|
Обыкновенный кальвинизм |
 |
Студиозус по прозвищу Аккузатив
Будущий реформатор родился во Франции, в семье церковного чиновника Жерара Ковена, который, став жертвой моды на ученую латынь, превратил свою фамилию из Cauvin в Calvinus. Жан Кальвин был послушным мальчиком, и все решения за него принимал отец. Пристрастия господина Ковена менялись. Сначала он решил готовить сына к церковной карьере, но потом передумал; так или иначе, Жан забросил теологию и приступил к изучению
 |
| Когда Мартин Лютер писал свои "Тезисы" он и представить себе не мог, что за этим последует |
Его студенческие годы были временем споров, спровоцированных знаменитыми тезисами Мартина Лютера, как следствие, богословие стало модным занятием. В университетах со страстью обсуждали выступления Лютера, его сторонников и противников. Полемические трактаты шли нарасхват. Даже Маргарита Наваррская (современной публике известная в основном по роману Дюма — как королева Марго) писала, поддавшись моде, духовные стихи. А тут еще один из университетских профессоров начинает убеждать Кальвина, что его призвание — богословие, а не юриспруденция. Пока молодой человек размышлял о своих дальнейших занятиях, пришло известие о смерти отца. Предоставленный сам себе, Жан все время посвятил античным авторам и богословским трактатам. Тогда же, в 1532 году, вышла первая книга молодого ученого — комментарий к трактату Сенеки "О кротости". Правда, надо сказать, что самому комментатору эта добродетель ни в коей мере свойственна не была.
 |
Летом 1536 года Кальвин проездом оказался в Женеве, где его взял в оборот реформатский проповедник Гийом Фарель, решивший любой ценой заставить уже известного писателя осесть в Женеве. Так кабинетный мыслитель и толкователь текстов оказался в гуще политической жизни.
Борьба за независимость
Расположенная на пересечении торговых путей, Женева была веселым городом. Она славилась не только ярмарками, но и кабачками, театрами и пышными празднествами. Несмотря на то что Реформация, разделившая Швейцарию на протестантскую и католическую части, не способствовала развитию торговли, город процветал. Сама Женева выбрала протестантизм, но произошло это в значительной степени по политическим причинам.
 |
Таким образом Женева сделалась привлекательным местом для протестантских проповедников, которые устремились сюда со всей Европы. Гийом Фарель, приютивший Кальвина, приехал в Женеву в 1532 году и прославился там агрессивным поведением. Фарель мог, например, ворваться в храм и, оттолкнув католического священника, начать проповедовать на свой лад. Комсомольский, можно сказать, задор, с которым действовали реформаты, заставил женевского епископа искать защиты у ненавидимых горожанами герцогов Савойских. Жители Женевы логично решили, что независимость и Реформация — это почти одно и то же, а потому предпочли изгнать католическое духовенство.
 |
| Свободным городом Женева управлял городской совет, которым, в свою очередь, управлял Жан Кальвин |
"В Рону проповедников!"
Трудно представить себе что-то менее привлекательное, чем образ кабинетного ученого в роли публичного политика, заставляющего окружающих жить так, как это следует из его теоретических построений. Кальвин умел четко формулировать задачи, поэтому, раз решив, как должно выглядеть христианское государство, он стал последовательно и педантично создавать его, не брезгуя никакими средствами.
Фарель и Кальвин постоянно произносили увещевательные и обличительные речи в зале заседаний городского совета. В протоколах заседаний зафиксирована масса приговоров, вынесенных под влиянием этих выступлений. Например, азартного игрока выставили у позорного столба с картами, привязанными к шее. А молодая женщина, явившаяся в церковь с завитыми по моде волосами, была осуждена на несколько дней тюремного заключения, причем в ту же тюрьму отправили и парикмахера, соорудившего ей прическу. Категорически была запрещена всякая роскошь в одежде, шумные публичные увеселения и танцы. А те, кто осмеливался хранить у себя дома четки и другие предметы старого культа, объявлялись богоотступниками и подвергались серьезным наказаниям.
