Смерть отдела "П"
"И конспиративно, и полезно"
Генерал Питовранов всегда мечтал вернуться в КГБ. Но бывшие коллеги не пустили его дальше доски почета |
"И конспиративно, и полезно"
Когда ЕП, как называли подчиненные генерала Питовранова, начинал рассказывать об успехах "Фирмы", он выпрямлялся в кресле и, казалось, становился на 20 лет моложе.
"После того как Андропов был назначен председателем комитета госбезопасности,— рассказывал мне генерал,— через несколько дней мне позвонили и попросили явиться в ЦК. В приемной Брежнева, которую освободил помощник генсека Цуканов, Юрий Владимирович провел со мной продолжительную беседу. Она касалась очень многих тем: работа органов на местах, в Центре, как Центр руководит местными органами, как координируется работа разведки и контрразведки — в общем была обзорная беседа о том, как и чем живет комитет госбезопасности.
— Ты пойми,— говорил Андропов,— я к этим делам мало имел отношения. Имел, но со стороны. Мне тебя отрекомендовали как опытного и умного человека, вот я и решил поговорить.
Глава Министерства внешней торговли Патоличев (в центре) легко согласился укрепить вверенные ему кадры специалистами по импорту секретной информации, поставляемыми генералом Питоврановым (справа от Патоличева) |
— Мне известно, что у товарища Сталина твердо сидела в голове мысль о том, что нам нельзя ограничиваться той структурой разведывательной работы, которая существует на сегодня. Должны быть какие-то возможности перепроверки данных, получаемых по линии разведки КГБ, по линии ГРУ. Нужно какое-то дополнение к тому, что они делают. Так, чтобы это было и конспиративно, и полезно для государства. Подумай над тем, какую структуру, параллельную существующим органам госбезопасности, можно было бы предложить. Но прежде всего нужно все взвесить, обдумать и решить принципиально, стоит это делать или не стоит.
— Это очень сложный вопрос,— говорю.— У меня пока по полочкам не разложилось, в каком направлении я должен думать. Каким временем я располагаю?
— Неделя-полторы.
Прощаясь, Андропов сказал:
— Сюда больше не приходи. Позже я скажу, куда явиться".
По словам бывших сотрудников генерала, этот рассказ вполне соответствовал действительности, за исключением одной детали. Происходил он не в 1967 году, когда Андропов был назначен шефом КГБ, а двумя годами позже. И для того, чтобы эта встреча состоялась, ЕП организовал целую пропагандистскую кампанию. Разные офицеры и генералы КГБ, а также аппаратчики из ЦК находили повод, чтобы рассказать главе госбезопасности о замечательно умном и знающем, но несправедливо отправленном в отставку генерале, о том, как ценил Питовранова Сталин, но главное, о том, что у Питовранова есть замечательная идея, как использовать западный капитализм на пользу социалистической разведке. Не отличавшийся твердостью характера председатель КГБ в конце концов сдался.
Проникнуть в секреты японской кухни генералу Питовранову (второй справа) помогли простые рецепты разведчика Зорге |
Подробный рассказ о разведывательной организации, которая использует в качестве так называемых друзей бизнесменов, заинтересованных в контрактах с СССР, Андропов выслушал очень внимательно. ЕП продолжал рассказ:
"-- Ладно,— говорит Андропов.— Ты сколько думал?
— Недели полторы.
— Ну, дай мне дня три.
— Юрий Владимирович,— говорю,— еще бы мне хотелось выговорить себе право иметь связь не с Первым главным управлением КГБ, а лично с вами. Пусть использование нашей информации будет на вашем усмотрении.
Через несколько дней встречаемся снова.
— Ну что ж, попробуй,— говорит Юрий Владимирович.— Но единоличную ответственность за решение этого вопроса несешь ты. А с министром внешней торговли Патоличевым ты говорил?
— Нет. Вы мне этого не поручали. С Патоличевым у меня отношения хорошие. Он меня и пригласил в Торгово-промышленную палату работать. Но без вашей санкции я не мог с ним о нашем деле говорить. Я солдат, самовольно поступать не могу.
