прошли незамеченными.
Адвокат Евлапова пыталась доказать, что в Москве ее подзащитная отказалась от намерения совершить теракт и всячески пыталась привлечь к себе внимание — слонялась по улицам, сидела в кафе, показала язык охраннику и на вопрос, что у нее в рюкзаке, ответила: "Бомба".
Однако эту версию суд не принял. Главным образом потому, что Мужихоева не пришла с повинной в милицию и не созналась в замышляемом преступлении. Весьма правдоподобные объяснения подсудимой, утверждавшей, что она не пошла сдаваться, потому что боялась слежки (как рассказывала девушка на следствии, организаторы пообещали "вести" ее вплоть до совершения подрыва), не смогли убедить присяжных.
— Как я могла признаться? Кому? — говорила Мужихоева в суде.— Когда меня везли в машине в Моздок и потом в Нальчик, я видела, как они на всех постах показывали красные корочки. Я думала, что вся милиция с ними заодно!
 |
ФОТО: ГРИГОРИЙ ТАМБУЛОВ К Андрею Семилетникову, обвинявшемуся в организации погрома на негосударственном рынке, присяжные обнаружили не то что снисхождение, а симпатию. В итоге Семилетников не получил и года |
Нельзя сказать, что адвокат проигрывала обвинителю по всем статьям. Например, со свидетелем-таксистом у адвоката состоялся такой диалог:
— А если бы я вам сказала, что у меня в сумке бомба, что бы вы сделали? — спросила Евлапова.
— Подумал бы, что сумасшедшая,— ответил свидетель.— Да и что я бы смог сделать?
А водителя-милиционера адвокат спросила:
— А может, она не против русских высказалась, а против вас лично?
Похоже, у защиты был шанс склонить присяжных на свою сторону. Адвокат Евлапова вспоминает: "Когда я начинала особенно трясти свидетелей и присяжные видели, что свидетели хорошо подготовлены обвинением, ко мне в перерыве подходил судья и говорил: 'Наталья Владимировна, сбавьте обороты, так нельзя. Это же присяжные, вы понимаете, что они ее выпустят?'". Тем не менее возобладала точка зрения обвинителя, и присяжные вынесли неожиданно суровый приговор.
— Я была уверена, что Зарему признают заслуживающей снисхождения,— говорит Евлапова.— Как можно не сказать спасибо человеку, с чьей помощью обезврежена целая сеть террористов? Выходит, что если кто-нибудь попадет в такую же ситуацию, как Зарема, ему вообще нет смысла сотрудничать со следствием, потому что все равно дадут на полную катушку.
Прокурор попросил для Мужихоевой 24 года в колонии строго режима и добавил примерно следующее: "Она тут вчера угрозы выкрикивала, я расцениваю это однозначно — она не раскаялась, она агрессивна, и вы видели выражение ненависти с ее стороны по отношению к русским". После прений, когда все уже встали, Мужихоева крикнула прокурору: "Ты хоть думаешь, что говоришь? За что мне 24 года сидеть? Ты знал, что я не была террористкой. Но ты меня ею сделал! Теперь я должна ею стать. Я тебя найду и нажму эту кнопку!"
Как это произошло
В чем же дело? Почему присяжные отказали в снисхождении 22-летней девушке, благодаря показаниям которой наверняка было спасено немало жизней?
Этому есть простое объяснение. Присяжные — москвичи, напуганные взрывами на Пушкинской, в Тушине и в метро,— были психологически неспособны принять во внимание смягчающие вину Мужихоевой обстоятельства. Им было легко почувствовать себя потенциальными жертвами террористки, но ни один не захотел представить себя на месте подсудимой. Присяжные — обычные люди, и они вполне могут понять, например, убийство по личным мотивам. И даже поставить себя на место убийцы, проникнуться к нему сочувствием и при малейшем сомнении сказать: вина не доказана.
