Реабилитация должника на словах и на деле

Законопроект о масштабной реформе в сфере банкротства, разработанный Минэкономики, вызвал оживленные споры как внутри самих органов власти, так и в юридическом и бизнес-сообществах. Правительство рассчитывает, что поправки будут рассмотрены и приняты Госдумой уже в весеннюю сессию, тем временем список претензий к реформе все пополняется. “Ъ” обсудил с практикующими юристами плюсы и минусы предлагаемых изменений в институт банкротства в России.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Законопроект, разработанный Минэкономики во исполнение поручений президента от 5 декабря 2019 года, был призван решить главные проблемы российского банкротства, в частности создать реально работающие процедуры по восстановлению платежеспособности компаний, сделать фигуру арбитражного управляющего более сильной и независимой от должника и кредиторов, усовершенствовать механизм установления цены и продажи активов банкрота на торгах.

Однако представленный в марте 2020 года текст поправок вызвал ожесточенные споры. Со стороны органов власти наиболее заметная критика исходила от государственно-правового управления (ГПУ) президента, которое осенью прошлого года дало свое первое заключение на проект. Документ направили в Минэкономики на доработку, но претензии к поправкам не исчезли и после обновления текста зимой 2021 года. Письма с критикой в адрес министерства посыпались и от непосредственных участников банкротных дел, включая арбитражных управляющих (НСПАУ) и крупный бизнес (ТПП РФ и РСПП).

Февральское заключение ГПУ на доработанный проект снова содержало целый ряд замечаний, указывало на «низкий уровень юридической подготовки» поправок, их внутренние противоречия, неясное содержание норм. Отдельно ГПУ отметило, что тезисы доклада о реформе банкротства, которые первый вице-премьер Андрей Белоусов огласил на совещании с президентом 10 февраля, расходятся с текстом законопроекта. Это, по сути, беспрецедентное замечание спровоцировало новый виток дискуссии в юридических и околовластных кругах.

Пока споры вокруг законопроекта продолжаются, “Ъ” решил выяснить у юристов, практикующих в сфере банкротства, что они думают о предлагаемой реформе.

Дмитрий Якушев, адвокат АБ «Андрей Городисский и партнеры»:

— В законопроекте предлагается отменить сразу три банкротные процедуры: наблюдение, финансовое оздоровление и внешнее управление, что является, на мой взгляд, очень прогрессивным решением. Процедура реструктуризации, которую проект предлагает ввести в качестве реабилитационной, успешно применяется с 2015 года в банкротстве граждан. Преимущество этого подхода в том, что независимо от воли кредиторов должнику дается шанс спасти бизнес под контролем суда. Таким образом, будет лучше соблюдаться баланс интересов, так как сегодня должник из-за давления кредиторов практически лишен возможности восстановить платежеспособность.

Из предлагаемых поправок большие сомнения вызывает предложение ввести балльную систему оценки эффективности арбитражных управляющих. Ключевыми оценками эффективности являются процент погашения требований кредиторов и цена реализации имущества, однако эти факторы зачастую не зависят от управляющих, особенно с учетом того, что большинство должников входят в банкротство без активов. В связи с этим на данный момент я сомневаюсь, что балльная система оценки управляющих будет достоверно отражать уровень их компетентности и добросовестности.

Валерия Тихонова, юрист банкротного направления юридической фирмы VEGAS LEX:

— Если бы к законопроектам нужно было выбирать эпиграф, то самым уместным к предлагаемым Минэкономразвития изменениям, кажется, было бы изречение «Благими намерениями вымощена дорога в ад».

Наиболее спорная из предлагаемых поправок — это введение балльной системы выбора арбитражных управляющих. Предлагаемые новшества имеющихся проблем не решат и породят при этом новые. Управляющие больше будут заботиться о получении баллов, позволяющих оставаться в профессии и назначаться на процедуры, чем о добросовестном пополнении конкурсной массы. В результате и так критично низкий процент удовлетворения требований незалоговых кредиторов грозит упасть еще ниже.

Понятно также стремление снизить нагрузку на суды, переложив обязанность по рассмотрению обоснованности требований кредиторов на арбитражных управляющих. Однако учитывая, насколько в настоящее время скомпрометировано сообщество управляющих, возможность обеспечения независимости и беспристрастности при оценке ими требований вызывает большие сомнения. В итоге мы можем получить «задвоение» процесса установления требований кредиторов, когда сначала их рассматривает управляющий, а затем еще и суд на основании поступающих заявлений о необоснованности принятого решения.