Кальвин стал искать новое место жительства и выхлопотал для себя страсбургское гражданство. Поскольку гражданином Страсбурга мог стать только ремесленник, женевский проповедник записался в цех портных, а вскоре и женился. Однако жизнь в качестве страсбургского обывателя продолжалась недолго — женевские власти позвали его назад. Дело в том, что после изгнания Кальвина в городе начались беспорядки, и перед Женевой замаячила перспектива потери независимости. Теперь о железной руке проповедника в городе вспоминали с нежностью и были готовы сделать что угодно для того, чтобы его вернуть. Он вернулся победителем: городской совет срочно восстановил все законы, отмененные после изгнания Кальвина. Город предоставил ему дом с садом и годовое жалование в 500 флоринов, 12 мер пшеницы и 2 ведра вина, а также подарил новый сюртук. Теперь ничто не могло помешать Жану Кальвину превратить Женеву в самый правильный и счастливый город на свете.
Дух Женевы
Вопреки расхожему мнению, Реформация не означала ослабления влияния церкви в повседневной жизни
 |
| Даже противники находили язык сочинений Кальвина превосходным и сожалели, что талантливый публицист предпочел карьеру диктатора |
Просто поражает скрупулезность, с которой Кальвин организовывал городской быт. Его любовь к составлению бе счисленных законов и инструкций несомненно стала следствием юношеских занятий юриспруденцией. Кальвин не поленился даже придумать инструкции для пожарной команды и правила для ночных сторожей. Посещение воскресных богослужений было вменено гражданам в обязанность, а чтобы упростить контроль за ее исполнением, каждого женевца приписали к определенному приходу, который и следил за тем, чтобы явка была стопроцентной.
Разумеется, один человек, пусть и харизматический лидер, не в состоянии заставить жить по-новому целый город. Кальвин это прекрасно понимал и воспользовался тем, что в Женеву устремились спасающиеся от преследований сторонники Реформации. Их Кальвин всячески поддерживал, помогая получать женевское гражданство. В относящемся к 1555 году протоколе заседания городского совета содержится запись о предоставлении гражданства 300 эмигрантам. Мотивация — эти люди необходимы "для защиты правительства". Получившие гражданство эмигранты исполняли при Кальвине роль штурмовиков — своего рода народной гвардии. В Женеве они были чужаками, что, понятно, способствовало их сплочению.
Личная власть "женевского папы" (так Кальвина называли недоброжелатели) была фактически неограниченной. Институты городского самоуправления ни одного решения не принимали без санкции вождя и учителя. Тотальный контроль, который Кальвин установил в Женеве, объяснялся его представлениями о человеческой природе. По мнению "женевского папы", человек по своей природе склонен ко злу, поэтому государство должно помочь ему оставаться хорошим христианином. Светская власть обязана карать не только за серьезные проступки вроде убийства и воровства, но и за безнравственное поведение. "Женевский папа" ни секунды не сомневался в том, что добро должно иметь большие кулаки, а государственная власть — быть строгой и чуждой милосердия: лучше осудить невиновного, чем оставить без наказания виноватого. И женевские власти послушно следовали этому принципу — так, в 1542-1546 годах в городе было вынесено 58 смертных приговоров и принято 76 решений об изгнании. Для вынесения приговора было достаточно подозрения, а доказывать вину было совсем не обязательно. В тюрьме мог оказаться, например, извозчик, в сердцах обругавший свою заупрямившуюся лошадь.
Страсть к роскоши, которой отличались богатые женевцы, в прямом смысле выжигалась каленым железом. По своему обыкновению, Кальвин не просто ее осудил, но придал этому осуждению форму законодательного акта. Закон подробнейшим образом регламентировал малейшие детали быта, определяя цвет и фасон костюмов, качество материи, предельно допустимый размер женской прически и даже максимальное количество блюд на пирах. В городском архиве хранится приговор, отправивший трех кожевенников в тюрьму на хлеб и воду "за распутство". Их преступление заключалось в том, что они съели за завтраком 48 пирожков. Несомненно, отсидка в сочетании с диетой не могла не принести пользы их здоровью.
