Новый роман Евгения Водолазкина «Оправдание Острова» продолжает исследование средневекового сознания, начатое им в «Лавре», но доходит и до современности. Многие его страницы, особенно посвященные смутам и их последствиям, кажутся списанными с сегодняшних газет. Что именно и в какой мере можно уразуметь из летописи выдуманного Острова, рассказывает Михаил Пророков.
Фото: АСТ
Фото: АСТ
Новая книга Евгения Водолазкина обречена на сравнение с тем романом, который девять лет назад принес ему известность и главную премию «Большой книги». Время действия первой половины «Оправдания Острова» — Средневековье, главные герои — люди праведной жизни, проблемы жертвы, искупления, святости — на первом плане. Но на этом сходства между новым романом и «Лавром» заканчиваются. Автор самоустранился из повествования, доверив его ведение летописцам, отвечающим за сюжет, и героям, комментирующим написанное летописцами, к древнерусской лексике рассказчики не прибегают (по словам Водолазкина, это было сознательным решением), жанр жития уступил место жанру исторической хроники, соответственно, присутствие постоянных героев обеспечивается только фантастической долготой их дней: родившиеся в Средние века, князь Парфений и княгиня Ксения доживают до нашего времени, достигая возраста в 347 лет. Героиня по этому поводу замечает, что прежде она стеснялась своего возраста, но после ста пятидесяти перестала: «Просто некоторые живут дольше — по разным причинам». Причины княжеского долгожительства не указываются, скорее в тексте романа можно найти ответ на вопрос о его цели.
Еще один момент несходства двух романов — в заглавии. Название новой книги состоит из двух слов, и ударение падает на оба: роман — об истории Острова (конечно, не города на Псковщине, а государства, на острове располагающегося) и о том, как и в чем эта история нашла оправдание.
Оправдание в самом что ни на есть библейском смысле, в том, в котором Авраам просил Господа пощадить Содом и Гоморру: «Если найдутся в месте сем пятьдесят праведников, неужели погубишь их?» Аврааму удалось уломать Бога на десять, которых все равно не нашлось, в пророчестве о судьбе Острова говорится о трех, которые для спасения Острова должны будут взойти на гору и говорить со Всевышним. Соприкосновение «Оправдания Острова» с «Лавром» здесь в какой-то мере обманчиво: если герой «Лавра», ошибаясь и мучась, идет к святости всю жизнь и достигает умиротворения только перед смертью, то праведность героев новой книги входит в условия задачи. Им тоже приходится исправлять ошибки и страдать, но ошибки это чужие, а страдания им приносят их подданные.
В условия задачи входит и гибель, грозящая Острову. Путь к ней прорисован в романе детально: смуты, революции (сплошь и рядом происходящие просто из ничего — слишком долго длилась мирная и безмятежная жизнь, народ подустал от благополучия), воровство, распродажа ресурсов иностранным концессионерам... Ничего уникального — если посмотреть на историю любого государства, кроме разве что двух-трех особо благополучных. Ничего общего с Содомом и Гоморрой — но и про гнев Господень в пророчестве ничего не говорится. Предсказание «от своих недугов не избавитесь, а чужие приобретете» легко может быть отнесено почти к любому обществу, да и человеку тоже. А уж что до сотрясающейся земли и воспламенившейся воды — чего еще ожидать, если на острове горы, а в горах — вулканы.
В общем, изображение пути к гибели не создает впечатления гибельности этого пути. Сама безмятежная авторская интонация делает описываемые в хронике события чем-то обычным, рутинным. Помрачения и просветления, гнет и восстания против него, заблуждения и возвращения на истинный путь сменяют друг друга подобно временам года, не имея особой нужды в причинах.
Сам Евгений Водолазкин считает, что «в Средневековье почти не говорят о причинно-следственной связи между событиями, предпочитая ей связь временную». Это невнимание к причинности, по его словам, создает эффект отсыла к следующему, более высокому уровню: несвязанное в дольнем мире имеет быть накрепко соединено в горнем. У современного читателя на короткой дистанции, впрочем, такая — лишенная «поэтому» и «так как» — манера повествования могла бы вызвать ощущение абсурда. На длинной же она скорее создает эффект дневника наблюдений за природой — или путевого дневника, если путь пролегает от начала времен к их концу.
Из такого дневника не так-то легко понять, в чем Острову нужно оправдываться, какую такую особую вину должна искупить жертва, предсказанная Агафоном Впередсмотрящим? Грешили, как все, порой каялись, потом снова грешили… Но ведь и у героев «Лавра» в ожидании конца света вопроса вины человечества не возникало. В эпоху бесконечных споров об исторической вине и национальном покаянии логика, в которой вина — в порядке вещей и лишь праведность заслуживает пристального внимания, выглядит удивительно привлекательной.
Ближе к концу новой книги знакомый француз говорит героям: «Оправдание Острова — это вы». Тут опять же не возникает вопроса вины — само существование чего-то отдельного, обособленного, нерастворенного в коллективе ли, в мировом ли сообществе нуждается в оправдании. И здесь уж без праведников никак.
Хотя на Острове их набралось только двое. А в пророчестве говорилось о трех. Впрочем, было же сказано: «Где двое или трое соберутся во имя Мое…»
Евгений Водолазкин. Оправдание Острова. М.: Редакция Елены Шубиной, 2021