— Поговори с Патоличевым, набросай черновик записки в Центральный комитет за моей подписью и Патоличева.
В той записке было указано, что руководство новой организацией будет поручено Питовранову Е. П., методы работы такие-то и такие-то. Все кратко было изложено. Недели через две приходит известие: Политбюро решило — можно действовать".
Вот так и появилась личная разведка Андропова, она же спецрезидентура "Фирма".
"Я учил ребят: суют тебе шифр — не бери"
"Моя новая задача,— рассказывал мне ЕП,— состояла в том, чтобы найти десятка два человек, на которых можно было положиться. Я их нашел. Я не снимал этих людей с их места работы во внешторговских структурах, а просто включал в свою орбиту, нацеливал на дополнительные вопросы. Они стали переключаться с конкретных коммерческих операций на серьезные и перспективные оперативные дела.
Мы должны были работать стерильно чисто. Ни в коем случае нельзя было допустить того, что кого-то из нас схватят за руку. Мировой скандал будет. Мы опозорим страну, запятнаем навсегда Торгово-промышленную палату, дадим пищу нашим идеологическим и военным противникам. Поэтому я учил ребят: суют тебе шифр — не бери. Тебе предлагают информации семь верст до небес и все лесом, а ты не слушай никого, никаких документов не бери. Живи своей головой: что у тебя в ней задержалось, о том и доложи, не задержалось — не ври.
Я предупредил Юрия Владимировича:
— Мне бы не хотелось, чтобы вы ждали от меня каких-то диковин, неожиданных результатов, чтобы продемонстрировать моментальный эффект от новой структуры".
70-е годы. Коллеги по сталинской госбезопасности — кто расстрелян, кто отсидел, кто разжалован, спился и умер. А у генерала Питовранова — любимая работа, прекрасный начальник и интересное задание в швейцарских Альпах (на фото) |
Не приносили большой пользы и командировки сотрудников "Фирмы" за рубеж. Сам генерал выезжал достаточно часто, но даже его немалый опыт не всегда помогал заполучить информированного друга. К примеру, не удалось наладить неформальные отношения с одним из известных французских кутюрье. Во время визитов в Париж Питовранов встречался с ним, но "никаких полезных разговоров не получилось". ЕП говорил об этой неудаче с сожалением даже много лет спустя. Но, по обыкновению, у него было давно заготовлено оправдание: "С ним и не стоило устанавливать доверительные отношения. Мерзкий педераст, знаете ли. Растлевал все вокруг себя".
Для Питовранова и Андропова, обсуждавших дела "Фирмы" во время регулярных встреч, становилось все более очевидным, что личная разведка шефа КГБ нуждается в постоянно действующих резидентурах за рубежом. А это был уже совершенно другой по сложности уровень задач. В итоге Андропов принял решение о создании в разведке нового отдела, названного в честь Питовранова — отдела "П". И именно с этого момента началась полоса значительных разведывательных успехов.
"Как-то утром мне позвонил Юрий Владимирович. Поезжай к Василь Василичу Кузнецову (справа). Зачем, ничего не сказал. А тот вручает мне орден Ленина" |
Еще одной ведущей мировой державой, где "Фирму" ждала удача, оказалась Япония. Успех там был обеспечен тем, что местные спецслужбы задели Питовранова за живое. Во время его поездки по стране генерала сопровождали несколько агентов контрразведки. А когда он принес букет на могилу повешенного в Токио разведчика Рихарда Зорге, один из них на прекрасном русском заметил: "Так будет с каждым, кто осмелится шпионить в Японии". Прилетев в Москву, ЕП поручил одному из самых талантливых своих учеников "поднять дело Зорге и посмотреть, нет ли там чего-нибудь полезного для приобретения 'Фирмой' партнеров в правящих кругах Японии". Полезного оказалось много, и прежде всего — способ заводить дружбу с японцами. Как в свое время Зорге, представитель "Фирмы" стал снабжать информацией о ситуации в мире перспективного японского политика, и тот начал быстро продвигаться к вершинам власти. Результат превзошел все ожидания. Японская политика на несколько лет стала для Андропова открытой книгой.