В принципе именно это и характеризует законопроект: обоснованная и давно назревшая необходимость реформировать институт банкротства упакована в недоработанность предлагаемых изменений. Что-то чересчур усложнено (как выбор управляющего), что-то будет функционировать непонятно как.

Антон Красников, партнер юридической компании «Сотби»:

— Поправки носят столь масштабный характер, что по праву могут именоваться новым законом о банкротстве, который, как мне представляется, больше соответствует общественным ожиданиям и экономической ситуации. Впрочем, пока остаются вопросы: приведут ли эти поправки к качественному изменению института банкротства? Возрастет ли благодаря планируемым мерам количество случаев восстановления платежеспособности должников и будет ли обеспечено более профессиональное ведение процедуры, результатом которой должно стать увеличение процента удовлетворенных требований кредиторов? Будет ли соблюден баланс интересов должников и кредиторов, а также общественный интерес?

Почти все предлагаемые изменения вызывают двойственные эмоции. Ответственность для арбитражных управляющих за неэффективную работу, расширение круга их обязанностей и перевод вознаграждения, по сути, из оплаты за процесс (ежемесячно), в оплату за результат (единоразово в фиксированном размере) вроде бы простимулируют не затягивать процедуры. Но на плечах управляющих лежит огромный объем работы и ответственности уже сейчас, а вознаграждение бывает крайне скромным. Дальнейшее ужесточение ответственности, обязанность самостоятельно рассматривать требования кредиторов, возрастающая стоимость страхования ответственности, случайный выбор и многократное увеличение технической работы как предполагаемые гарантии независимости управляющего могут существенно уменьшить количество желающих этим заниматься, а также «вымыть» действующих профессионалов, что в конечном итоге обернется проблемой для рынка.

На мой взгляд, закон о банкротстве больше нуждается в систематизации правовых норм, выработке единообразных и устоявшихся подходов, уменьшении количества технической и дублирующей работы, автоматизации и оптимизации административных этапов процедуры.

Эдуард Олевинский, руководитель правового бюро «Олевинский, Буюкян и партнеры»:

— Забавно, притом что законопроект разработан Минэкономразвития, самая большая проблема как раз в его экономике. Так, общая сумма вознаграждения управляющих сегодня составляет 5 млрд руб. в год, как минимум 2,2 млрд руб. из них — фиксированная часть. При этом расходы управляющих только на поддержание их статуса составляют от 1,5 млрд руб. в год (членские взносы в СРО, страховка, налоги, повышение квалификации).

Несмотря на то что страхование ответственности управляющих носит формальный характер, деградировало и толком не работает, проект предлагает вдвое увеличить минимальную страховую сумму, что повысит расходы до 2–2,5 млрд руб. При сохранении требования застраховаться на 20% от балансовой стоимости активов управляющим только на это потребуется порядка 10 млрд руб. ежегодно. Между тем фиксированная часть вознаграждения должна уменьшиться в несколько раз и составит около 430 млн руб. Все это приведет к оттоку людей из профессии, доходы управляющих уйдут в тень, как следствие, услуги в этой области станут дороже, а качество — хуже. Проведение процедур без активов станет затруднительным и потребуется очередное изменение закона.

Законопроект не отличается последовательностью и в вопросе выбора управляющего. Для конкурсного производства предлагается случайный выбор управляющего, а в реструктуризации долгов его выбирает собрание кредиторов. Мы все уже знаем, к чему приводит такое «окно возможностей»: упрощенная процедура банкротства ликвидируемого должника потому и популярна, что позволяет исключить наблюдение, а вместе с ним собрание кредиторов по выбору управляющего. Легко предположить, что процедуру реструктуризации долгов будут вводить вовсе не для прироста стоимости чистых активов должника, а для получения контроля над должником.

К достоинствам законопроекта я бы отнес учет мнения аффилированных кредиторов в некоторых вопросах и расширение способов реализации конкурсной массы.

Максим Степанчук, партнер коллегии адвокатов «Делькредере»:

— Необходимость внесения концептуальных изменений в закон назрела давно, и часть этих изменений касается субординации требований кредиторов, аффилированных с должником. Законопроект закрепляет модель, предложенную в практике Верховного суда РФ, а именно субординацию требований из кризисного финансирования.

