На 92-м году жизни в городе Вестон (штат Коннектикут) умер актер Кристофер Пламмер, шестьдесят лет воплощавший на экране британский дух в его лучших и худших проявлениях. Роли герцога Веллингтона в «Ватерлоо» (Сергей Бондарчук, 1970 год), Льва Толстого в «Последнем воскресении» (Майкл Хоффман, 2009 год) и начальника СМЕРШа генерала Абакумова («В круге первом», Шелдон Ларри, 1992 год) дают ему право считаться также звездой советского кино и самым русским изо всех англосаксонских актеров.
Актер Кристофер Пламмер
Фото: Lucy Nicholson/File Photo, Reuters
Актер Кристофер Пламмер
Фото: Lucy Nicholson/File Photo, Reuters
«Ути-пути, маленький ты мой, ты же всего на два года старше меня. Где же тебя столько лет носило?» — тетешкал 81-летний Пламмер наконец-то доставшуюся ему заветную статуэтку на церемонии вручения «Оскара». И успокаивал публику: «Я давно заготовил длиннющую речь на этот случай, но вам повезло: это было так давно, что я ее успел позабыть». Воистину долго жить надо не только в России, как заповедовал Корней Чуковский, но и в Голливуде. Пламмеру, безусловной — с середины 1960-х — звезде, пришлось ждать 2010 года, чтобы быть номинированным на «Оскар» за роль Толстого, почему-то названную ролью второго плана. И 2011-го, чтобы наконец «Оскар» получить в той же номинации за едва ли не первую в его фильмографии абсолютно политкорректную роль умирающего от рака старика-гея в «Начинающих» (2010) Майка Миллса.
Впрочем, Пламмер хранил верность своему кредо «Дьявол гораздо интереснее, чем Бог». И уравновесил роль у Миллса глумливой ролью дряхлого и пораженного Альцгеймером Зева Гуттмана, покидающего дом престарелых, чтобы рассчитаться с издевавшимся над ним садистом-надзирателем из Освенцима («Помнить», Атом Эгоян, 2015 год).
Ох уж этот шутник Альцгеймер: в финале, оставив за собой несколько трупов, Зев с неподдельным изумлением узнавал, что он сам и есть тот нацист, на которого охотился.
И тем не менее, кого бы — бога иди дьявола, иудея или римского императора Коммода — Пламмер ни играл, этот уроженец Торонто, среди прадедушек которого затесался даже один премьер-министр Канады, всегда был на экране образцовым британцем имперского розлива. Редьярд Киплинг («Человек, который хотел быть королем», Джон Хьюстон, 1975 год), Шерлок Холмс («Убийства по приказу», Боб Кларк, 1979 год) или диккенсовский Скрудж («Человек, который изобрел Рождество», Бхарат Наллури, 2017 год) — это само собой.
Но британским аристократом, мудрым, неотразимым и аморальным, был и его Аристотель в «Александре» (2004) Оливера Стоуна. И гитлеровский фельдмаршал Роммель в «Ночи генералов» (Анатоль Литвак, 1967 год): противопоставление аристократичного вермахта грубым эсэсовцам — грех Голливуда, но кино-то отменное, что тут поделаешь. И хитроумный хозяин мистического цирка («Воображариум доктора Парнаса», Терри Гиллиам, 2009 год), столетиями напролет ставивший на кон в игре с Сатаной то бессмертие, то вечную молодость. А уж каким британцем — бери выше, русским королем Лиром,— был его Лев Толстой, играющий с Софьей Андреевной в петушка и курочку. Не мудрено: Пламмер считается одним из величайших шекспировских актеров, в послужном списке которого — и Макбет, и Лир, и Яго.
Именно эта подмигивающая, игровая британскость отставного и многодетного капитана-вдовца Георга Людвига фон Траппа в мюзикле Роберта Уайза «Звуки музыки» (1965) прославила Пламмера, к тому времени уже завоевавшего театральную репутацию и лет семь как снимавшегося в кино.
Его герой вышагивал из анфилад своего поместья как надутый австрийский гусак: марширен, дисциплинирен, все по свистку.
Но с первого же взгляда на него было понятно, что все это игра, что под маской австрияка — душа истинного джентльмена, хулигана и антифашиста.
Но одновременно никто не был так беспощаден к британскому духу, как Пламмер. В роли Веллингтона Пламмер переиграл в заочной дуэли, где антагонисты на экране никогда не встречаются, самого Рода Стайгера в роли Наполеона, а таких «священных монстров», как Стайгер, еще поискать надо было.
Веллингтон в исполнении Пламмера оказался неизмеримо страшнее, отвратительнее «корсиканского чудовища». Да, Бонапарт приносил в жертву своим грезам собственную страну, впрочем, истово желавшую суицида на поле боя. Но Бонапарт был плотью от плоти воинственной мужицкой Франции, первым среди равных. Не он, а именно раззолоченный антигерой Пламмера был подлинным чудовищем, аристократическим мясником. Развлекавшимся бойней как игрой в шахматы, распивавшим на поле битвы шампанское с улыбкой великосветского вампира, причастившегося солдатской крови. Но при всем при том как же неотразимо обаятелен — и тем страшен — был его Веллингтон! «Ватерлоо» стало бесспорным звездным часом Пламмера, после которого он мог спокойно и ювелирно-небрежно играть героических летчиков королевских ВВС, немыслимых «великих князей Иванов» и прочих безумных докторов.