Не менее значительных достижений удалось добиться во Франции. Заведовать филиалом "Фирмы" в Париже был отправлен большой знаток страны и особенностей французской души. "Француза надо знать,— рассказывал он.— Никаких особых денег для установления с ними контактов не требовалось. В моем распоряжении был большой загородный дом с парком, вот я и звал их туда погостить. Хороший обед, чудесное вино, легкий намек на возможную прибыль от контракта — и зовешь погулять по парку. Там задаешь тему разговора и остается только слушать: ради того, чтобы красиво сказать, французы готовы вплести в свою речь самую закрытую информацию. А женщинам я постоянно дарил подарки, пусть мелочь, и говорил или писал приятные слова: дамам важно, что о них не забывают".
В итоге в числе друзей "Фирмы" оказались многочисленные политики, бизнесмены, их родственники, жены и любовницы. Особые советско-французские отношения в 1970-х во многом обеспечивались личной разведкой Андропова. Брежнев, собираясь с визитом в Париж, точно знал, что будут просить французы на переговорах и до каких пределов они готовы отступить.
Намного успешнее стала работа "Фирмы" и в Москве. Питовранов познакомился с одним из высокопоставленных западных дипломатов, аккредитованных в столице СССР, и начал помогать ему во всех личных и служебных делах. Благодарность дипломата была безмерной, в том числе и в виде информации о внутреннем устройстве недоступных для КГБ частей иностранных посольств. Сообщал он и о содержании разговоров между высокопоставленными зарубежными дипломатами по самым щекотливым вопросам политики НАТО, США и т. д.
Случались, конечно, и проколы. Несмотря на титанические усилия, "Фирме" не удалось укрепиться в Британии. А в Германии представитель организации Питовранова оказался в информационном вакууме по недосмотру кадровиков КГБ. Как оказалось, этот офицер учил немецкий в школе у преподавательницы-еврейки, и акцент, напоминающий идиш, остался у него на всю жизнь. В Москве не обратили на это никакого внимания, но немцы, как западные, так и социалистические, относились к русскому с таким акцентом, мягко говоря, с предубеждением.
Но вся эта чисто разведывательная работа со временем мало-помалу превращалась в ширму для еще более тайных дел.
Бомба уменьшенного действия
"Фирма" была личной разведкой Андропова во всех смыслах этого слова. Главные оперативные вопросы решались лично им, он же распорядился сделать так, чтобы у отдела "П" был отдельный бюджет и независимые от КГБ каналы связи с представителями за рубежом.
"В первые годы существования 'Фирмы',— вспоминал Питовранов,— Юрий Владимирович участвовал в планировании многих наших операций, и в некоторой степени наше подразделение было для него учебным полигоном. Я приходил с готовым планом операции и пояснял ему, почему следует проводить ее именно так. Он прислушивался. Думаю, эта работа помогла ему скорее освоить специфику чекистского дела".
Затем с помощью "Фирмы" Андропов стал отрабатывать возможность проведения таких операций, о которых он не решался говорить даже со своими замами в КГБ. К примеру, его близкий друг — глава советского военно-промышленного комплекса, а затем министр обороны Дмитрий Устинов свято верил в возможность победы в ограниченной ядерной войне. И этой верой заразил и Андропова.
Как рассказывал ЕП, Андропов предположил, что самые горячие головы на Западе можно остудить с помощью ядерных взрывов малой мощности. Получив задание Андропова, ЕП на одной из конспиративных квартир "Фирмы" создал исследовательскую группу, которая должна была разработать план операции по доставке ядерного заряда на территорию вероятного противника. К разработке были привлечены ветераны, имевшие опыт проведения диверсий.