Так произошло с двумя из шести обвиняемых по делу об убийстве Сергея Юшенкова ("Власть" писала о нем в #12 от 29 марта). Владислав Пальков и Антон Дрозд, в одной машине с которыми убийца приехал к дому депутата, были оправданы и освобождены прямо в зале суда. Ведь каждый может представить себя на месте парней, которых попросили купить машину, потом подъехать на ней к какому-то дому и подождать. Каково потом оказаться соучастником убийства, ничего не зная о его подготовке! А вот войти в положение сопредседателя "Либеральной России" Михаила Коданева, получавшего зарплату в $10 тыс. от Бориса Березовского, присяжным — "домохозяйкам и инженерам" (недавнее публичное определение одного из прокуроров) — гораздо сложнее.
Присяжные — люди добропорядочные, и им никогда бы не пришло в голову вооружиться прутьями арматуры и напасть на рыночных торговцев. Поэтому несколько обвиняемых по делу о погроме на Ясеневском рынке признаны виновными. А вот обвинявшиеся в организации погрома редактор журнала "Русский хозяин" Андрей Семилетников и его соратница Елена Липилина были в конце февраля 2004 года оправданы. Возможно, что у присяжных они вызвали пусть неосознанное, но сочувствие. Ведь многим не нравятся порядки на рынках, а в том, чтобы высказать свое недовольство, нет ничего предосудительного. Присяжные вполне могли так подумать, тем более что и обвинитель заявил на одном из заседаний: "Семилетников призвал погонять на рынке черных. Как к этому относиться? Может, и в самом деле их нужно погонять, тем более что мы сами видим, кто на рынках торгует..."
Почувствовать себя на месте ингушской девушки, гуляющей по Москве со взрывчаткой и не представляющей, как и кому сдаться, намного сложнее. Особенно если учесть, что среди присяжных по делу Мужихоевой не было ни одного неславянина. В Америке при наборе жюри всегда учитывается расовая принадлежность подсудимого, и если судят, скажем, афроамериканца, как минимум треть присяжных должны быть тоже афроамериканцами. В России такого правила нет. И выбирая присяжных, прокурор отвел кандидатуру единственного кавказца-мусульманина.
А если бы Мужихоеву судили ее соотечественники, приговор наверняка был бы мягче. Например, обвинитель легко исключил одно из смягчающих обстоятельств (наличие у обвиняемой маленького ребенка), сообщив присяжным, что Мужихоева лишена родительских прав как "плохая мать". Любой чеченец или ингуш понял бы, что это не так. По местным обычаям при разводе супругов дети остаются с отцом, а не с матерью, а если отец умер, ребенка может забрать его родственник-мужчина. Мать права голоса не имеет. Так и произошло с Мужихоевой: ее дочь забрали бездетные родственники погибшего мужа. Адвокат пыталась втолковать это присяжным, но они остались глухи к ее объяснениям.
В деле российского ученого Игоря Сутягина, суд над которым начался в августе 2003 года и закончился на прошлой неделе вердиктом "виновен без снисхождения", человеческий фактор тоже сыграл свою роль. Молодой заведующий сектором военно-технического сотрудничества Института США и Канады РАН обвинялся в государственной измене в форме шпионажа. А судили его люди старше среднего возраста, выросшие при Советском Союзе, закаленные общенародной борьбой с американским империализмом, всю жизнь смотревшие фильмы о доблестных разведчиках и гнусных предателях-шпионах, завербованных ЦРУ. Не исключено, что если бы среди присяжных были молодые люди, Сутягин получил бы не 15 лет, а гораздо меньше, и уж наверняка признание вины подсудимого не было бы единодушным.
В деле Игоря Сутягина вообще много общего с делом Заремы Мужихоевой. В обоих случаях состав присяжных не соответствовал характеру преступления, чем во многом и объясняется безоговорочное признание вины и суровый вердикт присяжных. Есть еще одно сходство, и оно также отяготило участь подсудимых. В отличие от ясеневских погромщиков ("ребята попугали торгашей") и некоторых обвиняемых по делу об убийстве Юшенкова ("ребят подставили дельцы от политики"), шпион и террористка — "государственные преступники". А оспаривать мнение государства, которое представляют следствие и прокуратура, русские люди в большинстве своем не приучены.