В «Старом доме» поселился замечательный поэт

Целый год понадобился театру «Старый дом», чтобы довести постановку композиции по стихам Сергея Самойленко до кондиции полноценного спектакля: прошлой весной здесь прошел первый публичный прогон, а в минувший вторник состоялась премьера «Вези меня, слепой таксист». Корреспондент «Ъ» ИРИНА УЛЬЯНИНА сочла ее подлинной художественной удачей, более того, ощутила гордость за Новосибирск, в котором живут столь крупные, настоящие поэты как Сергей Самойленко.

Поэтические спектакли сегодня — большая редкость, что объяснимо очевидным социальным охлаждением, невосприимчивостью к поэтическому слову как к таковому. Время наше — сугубо прозаическое, лапидарное, не способствующее ликованию муз. Актеры «Старого дома» и режиссер Михаил Пичигин, взявшись за эту внеплановую постановку, безусловно, пошли на риск, позволили себе роскошь духовного пиршества, не сулящего ни кассового успеха, ни легкой популярности. Самойленко — не Пушкин и не Есенин, понятные широкому кругу читателей, вошедшие в школьную программу, и не модный куртуазный маньерист, изящно щекочущий нервы неутомительно–развлекательными пикантностями. Его постмодернистские стихотворения — материя весьма суровая, сотканная из сплошной обостренной боли, метаний души, искушенной и многими знаниями, и многими страданиями. Это достаточно мрачные, химеричные, но предельно честные откровения, вылившиеся в своеобразную исповедь сына нашего века, неприкаянного и непрактичного интеллектуала, не способного жить без лишнего: без интертекстуальных отсылок, ставших органикой души.
Сборник избранного Сергея Самойленко, ставший полным собранием его сочинений и положенный в основу спектакля «Старого дома», назывался «Неполное смыкание век» — автор вынес в заглавие феномен магического момента между сном и явью, освобождающего сознание, рождающего парадоксальные образы и ассоциации. Приступая к сотворению композиции, режиссер Пичигин раздал стихи актерам, предложив им самостоятельно выбрать те, что наиболее близки. Литературный вкус и интуиция никого из девяти участников спектакля не подвели — они выбрали, действительно, самые значительные, знаковые, энергетически мощные стихотворения. В сценическом действии они оказались идеально ритмизированы игрой неяркого, приглушенного света, простым, скупым, но выразительным пластическим рисунком. Ритм, соразмерный стихотворному размеру, задавался каждым жестом и, что еще более ценно, подкреплялся интонацией. На прогоне в прошлом сезоне подобного понимания, о чем стихи Самойленко, у артистов не было. Самое удивительное, что они не репетировали впрямую, буквально не работали над спектаклем, но для меня очевидно, что, проникнув в сознание исполнителей, стихи Самойленко вели подспудную, неостановимую и животворящую работу, которая и привела к очень точному, внятному, высокому художественному результату премьеры, сделавшей честь театру и городу.
Автор, выйдя на поклон, выглядел не столько счастливым, сколько смущенным. На самом деле его положение было дуальным, ведь он невольно разоблачился, обнажился перед публикой, вывернув наизнанку сокровенные тайники. И актеры — Сергей Безродных, Евгений Новиков, Виктор Пиджаков, Эльвира Гловацких, Юрий Кораблин, Владимир Борисов и другие — не иллюстрировали, а словно размножили собой внутренний мир поэта. Они искренне причастились и исповедались перед образами истинной поэзии и абсолютно оправдали название спектакля — «Вези меня, слепой таксист». Понятно, что этот таксист — немилосердная судьба, немало поглумившаяся над Сергеем Самойленко, — кемеровчанином по рождению, выпускником литинститута, работавшим и сторожем, и дворником, и истопником, однако не снизошедшим до жалоб и сведения счетов, по крайней мере, в своих стихотворениях.
Несколько снизило впечатление от высокопрофессионального премьерного спектакля последовавшее выступление друзей поэта, прибывших из Кемерова, — бардов Евгения Качалина и Сергея Холкина. Их самодеятельное, немудрящее пение было явно «не из той оперы». Впрочем, искренность их благих намерений тоже не подлежит сомнению. Состоялось главное — Самойленко обрел прижизненное признание пусть ни у всего миллионного города, в свое время славившегося поэтами, но у тех 200 зрителей, что сидели в зале. И заронил надежду, что поэтическая традиция в Новосибирске не угаснет. Он словно перехватил эстафету у кумиров 70–80–х годов — Нины Греховой, Жанны Зыряновой, Александра Денисенко, Александра Плитченко и других, заставивших литературоведов говорить о наличии уникальной сибирской поэтической школы.