Данные положения, на мой взгляд, не могут обеспечить финансовую стабильность участников оборота с учетом перманентного кризиса в экономике. Почему? Финансирование является кризисным, если оно предоставлено после возникновения обязанности должника обратиться в суд с заявлением о признании его банкротом. Обязанность должника инициировать свое банкротство возникает, как только он обнаружит неспособность погасить какие-либо требования кредиторов за счет имеющихся у него денежных средств (п. 1 ст. 9 закона о банкротстве). Но действующий закон не учитывает возможность наличия у должника ликвидного имущества, которое может быть реализовано, или то, что «кассовый разрыв» может иметь временный характер. Таким образом, привязка обязанности должника инициировать банкротство, как только ему не хватило буквально одного рубля для погашения долгов (вне зависимости от продолжительности такого состояния), неадекватна экономическим реалиям большинства хозяйствующих субъектов.

Следовательно, не может быть признана адекватной субординация тех требований, которые возникли из финансирования должника после момента, определенного в п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве. В связи с этим модель субординации требований требует концептуального изменения подхода к обязанности должника по инициированию собственного банкротства. Представляется, что критерием такой обязанности должно быть только объективное банкротство должника (превышение объема денежных обязательств над активами).

Дмитрий Базаров, партнер юридической фирмы BGP Litigation:

— Озабоченность вызывает регулирование законопроектом уступки прав требования о применении последствий недействительности сделок. Согласно проекту, такие права требования могут быть выставлены на торги, но возможность их уступки вызывает вопросы. По общему правилу при недействительности сделки каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по ней, а в случае невозможности вернуть в натуре возместить его стоимость (п. 2 ст. 167 ГК РФ). Не совсем ясно, как при уступке прав требований эта норма будет соблюдена, ведь все полученное перейдет к цессионарию, а не к стороне недействительной сделки. На наш взгляд, такая уступка может противоречить существу реституции.

Также законопроектом вводится новый механизм проведения торгов по продаже имущества должника — так называемый голландский аукцион, который состоит из двух этапов. На первом этапе торги идут на повышение, а если предложений о цене не поступит, то цена будет снижаться до поступления первого предложения. В целом введение «голландского аукциона» следует оценить положительно. Сейчас подавляющее большинство первых и повторных торгов признаются несостоявшимися, так как потенциальные покупатели ждут возможности купить имущество дешевле на стадии публичного предложения. «Голландский аукцион» позволит снизить издержки на проведение дополнительных этапов и реализовать имущество как можно быстрее. Кроме того, он сохраняет и все плюсы торгов на повышение — имущество также может быть продано и за цену выше начальной в рамках первого этапа.

Валерий Зинченко, старший партнер коллегии адвокатов Pen & Paper:

— Одной из самых спорных и дискутируемых новелл является возможность арбитражных управляющих рассматривать обоснованность требований кредитора и устанавливать их в реестр должника вне рамок судебной процедуры, как это предусмотрено сейчас. Декларация разработчиками благих целей таких изменений не снимает серьезных опасений о росте злоупотреблений. Остальным кредиторам и иным участникам дела о банкротстве при такой системе будет сложнее защитить свои права, невзирая на публикацию информации.

Эти опасения могут быть проиллюстрированы порядком рассмотрения требований в делах о банкротстве кредитных организаций, для которых подобный порядок применяется уже давно. Указанная важнейшая процедура формирования реестра требований кредиторов может стать закрытой, без должного обоснования решения о включении или невключении требований в реестр при возрастающей роли управляющего. При этом иным кредиторам предоставляется очень сжатая по времени возможность заявить свои возражения на опубликованное арбитражным управляющим решение по результатам рассмотрения требований.

Важной и спорной новеллой представляется новый порядок назначения арбитражного управляющего — случайным образом на основе рейтинга. Однако рейтингование и предусматривающие его механизмы могут быть подвержены влиянию. Складывается ощущение, что реформа деятельности управляющих направлена на усложнение контроля над ними со стороны участников дела о банкротстве при одновременном усилении контроля со стороны государства. Однако подобного рода «усложнение» вызывает опасение о чрезмерности такого регулирования, что, вопреки декларируемым целям, приведет к дальнейшему падению их независимости.

Масштабность предлагаемой банкротной «революции» наряду с прогнозируемой лавиной постмораторных ковидных банкротств ставит на текущий год главный вопрос: не приведет ли это к еще более негативным последствиям, чем при действующей редакции закона.

Анна Занина