Неволя к перемене мест

В российский прокат выходит картина Хлои Чжао «Земля кочевников» (Nomadland), которая получила «Золотого льва» на Венецианском фестивале 2020 года, премию «Золотой глобус» как лучший драматический фильм и целую охапку других кинопремий, а сейчас уверенно движется навстречу «Оскару». Рассказывает Юлия Шагельман.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В основу сценария, написанного самой Хлоей Чжао, легла документальная книга Джессики Брудер «Земля кочевников: Выжить в Америке XXI века», посвященная феномену современных бродяг-переселенцев, по разным причинам оставшихся без крыши над головой (или, как станет ясно позднее, оставивших оседлую жизнь по собственной воле) и путешествующих по дорогам США в фургонах и трейлерах. Фильм же балансирует на тонкой грани вымысла и документалистики, которая местами становится практически невидимой, но благодаря твердому режиссерскому контролю никогда не исчезает полностью.

Картина открывается титром, сообщающим, что 31 января 2011 года компания US Gypsum закрыла свою фабрику по производству гипсокартона в городе Эмпайр, штат Невада, просуществовавшую 88 лет, а к июлю того же года исчез и сам город. Хоть в названии города и заключена горькая ирония (Empire — империя), это реальные, невыдуманные факты, как реальны и большинство персонажей — все эти Дуги, Карлы, Бобы, Анджелы и Линды Мэй, рассказывающие на экране свои собственные истории. Известных лиц тут два: Фрэнсис Макдорманд в роли жительницы сгинувшего Эмпайра по имени Ферн, потерявшей мужа, работу, дом и отправившейся в путь на потрепанном фургоне, названном ею «Авангард», и Дэвид Стрэтейрн, играющий одного из встреченных ею кочевников — единственного из них, кто хочет уже наконец остановиться и зажить жизнью, которая считается более приличествующей 70-летнему мужчине: с детьми, внуками, камином и канализацией.

По сути, «Земля кочевников» сталкивает на экране (хотя «сталкивает», пожалуй, слишком резкое слово для такого размеренного и тихого фильма) два варианта американской мечты, существующих столько же, сколько сама Америка. Один — это собственный дом, крепкая семья, пресловутые 2,5 ребенка и собака, успокоительное чувство исполненного предназначения. Второй — это вечная дорога, беспокойное перемещение из конца в конец огромной территории, часто без определенной цели и пункта назначения, зато с ощущением свободы, не ограниченной стенами, ипотечными кредитами и прочими обязательствами.

Разумеется, американский кинематограф постоянно обращается к этим темам — в диапазоне от бесхитростного воспевания того или иного варианта до их беспощадной деконструкции, и это прекрасно известно Чжао, родившейся в Пекине, но выросшей на западной поп-культуре. В какой-то момент сестра Ферн Долли (Мелисса Смит), выбравшая домик, успокоенность и пикники на заднем дворе, без всякой иронии говорит, что героиня продолжает «великую американскую традицию», не сильно отличаясь от пионеров, которые, собственно, и создали эту страну. Ферн не возражает — то ли согласна с этой идеей, то ли не хочет спорить. Она вообще мало говорит на протяжении фильма, зато много слушает и внимательно смотрит.

Эта позиция — слушателя и наблюдателя — во многом свойственна и самой Чжао. Хорошее знакомство с американскими тропами с одной стороны и положение аутсайдера — с другой позволяют ей оставаться почти беспристрастной. Конечно, ее взгляд на кочевую жизнь не обходится без некоторой доли романтизации — чего стоят пейзажи, рассветы и закаты, так снятые оператором Джошуа Джеймсом Ричардсом, который уже работал с Чжао на фильмах «Песни, которым меня научили братья» (2015) и «Наездник» (2017), что хочется немедленно побросать вещи в фургон и поехать куда глаза глядят. Но в то же время режиссер не отворачивается и от менее возвышенных аспектов дорожной жизни, связанных с холодом, необходимостью трудиться на низкооплачиваемых временных работах, использованием ведра вместо туалета, а главное, одиночеством, которое так или иначе сопровождает каждого из героев. И если одним оно приносит желанный отдых и свободу (порой кажущуюся, но иногда и реальную) от общепринятых норм капиталистического устройства, то для других становится первоначальной причиной бегства — от разочарований, потерь, вопросов, на которые нет ответов, но в первую очередь от самих себя.