Полученные результаты ЕП называл "вполне обнадеживающими". Простейший способ — сброс заряда с торгового судна на дно акватории порта — должен был сработать со 100-процентной гарантией. Однако в "Фирме" продумали и куда более изощренные методы доставки миниатюрных бомб. Разработали способ маскировки зарядов, исключающий их обнаружение при строгом дозиметрическом контроле. Физики-ядерщики подтвердили возможность создания устройств малой мощности с заданными габаритами. Возможно, что на основе этих расчетов и были затем созданы "ядерные рюкзаки" или ядерные мины. Не был забыт и вопрос о прикрытии акции. Представитель "Фирмы" с легкостью договорился с главарями одной из многочисленных террористических группировок на Ближнем Востоке о том, что за некоторую сумму они возьмут ответственность за взрыв на себя. Знай террористы, что речь идет о ядерном оружии, они наверняка лопнули бы от гордости и согласились бы кричать о своей вине совершенно бесплатно. Но до дела не дошло, а разработка еще многие годы продолжала храниться в делах "Фирмы".
Деликатные задания Андропова тем временем все разрастались и ширились. Он поручал "Фирме" то, что категорически запрещалось КГБ: работать в зарубежных компартиях и обзаводиться источниками информации в руководстве социалистических стран. И все это вновь за спиной руководства разведки — Первого главного управления КГБ. Начальник разведки Владимир Крючков, как и его предшественники, нервничал.
"Юрий Владимирович,— вспоминал ЕП,— как-то спрашивает:
— Какие у тебя отношения с Володей?
— Нормальные,— отвечаю.— Недавно ему с родины, из Волгограда, прислали ведро раков. Он приглашал нас с женой.
Я не хотел расстраивать Юрия Владимировича. Отношения с Крючковым были хорошими только внешне. У него был существеннейший недостаток: он был очень робким, даже когда он уверен, что прав, тысячу раз перепроверяет. Его действия постоянно запаздывали. И еще одно удивительное сочетание черт: при прекрасной организованной памяти он очень ограниченный человек.
Наши отношения были подпорчены тем, что он очень ревниво относился к моей работе с Юрием Владимировичем. Он и раньше был отчасти в курсе наших задач, но никогда не был осведомлен о них в полном объеме — это его страшно нервировало. Он начальник разведки и не знает, что именно мы сообщаем председателю КГБ. Совпадает наша информация с его докладами или нет? Не сообщаем ли мы то, что его резидентуры проморгали? Он все время боялся остаться с носом. На отдыхе в 'Соснах' он пытался выудить из меня хоть что-то.
— Ну, давай поговорим,— у него есть привычка хватать человека за пуговицу.— Ты же понимаешь, как мне важно знать, что ты докладываешь.
Наше подразделение было ежом, на котором Крючкову приходилось сидеть. Руководство ПГУ пыталось перейти с некоторыми нашими сотрудниками на более доверительные отношения. Пришлось поговорить с ними, спросить:
— Не за председателем ли комитета вы собрались присматривать?"
Но руководители ПГУ все-таки хотели знать, что происходит в отделе "П", и под большим нажимом получили согласие на назначение заместителем начальника отдела Леонида Кутергина. Отвертеться оказалось очень трудно: за кандидата просили высокие руководители, а отвести его по деловым качествам просто не представлялось возможным. Кутергин провел вербовку американца, что ценилось высоко. Он лишь по состоянию здоровья перешел на аналитическую работу, где также проявил себя мастером писания докладов на самый верх.
Никто не сомневался, что Кутергин — глаза и уши руководства ПГУ в отделе "П", но новичок был любопытен просто не в меру. Один из офицеров застал его, когда тот влез в его секретные бумаги. Об инциденте рассказали Питовранову, надеясь, что тот поговорит с Андроповым и Кутергина переведут в другое подразделение. Однако ЕП отмахнулся.
Как рассказывал мне один из офицеров отдела "П", ларчик открывался просто: "Кутергин лизал задницу ЕП просто со страстью: бесстыже льстил, восхвалял на собраниях, а старик это очень любил".
