Автор
"Джеремии Джонсона" (Jeremiah Johnson, 1972, ****) Сидней Поллак был одним из немногих режиссеров, фильмы которого регулярно попадали в советский прокат. Он считался "социально-критическим" режиссером, прежде всего, благодаря фильмам "Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?" (They Shoot Horses, Don't They? 1969) и "Три дня Кондора" (Three Days of the Condor, 1975). Хотя на самом деле Поллак — просто большой американский режиссер со склонностью к эпичности и традиционными для Голливуда левыми взглядами. На первый взгляд, "Джеремия Джонсон" — трагическая рефлексия об американской истории, окрашенная пантеистическими мотивами революции хиппи и облеченная в форму вестерна. Правда, вместо привольных прерий на экране — заснеженные Скалистые горы середины XIX века. Пришедший ниоткуда Джеремия блуждает по горам, едва не погибает от холода и голода, находит труп замерзшего охотника по прозвищу Топор, ружье которого спасает ему жизнь. Учится науке выживания. Нежданно-негаданно обретает "сына": обезумевшая после гибели семьи от рук индейцев женщина буквально навязывает ему мальчика, чтобы Джеремия отвез его в большой город. Столь же нежданно женится: вождь дружественного индейского племени в ответ на широкий жест охотника, подарившего ему скальпы индейцев злых, отдает ему свою дочку. Все вроде бы к лучшему в мире девственной природы. Но стоит Джеремии отлучиться ненадолго из дому, чтобы послужить проводником для солдат, как зло возвращается. Его названый сын и жена зверски убиты. Джеремия превращается в мстителя, который не успокоится, пока не утолит жажду крови. Фильм производит странное, болезненное впечатление: в применении к нему как-то неудобно говорить о гуманизме или критическом взгляде на американскую историю. Тут что-то другое, посерьезнее, поугрюмее. Дело в том, что сценарий фильма написал Джон Миллиус, человек, именовавший самого себя дзэн-фашистом, фанатик огнестрельного оружия, певец сверхчеловека. Среди его работ не только гениальный сценарий "Апокалипсиса сегодня" (Apocalypse Now, 1979) Копполы, но и такие фильмы, как "Конан-варвар" (Conan the Barbarian, 1982) и "Красный рассвет" (Red Down, 1984) о кровавом вторжении в США советских, кубинских и никарагуанских войск. И в "Джеремии Джонсоне" он развивает свою любимую тему преодоления мягкотелого гуманизма, самоопределения человека как варвара, хищника, готового рвать врага на куски голыми руками. Ставший мстителем Джеремия выпадает из цивилизации, избавляется от предрассудков, становится органичным существом. Самое любопытное, что в его душе не остается, кажется, даже скорби по погибшим. Он принимает мир, в котором бесполезно скорбеть, в котором смерть всегда рядом, будь то на свадьбе или на поминках. А невероятная красота Скалистых гор только оттеняет эту жутковатую проповедь. Безусловно, Миллиус облил бы презрением ирландского режиссера Джима Шеридана, автора фильма
"В Америке" (In America, 2003, **): тот как раз специализируется на выжимании у зрителей слез сострадания к несчастным, но благородным героям, почти святым, безрукому художнику или парню из Ольстера, брошенному на пятнадцать лет в тюрьму по ложному обвинению в терроризме. Впрочем, плач о судьбе ирландского народа, вечной жертвы, — одна из главных нот всей ирландской культуры. "В Америке" — не столько фильм, основанный на воспоминаниях Шеридана о том, как он, молодой театральный актер и режиссер, мыкался в бездушном Нью-Йорке начала 1980-х, скорбел о погибшем маленьком сыне и делил с отбросами общества жилой дом с выразительным прозвищем "дом наркоманов", сколько подробная опись всевозможных несчастий, обрушивавшихся на него. То купил на последние деньги кондиционер, чтобы спасти семью от жуткой нью-йоркской жары, а вилка от него не подходит в розетку. То умирает от СПИДа жутковатого вида сосед, афро-американец, в образе которого явственно просматриваются черты таких мастеров граффитизма, как Баскья или Кит Хэринг. То у жены крайне тяжело протекает беременность. То наркоман приставляет в подъезде нож к горлу. Однако ирландцы известны не только тем, что на них вечно валятся все шишки, но и спасительной богобоязненностью. Дочка героя постоянно просит умершего братца, ставшего в ее воображении кем-то вроде ангела-хранителя, о чуде. И чудеса случаются одно за другим: начиная с того, что пограничный офицер пропускает в Штаты явно неблагополучную семейку, и заканчивая тем, что сосед, перед тем как умереть, оплачивает уход за женой героя в больнице. Вопросом, откуда он, прозябающий в трущобе, с пустым холодильником, взял 30 тысяч долларов, режиссер не задается. И эта неправдоподобность святочной сказочки изрядно вредит фильму, козыряющему своей сугубой реалистичностью.
