Аккордный подряд |
Иллюстрация: ЛЕОНИД ФИРСОВ, "Ъ" |
Несколько лет назад в итальянской Кремоне разразился скандал. Один из мастеров скрипичных дел (в Кремоне их более двух сотен) был пойман на ввозе дешевых китайских заготовок, которые потом покрывались лаком и продавались под лейблом кремонца. Стоимость новой скрипки с родины Амати и Страдивари иной раз доходит до $50 тыс. Китай в настоящее время поставляет на мировой рынок 240 тыс. довольно качественных музыкальных инструментов в год, и это очень тревожит законодателей музыкальной моды. А вот российские мастера мировую общественность тревожат не слишком. Несмотря на то что музыкальные инструменты кустарным способом у нас делают уже полтора века, подобия кремонской школы или подобия китайской экспансии в России пока нет даже в зачатке.
Прародители баянов и балалаек
Мастеров-кустарей в России всегда было стабильно мало — не больше чем по несколько десятков в десятилетие. Наверное, потому, говорят нынешние мастера, что в России классическая музыка появилась поздно — в XIX веке, а музыкально развитая с XVI века Европа к этому времени уже имела разветвленную индустрию музыки.
Первым русским музыкальным мастером был шереметевский крепостной Иван Батов. Он делал скрипки и гитары (на батовской гитаре играла цыганская муза Пушкина — знаменитая певица Татьяна Демьянова). С тех пор мастера не переводились — стабильно малочисленные, но изобретательные. Так, Леонтий Чулков и Николай Белобородов в конце XIX века изобрели прародительницу баяна, хроматическую гармонь, имеющую диапазон почти три октавы, 12 основных тонов и 11 полутонов, то есть полный хроматический звукоряд. А мастера Василий Андреев и Семен Налимов создали струнные инструменты балалайку и домру. Тем не менее школ и династий в истории русских инструментов не было, а следовательно, не было и широкого распространения русских инструментов.
Фото: ВАСИЛИЙ ШАПОШНИКОВ, "Ъ" |
Балалайки Валерия Гребенникова больше трех дней покупателя не ждут. Спрос на них высок и в России, и за границей |
В советское время работало несколько уникальных мастеров, таких, например, как скрипичный мастер Лев Горшков (счастливое исключение в династийных провалах — его сын Борис и сейчас делает скрипки). На звание школы мастеров музыкальных инструментов, пожалуй, может претендовать только закрытое, полуподпольное сообщество музыкантов и мастеров аутентичной музыки, возникшее в 1970-е годы в Ленинграде и в начале 1990-х благополучно почившее в бозе.
Ренессанс на Неве
Отцом-покровителем петербургской школы аутентичной музыки был художник и философ Борис Аксельрод — Аксель, как его звали друзья. В мансарде у Акселя собирались очень разные люди, объединенные идеей воссоздания музыки эпохи Микеланджело и Караваджо — оригинальной, не искаженной современными инструментами и манерой исполнения. Круг увлеченных был неоднороден: вместе с философом Акселем на инструментах эпохи Ренессанса и барокко играли математик Михаил Иоффе, архитектор Григорий Израилевич, скрипач Андрей Решетин, студенты музыкальных училищ и т. д.
Инструменты, естественно, делали сами. Именно в этой школе появилась целая плеяда замечательных мастеров: Феликс Равдоникас, Александр Батов, Александр Рабинович, Борис Муратов, Сергей Шек.
Через какие тернии пришлось пробиваться мастерам, одному богу известно. Делали скрипки, на которых вместо металлических струн были натянуты струны жильные. По старинным лекалам строгали поперечные и продольные барочные флейты, создавали невиданные в глаза виолы да гамба и гобои д`амур. Знания о них добывали по-разному. Пианист Алексей Любимов привез из Европы разобранный клавесин, а Феликс Равдоникас собирал его. Урывками обзаводились западной литературой с чертежами, текстами и нотами. Использовали, как могли, основное образование. Так, органный мастер Павел Чилин закончил Ленинградский институт авиационного приборостроения и работал десять лет на военно-морском предприятии — там он и сделал несколько органов-позитивов.
Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ, "Ъ" |
Российские скрипачные мастера нередко сидят сложа руки — рынок перенасыщен итальянскими инструментами |
Из старых мастеров продолжает делать органы Чилин, остальные уехали или перешли в новые ипостаси.
Выбор гитарреро
Диссидентством отдает и деятельность современных музыкальных мастеров. "Для нас это не бизнес,— говорят российские мастера,— это ремесло". И это несмотря на то, что спрос на инструменты довольно высок: производители гитар, балалаек и флейт утверждают, что к ним стоит очередь из покупателей. И невзирая на сплошь подпольный характер деятельности, новые мастера умудряются продавать инструменты и на Запад.
Так, например, очень востребованы гитары мастера Тимофея Ткача. Пока он сделал 50 гитар, из них половину за последние три года, когда качество инструментов стало более или менее стабильным. Ткач приобрел имя, его гитары продаются почти за $2 тыс., а играют на них почти знаменитости, например 26-летний лауреат международных конкурсов Дмитрий Нилов. Правда, гитары испанского мастера Хосе Рамиреса-третьего (к инструментам которого, утверждают эксперты, очень близки по качеству некоторые гитары Ткача) продаются существенно дороже — по $10-15 тыс., и играют на них знаменитости покруче, например звезда первой величины Пепе Ромеро. И хотя Пепе Ромеро во время визита в Москву оставил Ткачу лестный автограф (un grand gitarrero — большому, стало быть, мастеру гитары), покупать у него инструмент не стал. Первую гитару Ткач сделал в 1985 году, будучи еще студентом медучилища, продолжил это занятие, работая на скорой помощи, а потом и устанавливая железные двери, постепенно совершенствовался и постигал тонкости гитарного ремесла. С 1992 года изготовление гитар для него основное дело. Ткач делает классическую испанскую гитару, объясняя свой выбор так: "Непонятно, отчего русская гитарная школа заморозилась на середине эволюционного пути. Русская семиструнка — это европейская конструкция XVIII века. Испанская классическая гитара, которая появилась в нынешнем виде в конце XIX века,— инструмент куда более продвинутый (за счет веерной конструкции внутри корпуса и т. д.)".
Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ, "Ъ" |
Николай Стасов — один из лучших российских мастеров струнных инструментов. До Гварнери и Страдивари ему еще далеко, но цены на его виолончели доходят до $15 тыс., а на скрипки — до $10 тыс. |
Гварнерины и страдиварины
У российских скрипичных мастеров дело обстоит много хуже. Сейчас рынок перенасыщен итальянскими скрипками разного срока давности — и чем выше класс исполнителя, тем крепче его желание играть на старом итальянском инструменте. Звезды даже небольшой величины, преодолевая финансовые сложности, стремятся хотя бы для самых значимых концертов арендовать скрипки великих итальянцев из российской коллекции уникальных инструментов, а русский новодел за $6-10 тыс. покупать не хотят. Тем не менее магия ремесла не рассеивается, российские мастера за свои деньги ездят на учебу в Кремону и Миттенвальд, а по возвращении бросаются в чистое творчество без гарантий сбыта.
Впрочем, кое-какой сбыт есть. Скрипки мастера Игоря Улицкого получили первые премии на конкурсах в Познани и на конкурсе скрипичных мастеров при конкурсе Чайковского в Москве. Улицкий считается самым востребованным российским мастером и не имеет проблем со сбытом, хотя скрипки его стоят не меньше $10 тыс. Николай Стасов, также лауреат конкурса имени Чайковского, утверждает, что покупателями скрипок российских мастеров сейчас являются в основном студенты музыкальных училищ. Прочие потребители в среднюю ценовую нишу идти не хотят, довольствуясь дешевым фабричным товаром или, наоборот, ориентируясь на вожделенных итальянцев.
