Человек с копной искрящихся белых волос, кривящий губы в презрительной ухмылке, облаченный в нечто мрачно-ярко-ало-кожаное под демонстративно строгим сюртуком. То ли Дориан Грей, то ли девушка из хорошей семьи, пошедшая неверной дорогой — андрогин, грациозно склоненный над кокаиновыми узорами. Породисто тоскующий классик когда-то новой волны британских независимых, ныне живущий в американской глуши, из которой иногда выбирается, чтобы потусоваться с монстрами японского художественного авангарда. Это Дэвид Сильвиан: 18 апреля он приедет в Петербург и сыграет в ТЮЗе почти камерный, тихий, задыхающийся от сдерживаемого драйва концерт.
То, что Сильвиан был (и, пожалуй, остался) поклонником Дэвида Боуи, вытекает хотя бы из его имени: в действительности это псевдонимом, заимствованный из Drive in Saturday, знаменитой песни законодателя глэм-рока. Этот самый глэм и был страстью Дэвида Бэтта (Сильвиана на сцене) в семидесятые годы, прошедшие в тщетном стремлении не походить на Брайана Ферри из Roxy Music — уж очень похожи голоса. Сильвиан долго оспаривал лидерство в группе Japan у менее харизматичных, но напористых коллег и в конечном счете проморгал группу, заполучив бразды правления к самому ее распаду. Между тем ныне очевидно, что без таких альбомов, как Quiet Life (1979) или Tin Drum (1981), глэм-рок умер бы гораздо раньше, да и остался бы при этом заметно примитивнее.
Несмотря на суету в группе и неустойчивость стиля, Сильвиан сумел найти и свою индивидуальную манеру, сотканную из отдельных общих мест. Нервный дрожащий вокал, звякающая гитара, а главное — выпуклые восточные мотивы, по молодости лет вульгарные, но с годами приобретшие дорогостоящий лоск. В пору говорить о магии имени: группа Japan и ее очарованный Востоком предводитель пользуются в Японии потрясающим успехом. Пожалуй, это единственный представитель новой волны, с которым японцы изменяют штурмовому британскому хард-року. Три сольных альбома, выпущенных Сильвианом в восьмидесятые годы, до сих пор остаются непревзойденным эпилогом к творчеству Japan. Обеспечив себе, казалось бы, пожизненную славу, Сильвиан сделал красивый жест — уехал в деревню воспитывать детей и лениво ковыряться в домашней студии с постпанком, разбавляя его эмбиентом, этникой и джазом. Иногда, впрочем, помогая в записи сольных альбомов не кому-нибудь, а Роберту Фриппу (King Crimson) или Холгеру Шукаю (Can).
Он вернулся в середине девяностых, чтобы рассказать о той вселенной, что удалось достроить в домашних условиях. Его последний альбом Blemish и — особенно — двойной сборник Everything and Nothing сплошь состоят из сбывшихся надежд на возрождение рок-н-ролла.
ЯН ЛЕВЧЕНКО