Под запретом оказались танцы, музыка, пение светских песен, свадьбы следовало играть без особого шума. Женева лишилась театральных представлений и народных празднеств, которыми еще совсем недавно гордилась. Закрыты были и все трактиры. Единственным местом, где дозволялись застолья, стали так называемые духовные казино, где можно было чинно общаться под наблюдением следящего за благопристойностью хозяина.
Те, кто не хотел постоянно ходить с постным выражением лица, получили название либертинов. В кальвинистской Женеве они играли примерно ту же роль, которая в СССР отводилась троцкистам, а именно — роль подлежащих уничтожению врагов. В реальности подрывная деят
 |
| Основания для всех своих реформ Кальвин искал в Библии, которая, по его мнению, перевешивала все аргументы католиков |
Через весь город к зданию городского совета прошла процессия проповедников, впереди которой шел сам "женевский папа". Войдя в зал заседаний участники этой своеобразной демонстрации заявили, что хотя обязанность их заключается в том, чтобы служить церкви и в хорошие, и в дурные дни, они отказываются идти в госпиталь, так как Бог не даровал им достаточно мужества, и просят извинить их. Выслушав проповедников, совет принял замечательное решение: "молиться Богу о ниспослании им впредь большего мужества", а пока прибегнуть к услугам предложенного проповедниками француза. В любом другом случае такая демонстрация наверняка подорвала бы всякое доверие к духовенству, однако созданная Кальвином организация имела достаточный запас прочности. Проповедники-отказники как ни в чем ни бывало продолжали воспитывать жителей Женевы.
Обжалованию не подлежит
В отличие от Лютера Кальвин считал, что решение, будет ли человек спасен или осужден на вечные муки, принимается еще до его рождения. Никакие добрые дела не могут повлиять на этот не подлежащий обжалованию приговор. Жаловаться на его несправедливость, по мнению Кальвина, бессмысленно: не жалуются же животные на то, что они не родились людьми! Отсюда следует, что церковь не может помочь своим членам спастись, при этом, по учению Кальвина, изначально избранные находиться вне церкви не могут.
Для каждого приверженца кальвинизма ключевым является вопрос — "избран ли я? как мне удостовериться в своей избранности?" И здесь на помощь приходит еще одна идея Кальвина, согласно которой мир существует исключительно ради славы Господа. И чуть ли не единственным способом обеспечить такое существование Кальвин считал успешную профессиональную деятельность христиан. Таким образом, профессиональная самореализация становится надежным свидетельством того, что человек относитс
 |
| "Женевский папа" пытался отказаться от всего, что было дорого католичеству, но собственную инквизицию создавал по образцу католической |
Конечно, Кальвин, считавший, что "народ надо держать в бедности, иначе он перестанет быть покорным", не собирался реабилитировать накопительство. Однако впоследствии оказалось, что именно аскетическому направлению протестантизма, и в первую очередь кальвинизму, мир обязан тем, что в общественном сознании стремление к обогащению из порока превратилось в добродетель.
Реабилитация богатства
Состояния сколачивались всегда, однако отношение к накопительству до Реформации было не таким, как сейчас. Мораль одинаково осуждала и разбой, и дачу денег в рост, и те, кто решался посвятить себя этим видам деятельности, оказывались вне нравственных устоев. Реформация начала постепенно менять негативное восприятие богатства. Дело в том, что мирская аскеза протестантизма хотя и требовала сократить потребление и бороться с излишествами, объявляла накопительство делом богоугодным. Именно благодаря протестантизму в общественном сознании в качестве идеала утвердился образ кредитоспособного добропорядочного человека, а труд и процветание стали цениться куда больше, чем молитва и пост.
