Спустя более полувека после премьеры «Июльский дождь» Марлена Хуциева вновь выходит на экраны. Ощущениями от этого эксперимента делится Андрей Плахов.
В своем «Июльском дожде» Марлен Хуциев (справа) оглядывался на оттепельную эйфорию без оптимизма
Фото: Валентин Мастюков/ТАСС
Обычно фильмы, даже прочно вошедшие в историю кино, такой временной дистанции не выдерживают. Попасть в число исключений «Июльскому дождю» сложно как раз благодаря тому, чем он привлек своих современников: полному отсутствию интриги. Виктор Демин, один из лучших критиков того времени, написал книгу «Фильм без интриги»: то было новое явление нового кино, рождавшегося повсюду — в Италии, Франции, Чехословакии, даже в Америке. И в Советском Союзе тоже. Его еще называли дедраматизацией: на экране почти ничего не происходило, а за душу все равно брало.
После «Июльского дождя» на Западе Хуциева окрестили «советским Антониони» или даже «грузинским Антониони». С сегодняшней точки зрения трудно сказать, чего больше между этими режиссерами — перекличек или отличий. Сюжеты «Затмения» Антониони и «Июльского дождя» похожи: женщина остывает к своему возлюбленному, чувствуя его прагматизм и внутренний холод. Действие обоих фильмов происходит летом, причем изнывающий от жары Рим выглядит холоднее Москвы по градусу человеческих отношений.
«Июльский дождь» начинается со знаменитого тревеллинга камеры Германа Лаврова по центру советской столицы. А потом та же камера из толпы выхватывает главную героиню Лену (Евгения Уралова), которая вместе с другими прохожими прячется от нахлынувшего ливня. Незнакомый парень предлагает ей для защиты от дождя свой пиджак, она оставляет ему номер телефона, и потом на протяжении фильма он звонит ей, что должно стать по всем законам кино завязкой романа. Но романа не происходит, а тот, что в реальности переживает героиня с Володей (Александр Белявский), тоже рассыпается.
Хуциев и Антониони нарушают законы кино, но по разным причинам. Если Запад в это время диагностирует болезнь некоммуникабельности и возводит ее во вселенский масштаб, в Советском Союзе еще не успели насладиться плодами короткой оттепели, а она уже вот-вот уступит место осени и заморозкам. Водораздел прошел как раз по Хуциеву, по его предыдущему фильму «Застава Ильича», искореженному цензурой и выпущенному под названием «Мне двадцать лет».
Внешне вроде ничего не изменилось: молодые москвичи курсируют по тусовочным квартирам, оживленная летняя толпа заполняет магазины, кинотеатры, кафе, но ни радости, ни подъема, которые вызывали городские сцены фильма Георгия Данелии «Я шагаю по Москве» или той же «Заставы Ильича», нет и в помине. Прошло всего два-три года, а время изменило цвет, запах и состав. Хуциев остается поэтом Москвы с ее мимолетными дождями и плывущими в ночи пустыми троллейбусами, но от этой поэзии веет не молодыми надеждами, а грустью несостоявшегося и уже невозможного счастья. Вчерашние споры о «физиках и лириках», о будущем планеты и человечества выродились в пустой треп под выпивку, в такие же штампы, как годный на все случаи газетный заголовок «Бонн маневрирует».
Действие фильма происходит летом, а финал датирован 9 мая, очевидно, следующего года. Лена попадает на праздник ветеранов, еще удивительно молодых, поющих задорные фронтовые песни. Но этот поток коллективной жизни не увлекает ее, она движется в другую сторону и встречается взглядом с Аликом, быть может, ключевым персонажем этой картины, в исполнении Юрия Визбора. Это он поет под гитару «Простите пехоте» Окуджавы и собственную песню «Спокойно, товарищ, спокойно, у нас еще все впереди…», но его имидж банального бабника и позера, тронутого моральной коррозией, компрометирует и саму суть, и интонацию этих песен. На съемках «Июльского дождя» возник роман между Визбором и Ураловой, но их последующий неудачный брак словно подтвердил неутешительный прогноз, данный Хуциевым своему поколению. Что касается следующего, оно представлено юными лицами в финале фильма, и становится тревожно: что на самом деле их ждет «впереди»?
Уже в «Заставе Ильича» сквозь оттепельный оптимизм проглядывали рефлексии советских интеллектуалов, поверивших в оттепель, но не готовых ни к свободной жизни, ни к тому, чтобы за нее бороться. «Июльский дождь», снятый по сценарию Анатолия Гребнева, появился в 1966-м, когда оснований для оптимизма стало еще меньше. В этом же году Хуциев подписал письмо двадцати пяти деятелей культуры и науки первому секретарю ЦК КПСС Брежневу против реабилитации Сталина. Герои-интеллигенты из «Июльского дождя» уже сполна ощущают отчужденность от исторического процесса. Неудивительно, что официоз кисло встретил картину: ее тираж был резко ограничен, а в газете «Советская культура» появился разнос в виде «открытого письма кинорежиссеру М. Хуциеву» Ростислава Юренева.
Недальновидный критик прожил достаточно долго, чтобы убедиться: из всего творчества Хуциева именно этот фильм не стареет и продолжает воздействовать чисто кинематографической магией. С огромной гипнотизирующей силой воспроизводя дух своего турбулентного времени, «Июльский дождь» остается фильмом на все времена.