"Он упорно подталкивал Андропова к смещению Брежнева"
Генерал в тот момент остро нуждался в лести. Ситуация для него была не просто обидной, а откровенно оскорбительной: Андропов при всей их внешней близости лишь использовал генерала. Несмотря на все старания Питовранова, Андропов так и не вернул его на службу в КГБ, поэтому и отдел, названный именем Питовранова, в действительности возглавлял совершенно другой человек — кадровый офицер КГБ. На долю отставного генерала осталось руководство подчиненной отделу спецрезидентурой "Фирма". Фактически он был попросту старшим среди "привлеченных лиц". Его, самого молодого генерала КГБ, человека, назначенного главой разведки страны самим Сталиным, его, создателя разведывательной организации нового типа, низвели практически до положения обыкновенного стукача.
Конечно, Андропов придумывал для него разные лечащие самолюбие обманки вроде доплаты к окладу в Торгово-промышленной палате до уровня оклада зампреда КГБ или приглашений на обеды на даче с последующим коллективным исполнением русских народных песен. В 1979 году Андропов добился награждения ЕП орденом Ленина, но снять обиду полностью это, конечно же, не могло.
Неутоленное тщеславие толкало ЕП в большую политику. "Юрий Владимирович,— вспоминал один из ветеранов отдела 'П',— решительностью не отличался, а ЕП упорно подталкивал его к смещению Брежнева".
В том, что такие планы существовали, Питовранов впрямую не признавался, но время от времени ронял отдельные фразы, из которых складывался план продвижения Андропова наверх. Он отчетливо понимал, что его шеф слабо разбирается в экономике и не очень популярен в партии, и потому ЕП попытался создать правящее трио, где абсолютное лидерство принадлежало президенту Андропову, премьером бы остался Косыгин, а партию возглавил бы первый секретарь белорусского ЦК Петр Машеров.
Проблема заключалась в том, что Андропов и Косыгин, мягко говоря, не ладили. ЕП взял отпуск в то же время, что и премьер, и выбил путевку в тот же санаторий. Там договорился с Косыгиным покататься на лодке и в отдалении от охраны премьера провел сверхосторожный зондаж. Говорил о непростом положении в руководстве, намекая на больного Брежнева, о сложностях в экономике. Как рассказывал мне ЕП, Косыгин, знавший о существовании "Фирмы", в ответ сказал: "Как вам повезло, что вы работаете с Юрием Владимировичем".
С Машеровым Питовранов спустя полгода на отдыхе катался на коньках. Они обменялись еще менее значительными фразами, но ЕП не сомневался, что Машеров поддержит Андропова. Оставалось уговорить главное действующее лицо, которое упорно не хотело быть действующим. Генерал вспоминал:
"Я ему как-то сказал:
— Юрий Владимирович, вы же видите, что в стране и в партии руководителя нет.
Он смотрит на меня выжидающе:
— Ну и что дальше?
И через много лет после отставки Евгений Питовранов сохранил хорошую форму. Хотя и не такую хорошую, как генеральская |
— Вон какую ты мне задал задачу! Давай с тобой разбираться вместе. Я разговаривал с руководителем компартии Венгрии. Сказал ему, что не клеится у нас, не получается. Он говорит мне: 'Юрий Владимирович, Христом Богом вас умоляю, только не трогайте Брежнева! Мы знаем, что он пустышка, что эти плечи не соответствуют лежащему на них грузу, что он двух слов не свяжет, но не будоражьте сейчас ситуацию! Пусть он стреляет своих кабанов'.
Это сказал ему Кадар, с которым он работал вместе в Будапеште, которого он любил, уважал, ценил. И он не отбросил его совет. То же самое сказали Юрию Владимировичу и другие руководители социалистических стран, которым он доверял".
План Питовранова не осуществился и по другой причине. Его неформальные контакты с Косыгиным не остались незамеченными теми, кому Брежнев поручил смотреть за делами в КГБ. Косыгина вскоре достаточно грубо отправили в отставку, а Машеров погиб в странной автокатастрофе.