Фото: ЮРИЙ МАРТЬЯНОВ, "Ъ" |
Богатство звука испанской классической гитаре придает веерная конструкция на внутренней стороне деки. За испанскими гитарами производства Тимофея Ткача стоит очередь на год вперед |
Мастера-аутисты
Антонио Страдивари, ученик великого Никколо Амати, создал за свою жизнь более тысячи инструментов: среди них скрипки, гитары, альты и виолончели. Российские мастера делают всего по нескольку десятков инструментов — поскольку в отсутствии школы приобретают мастерство долго и мучительно, но сами учеников не берут.
"Главная проблема нашего ремесла — отсутствие школ, наследственности,— говорит Ткач.— Это ущербность наша, конечно, но что-то не позволяет пускать в свое пространство чужого. Объяснить, показать — пожалуйста. Но так ведь мастерство не передашь, нужно работать вместе не год и не два. А мы не можем, это другое занятие совсем — преподавание, нам оно неинтересно. И старые русские мастера почему-то не могли".
"То, что ученики и дети мастеров узнавали в пять лет, мы узнаем в сорок,— вторит ему балалаечный мастер Валерий Гребенников.— И тем не менее себе учеников мы тоже не берем, обрекая будущие поколения на такие же муки".
С народными инструментами вышла совсем уже странная история. Если гитары и скрипки — инструмент иноземный, и почти любой уважающий себя исполнитель желает иметь инструмент страны происхождения, то балалайки-то здесь родились.
Тем не менее предложение не перекрывает спрос, а существенно от него отстает. Кроме Гребенникова в России существует от силы два десятка мастеров, делающих качественные балалайки. Гребенников начал увлекаться изготовлением балалаек во время учебы в Гнесинке на курсе знаменитого балалаечника Нечипоренко, и еще он объясняет свою страсть к этому делу юношеским увлечением строительством моделей самолетов. (Кстати, вещь довольно распространенная среди музыкальных мастеров: помимо органиста Чилина моделированием самолетов увлекался в юности знаменитый китайский скрипичный мастер Жэнь Хуан, которому во многом принадлежит заслуга китайской экспансии на рынок дорогих инструментов.) К настоящему времени Гребенников сделал 46 балалаек, из них пять продал за границу.
Спрос на балалайки есть, и очень большой — как на внутреннем рынке, так и на внешнем. Дело в том, что помимо местных ансамблей русской народной музыки аналогичные ансамбли существуют в далеком зарубежье — в одной только Японии два коллектива играют в деликатной японской манере на домрах и балалайках русский репертуар. Есть такие коллективы в Нидерландах, Германии и США. Валерий Гребенников утверждает, что ни один инструмент из сделанных им не пролежал у него и трех дней — глубину этого рынка он еще не постиг, однако ясно, что силами двух десятков русских балалаечников его не вычерпать. "Но из-за специфики нашего производства, из-за отсутствия школ превратить это занятие в полноценный бизнес мы не можем,— говорит он.— Создавать артели для нас значит терять волшебство профессии. А в результате получается следующая вещь. Я скорее продам балалайку студенту Гнесинки за $700, чем иностранцу за $3 тысячи, только бы инструмент был рядом, я бы видел, как он живет, мог бы подправить что-нибудь в нем, сравнивал бы с новыми, повышал бы свое мастерство".
В принципе мастера против бизнеса ничего не имеют. Но если уж делать его, то на чем-то таком, что не затрагивает душевных склонностей. Для Гребенникова это гусли. "Я знаю, что сейчас хороший спрос на гусли для детей: простой инструмент, дешевый, для детского времяпровождения в самый раз. Я думаю артель создать для производства гусель, чтобы артель гуслями занималась, а я — балалайками. С балалайками еще работы — вагон, много чего сделать нужно..."
ЕКАТЕРИНА ДРАНКИНА