Премию Pritzker prize, которую называют «архитектурной Нобелевкой», получили в этом году Жан-Филипп Вассаль и Анна Лакатон, архитекторы, которые считают, что новое — это хорошо перестроенное старое. За всю историю премии это лишь третья, полученная французами. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Взгляды Анны Лакатон и Жан-Филиппа Вассаля расходятся с более звездными притцкеровскими лауреатами
Фото: AFP
Жан-Филипп Вассаль и Анна Лакатон не относятся к мировому ордену starchitects вроде Гери, Нувеля, Пьяно или Фостера. Их подход к архитектуре принципиально скромнее: «Мы никогда не думали специально о форме». Ему 67 лет, ей — 65, со времен учебы в архитектурной школе Бордо в 1970-х живут и работают вместе. Теперь главная архитектурная премия заставит многих обратить на них внимание. Поскольку Притцкера дают не за конкретное здание, а по совокупности заслуг, это не худший вариант, чем повесить еще одну звезду на и так мировую знаменитость.
Но если публика их почти не знает, коллеги давно относятся к ним с уважением и изумлением.
Pritzker prize — лишь продолжение целой серии наград, которыми они были отмечены. Последняя из них — полученная в 2019 году европейская премия имени Миса ван дер Роэ за проект реабилитации социального жилья в Бордо. До этого — французский «Серебряный треугольник» и Национальная архитектурная премия. Британцы отметили их наградой RIBA (Королевского института британских архитекторов, Royal Institute of British Architects), немцы — медалью Генриха Тессенова, шведы — премией Рольфа Шока. В длинном списке премии и за проекты, и за идеи, что означает: Вассаль и Лакатон не только любимцы студентов, но и мастера реальной архитектуры.
Так вот, в реальной архитектуре они стараются придерживаться какой-то нереальной стратегии: за тридцать с лишним лет они не снесли ни одного здания, построенного их предшественниками.
Они предпочитают эти здания перестраивать, приспосабливать к современной жизни, экономя деньги, материалы и человеческие воспоминания. «Это ужасно — прожить где-то десять лет и внезапно увидеть, как исчезает дом, друг, сосед,— говорит Вассаль,— в то время как можно не выселять людей, а на той же основе создавать жилье, более качественное, чем стандартное, и вполовину дешевле».
Их кредо стало их специализацией. Вассаля с Лакатон зовут тогда, когда нужна глубокая, продуманная реконструкция. Так было с проектом расширения Токийского дворца в Париже (2002–2012), когда историческому зданию 1937 года постройки надо было прибавить тысячи метров выставочных площадей. Или со строительством в Дюнкерке выставочного зала для Регионального фонда современного искусства (FRAC; 2015). Архитекторам предложили заполнить выставочными пространствами и запасниками огромный судостроительный цех 1930-х годов с умопомрачительным внутренним пространством, которое местные жители называли «собором». Вместо того чтобы забить его под завязку кабинетами, залами, кладовыми, Вассаль и Лакатон предложили выстроить бок о бок другое здание, воспроизводящее очертания первого, но почти полностью прозрачное — с центральным бетонным ядром для запасников и прозрачными верандами с видами на находящийся рядом берег моря. А в старом «соборе» сохранить стены, пространство и даже портальный кран, который стал мощным приспособлением для монтажа самых масштабных выставок. При этом они уложились в смету, а FRAC получил два здания вместо одного.
Премию Миса ван дер Роэ архитекторы получили (вместе с соавторами Фредериком Дрюо и Кристофом Ютеном) за реабилитацию жилого микрорайона в Бордо. Три многоэтажки были построены в 1960-х годах по социалистической программе «Больших ансамблей», на которую так надеялись в свое время левые политики и архитекторы. «Большие ансамбли», спроектированные более полувека назад, стремительно стареют, превращаются в гетто и заселяются не самым образцовым населением. Не зря теоретики новейшей архитектуры отсчитывают конец модернизма с момента, когда в американском Сент-Луисе власти взорвали целый квартал, потому что не могли с ним справиться. Франция не разбрасывается старыми многоэтажками, но старается их перестроить.
Архитекторы демонтировали наружные стены и окружили фасад ажурной конструкцией, увеличив квартиры на площадь этой металлической этажерки и открыв их свету. Смета опять же сократилась, размеры квартир увеличились как минимум на треть, а качество — втрое. И социалистическая Франция не только оставила жителей в квартирах (пусть даже им пришлось пережить строительство в собственной спальне), но и запретила повышать им квартплату.
По такому же принципу была перестроена и 17-этажная башня 1970-х годов в Париже. Забавно, но Lacaton & Vassal в чем-то сделали то же самое, что делали от отчаяния наши соотечественники, когда массово стеклили в панельных многоэтажках балконы и лоджии. Застекленный балкон, жалкое прибавление, был на самом деле открытием нового архитектурного пространства, переходного от интерьера к экстерьеру, завоеванием права находиться за дверью, оставаясь в доме, выходить на зимнюю улицу в трусах, а то и без.
Мы не знаем пока, как теперь эти дома, обновленные притцкеровскими лауреатами, будут стареть. Что произойдет с пластиком и металлом через полвека, не будут ли жители вспоминать с проклятиями архитекторов с их премией, с их ван дер Роэ и с его афоризмом «меньше — это больше».
«Хватит сносить!» — говорят Лакатон и Вассаль, и я рад был бы увидеть в этом уважение к памятникам архитектуры 1960-х, которые мы сейчас уничтожаем не задумываясь.
Однако работы предшественников они далеко не всегда сохраняют в качестве памятника, в исполнении архитектурной пары эстетическая хирургия очень часто переходит в челюстно-лицевую. И все же это славный пример для нашей отечественной программы реновации, где девелоперы справедливо полагают, что на сносе и переселении еще приятнее погреть руки, чем на последующем строительстве. Как написал о новых лауреатах Притцкера основатель и ректор архитектурной школы МАРШ Евгений Асс: «Их лучшая работа, которая является для меня подлинным символом архитектурной этики, это площадь Леона Окока в Бордо. В 1996 году муниципалитет заказал им проект, как у нас это называется, "благоустройства" этой маленькой площади. Они провели там много часов, все внимательно изучили, поговорили с жителями и принесли в мэрию проект — "площадь надо оставить такой, как она есть, только поменять гравий и чаще проводить уборку"».