В этом отношении интересно читать сочинения Бенджамина Франклина, который в свободное от писания американской конституции время любил поучать молодежь. Среди прочего, из под его руки вышли "Советы молодым торговцам", которые поразительно похожи на иные протестантские сочинения. "Нужно,— писал Франклин,— считаться с самыми незначительными поступками, от которых зависит кредит. Стук вашего молотка в пять часов утра или в девять часов вечера, услышанный кредиторами, заставит их подождать еще шесть месяцев после срока; но если они увидят вас за бильярдом или услышат ваш голос в кабачке в то время, когда вы должны работать, то они пошлют за своими деньгами на следующий же день и будут их требовать, пока не получат все". Однако сочинения Франклина все же отличаются от протестантских первоисточников. Учителя Реформации считали, что честность, умеренность и трудолюбие представляют ценность сами по себе, а Франклин видел в них лишь средство для преумножения капитала.
Нужно сказать, что деловым качествам протестантов отдавали должное даже их противники. Испанцы еще в XVII веке говорили, что кальвинизм как ничто другое способствует развитию торгового духа. Само собой, способностями к предпринимательству дело не ограничивалось. Даже в конце XIX века на фабрики куда охотнее брали работниц-протестанток, чем католичек. Дело в том, что католички
 |
| В Средние века профессия менялы и ростовщика относилась к числу презираемых. Лишь Реформация превратила бизнесменов в уважаемых членов общества |
Сейчас трудно себе представить, что введение сдельной оплаты нередко приводило не к увеличению выработки, а к ее снижению. Дело в том, что рабочие считали необходимым заработать ровно столько, сколько было нужно для поддержания привычного уровня жизни. И при повышении зарплаты они сокращали выработку, поскольку необходимую сумму теперь было можно заработать, не тратя лишних сил. Подобные проблемы у работодателей возникали только в тех случаях, когда они имели дело с людьми, получившими традиционное — католическое — воспитание. Протестанты же стремились к увеличению доходов, поэтому на "сдельщине" работали более интенсивно.
Лидеры Реформации хотели увеличить роль церкви в жизни общества, но добились прямо противоположного. Начатый ими процесс разрушения традиционных ценностей быстро стал необратимым, и в итоге человеческая деятельность перестала нуждаться в религиозном оправдании. Теперь богатство и накопительство не нуждались в каких бы то ни было идеологических подпорках. Тем не менее еще в начале XX века представители различных христианских конфессий относились к труду очень по-разному. Например, среди студентов европейских университетов явно преобладали католики, а в училищах, дающих прикладную специальность, было больше протестантов. Объясняется это тем, что родители-протестанты не доверяли отвлеченному умствованию и готовили своих детей к практической деятельности, в то время как католики относились к академическому знанию с куда большим уважением.
Принадлежность к той или иной религиозной общине могла служить деловой рекомендацией. Особенно ярко это проявлялось в США, где вопрос о вероисповедании, как известно, ни в какие анкеты не входил. Однако при ведении деловых переговоров у партнера пытались выяснить, к какому религиозному течению он принадлежит. Дело в том, что многие протестантские общины принимали новых членов в результате очень жесткого отбора, поэтому принадлежность к такой общине была лучшей рекомендацией. Иногда человек присоединялся к ней, просто исходя из интересов дела: так, банкиру, добропорядочность которого подтверждалась подобным образом, охотно доверяли сбережения.
Стоит подчеркнуть, что господствующее ныне мировоззрение появилось благодаря человеку, строившему не общество потребления, а теократическое государство. В свете чего можно совсем по-другому взглянуть на деятельность современных диктаторов — строителей рая на земле. Она, эта деятельность, видится уже не столь пугающей, ведь результат такого строительства будет каким угодно, но это будет не то, на что рассчитывают сами строители. Можно представить себе, что энергия террористов вызовет к жизни какое-нибудь новое экономическое учение, а воины джихада посвятят свою жизнь сбору нефти с поверхности океана и переработке мусора. И лет этак через триста отцом постиндустриального общества будут считать аяттолу Хомейни. После той трансформации, которая произошла с учением Кальвина, это уже мало кого будет удивлять.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
|