Пришлось ждать момента, когда Брежнев совсем сдаст. "Фирма" собирала компромат на сына генсека Юрия Брежнева и его окружение, а также держала под контролем тех, кто имел хотя бы минимальные шансы составить конкуренцию Андропову в качестве генсека. В свою очередь, люди из ближнего круга Брежнева следили за всеми действиями Андропова настолько прочно, что связным между ним и обладавшим точными данными о состоянии Брежнева главным кремлевским врачом Евгением Чазовым стал ЕП. Как он вспоминал, важно было точно выбрать момент перехода Андропова из КГБ в ЦК КПСС, чтобы не потерять контроль над Лубянкой, но успеть стать признанным вторым лицом в партии.
Генерал никогда не говорил мне, какую, собственно, награду он хотел получить за помощь Андропову. Скорее всего, высокий пост в КГБ, но его назначили главой Торгово-промышленной палаты. А вскоре Андропов заболел, и личная разведка осталась без куратора, покровителя, потребителя и заказчика информации.
"Без 'Фирмы' жизнь стала пресной"
За суетой во время смены власти остались незамеченными тревожные симптомы. Американский друг "Фирмы" неожиданно умер. Японский оказался не у дел. И даже карьера западного дипломата, очень успешно начавшаяся в Москве с помощью Питовранова, без видимых причин пошла на спад.
Разгадка обнаружилась довольно скоро. В КГБ получили информацию о том, что в их рядах работает агент иностранной разведки, причем в структурах, близких к Внешторгу. Единственная информация о "кроте" — что у него нетрадиционная сексуальная ориентация.
Естественно, сразу появились подозрения, что "крот" работает в отделе "П". А дальше внешняя контрразведка, которая обеспечивала безопасность в разведывательных подразделениях, принялась просеивать всех сотрудников отдела, выявила круг подозреваемых и принялась исключать из него тех, сомнения в ком удавалось снять. В итоге удалось установить, что один из офицеров, летая в Штаты, по просьбе своей любовницы перевозил ценности и конфиденциальные документы ее мужу, выехавшему в США через Израиль. Он никоим образом не подходил под описание "крота", но это никого не смутило. "Контрабандиста, которому оставался один шаг до измены Родине", образцово-показательно вышвырнули со службы, а о его проступке и проводившемся расследовании рассказали на собрании сотрудников отдела "П".
Развязка наступила в считанные недели — в июле 1984 года. Парторг отдела "П" Леонид Кутергин выехал в командировку на Запад и пропал. На берегу какого-то озера обнаружили его одежду, и некоторое время в Москве полагали, что он попросту утонул. Но еще через некоторое время из того же источника, что и информация о "кроте", пришли данные, что Кутергин в подробностях рассказывает о делах "Фирмы" своим основным хозяевам в ФРГ.
Как оказалось, в 1974 году, во время работы в Австрии, ему разрешили усовершенствовать немецкий в одном из университетов. Его соседом по комнате оказался араб, подрабатывавший на западногерманскую разведку БНД. Схема вербовки оказалась предельно простой. В объятиях араба Кутергин познал все радости мужской любви, а после просмотра пленки с записью превратился в одного из самых успешных агентов БНД — Виктора. Чтобы обеспечить ему карьеру в КГБ, немцы организовали липовую вербовку Кутергиным американца.
После этого все вдруг вспомнили, что замечали у Кутергина подозрительные признаки: женщинами он не интересовался, прическу носил почти дамскую — копну волос, как у Анжелы Дэвис, и категорически отказывался стричься как положено. Кто-то вспоминал, что ему рассказывали, что Кутергин посещал конспиративные квартиры "Фирмы" с посторонними мужчинами.
Если все это было правдой, то совершенно непонятно, как этого не замечали на протяжении стольких лет. Я спросил об этом у ЕП. Должен признаться, до этого я считал, что "пламя в глазах" — это литературный образ, но в глазах генерала полыхал желтый огонь, и я вдруг понял, как должны были чувствовать себя те, кого он допрашивал в молодости. Потом он вдруг обмяк, прикрыл глаза рукой и сказал мне: "Тезка, вы иногда бываете таким бессердечным!" И добавил: "Я не помню решительно ничего из того, что тогда произошло". Никаких других объяснений я не дождался.
Как и было оговорено с новыми работодателями, Кутергин отработал на них в КГБ ровно десять лет и большую часть времени был основным аналитиком отдела "П". Через его руки шла вся информация наверх, и ему вместе с БНД и подключившимся ЦРУ не составило труда вычислить всех друзей "Фирмы": кого-то из них убрали из власти или из жизни, кого-то, очевидно, поставили под контроль. Получалось, что председатель КГБ, генсек и все Политбюро получали ту информацию, которую хотели дать им зарубежные спецслужбы. Фактически Запад до некоторой степени мог манипулировать советским руководством — это был даже не провал, это была настоящая катастрофа.
Последствия катастрофы старались скрыть, как могли. Отдел "П" расформировали, а его начальника разжаловали. Со спецрезидентом Питоврановым КГБ порвал все отношения. Правда, с должности председателя правления ТПП СССР его не сняли, прежде всего чтобы не выносить сор из избы.
Информацию об измене Кутергина закрыли так, что о ней не знали даже многие высокопоставленные сотрудники КГБ. Его имя не упоминалось и в многочисленных статьях и книгах, клеймящих перебежчиков. Лишь однажды в 1996 году о нем упомянул в интервью Олег Калугин, да и тот все перепутал, назвав Кутергина помощником Крючкова.
С началом перестройки у Питовранова начались новые неприятности. Его стали вызывать в комитет партийного контроля и требовать отчета об участии в репрессиях и прочих старых лубянских делах. Но, как говорится, не на того напали. Вместо требуемых покаяний он писал пространные записки о причинах репрессий, а вину за конкретные дела лихо перекладывал на бывших подчиненных.
В начале 1988 года он ушел на пенсию, но вскоре его опыт и связи в деловых кругах оказались востребованными в Итало-советской, а потом Итало-российской торговой палате. Он лоббировал множество проектов, но все равно жаловался мне:
"Без 'Фирмы' моя жизнь стала пресной. Из центра мировой политики я переместился на далекую периферию. Без Юрия Владимировича, без ребят из отдела 'П' жизнь потеряла былую насыщенность и полноту: не стало головоломных заданий, над которыми приходилось думать ночи напролет, откуда ни возьмись появились болезни".
В 1999 году Питовранова не стало.
Генерал уже умер, но некоторые люди из разведки решили, что время выносить сор из избы еще не пришло. Один из них объявил мне, что если я не отдам им записи бесед с Питоврановым, меня посадят как американского шпиона. Если бы я не знал, что это стандартный прием, который применял к своим сотрудникам ЕП, наверное, я бы испугался. Очевидно, они по-прежнему боялись, что история Кутергина будет опубликована. А ведь изменника просмотрели не только в отделе "П", ответственность за провал с Питоврановым и его соратниками обязаны были разделить и многие высокие чины разведки, некоторые из них имели влияние на дела СВР вплоть до недавнего времени.
Я не писал о Кутергине и "Фирме" прежде всего потому, что не был уверен, что мне рассказывали правду, и вряд ли стал бы восстанавливать его историю, если бы не звонки в редакцию из СВР. С помощью коллег-журналистов из Германии удалось получить все недостающее. К примеру, оказалось, что Кутергин, несмотря на разницу в возрасте почти в 30 лет, пережил ЕП всего на два года и похоронен под чужим именем в чужой земле.
В СВР, видимо, после этого вздохнули свободнее и в прошлом году даже упомянули о нем в открытой печати. Правда, без фамилии, не называя должности и не уточняя масштабы нанесенного им ущерба. Разведка так и не научилась признавать свои ошибки, сколько ни призывал ее к этому товарищ Сталин.
*Начало см. в #14 и #15 за этот год.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