 |
ФОТО: ДМИТРИЙ АЗАРОВ  |
Происхождение новой выборной инициативы не вполне понятно. С одной стороны, председатель Центризбиркома Александр Вешняков сообщил журналистам, что начать дискуссию о возможности перехода к пропорциональной системе выборов в Думу его попросил Владимир Путин 6 мая. С другой стороны — за несколько часов до этого сам Вешняков говорил об этом в своем докладе на совещании глав региональных избиркомов. Но независимо от того, придумал ли президент эту реформу сам или всего лишь поддержал главу ЦИКа, исход дискуссии можно считать предопределенным. Следующие выборы в Госдуму наверняка пройдут исключительно по партийным спискам.
Напомним, согласно действующему закону "О выборах депутатов Государственной думы", нижняя палата формируется по пропорционально-мажоритарной системе. Половина депутатов (225 человек) избирается по федеральному избирательному округу, то есть по спискам партий и избирательных блоков. К распределению депутатских мандатов допускаются лишь те из них, кто получил на выборах не менее 5% голосов (со следующих выборов барьер повышается до 7%). Еще 225 депутатов избираются по одномандатным округам, создаваемым во всех субъектах федерации в зависимости от численности избирателей. Среди одномандатников могут быть как беспартийные, так и выдвиженцы партий и блоков, поэтому общая численность партийных фракций в нижней палате может заметно отличаться от результатов, показанных на выборах партиями.
В случае реализации предложений, озвученных Вешняковым, уже на следующих выборах все 450 депутатов Госдумы будут избираться по пропорциональной системе. То есть численность думских фракций будет полностью соответствовать процентам, полученным избирательными объединениями на голосовании. Одномандатные округа предлагается ликвидировать, поэтому многим регионам представительство в нижней палате федерального парламента уже не будет гарантировано.
Впрочем, председатель ЦИКа уже предложил одно усовершенствование, позволяющее, по его мнению, совместить голосование за партсписки в целом и за отдельных кандидатов. Для этого предполагается ввести систему так называемых открытых списков, при которой избиратель голосует не только за партию или блок, но и за конкретного кандидата из списка. И тогда депутатами станут не обладатели проходных мест в списке, как сейчас, а кандидаты, получившие наибольшее число персональных голосов.
Переход на новую систему сулит российским властям ряд очевидных выгод. Во-первых, выборы станут дешевле. Членам региональных избиркомов не придется тратить время и деньги на проверку подписей в поддержку одномандатников, следить, чтобы они соблюдали правила агитации, и считать бюллетени с фамилиями десятков кандидатов. А губернаторы не будут размениваться на поддержку "своих людей" в округах, а бросят весь свой административный и финансовый ресурс на обеспечение необходимого результата партийного голосования. Во-вторых, отпадет необходимость в традиционных хлопотах Кремля по вербовке независимых одномандатников в думские фракции. А для обеспечения желательного расклада сил в нижней палате будет достаточно отрегулировать доступ партий к СМИ.
Правда, тех же целей власти успешно добивалась и без пропорциональных выборов. С финансированием у избиркомов на последних выборах особых проблем не было, губернаторы бесперебойно снабжали Госдуму депутатами, лояльными не только региональным, но и федеральным властям, а опытные специалисты кремлевской администрации блестяще справлялись с решением проблемы встраивания одномандатников в систему "управляемой демократии". Поэтому острой необходимости в реформе избирательной системы у Кремля, казалось бы, нет.
И все же предложенная реформа представляется логичной на фоне преобразований, которые проводит Кремль. Потому что она вписывается в курс на упрощение взаимоотношений между властью и обществом и всей системы управления политическими, экономическими и общественными процессами в России.
Скажем, конструктивные взаимоотношения с олигархами, как показал опыт 90-х, вполне можно выстроить, не лишая никого из них собственности и не сажая в тюрьму. Но проще посадить в "Матросскую Тишину" пару миллиардеров, чтобы остальные призадумались и начали на совершенно добровольной основе возвращать Родине незаконно сокрытые налоги и покупать для России исторически значимые яйца Фаберже.
То же самое происходит с партиями и выборами. Управлять волеизъявлением граждан в условиях многопартийности можно. Это доказали кремлевские политтехнологи, которые в 1996 году обеспечили переизбрание на второй срок Бориса Ельцина, а в 1999-м помогли успеху на думских выборах новорожденного блока "Единство", едва не обыгравшего КПРФ. Но делать то же самое в условиях пропорциональной системы проще. Вероятность неожиданностей сведена к минимуму, а для достижения нужного результата уже не нужно многоходовых комбинаций и гениальных пиар-решений. Ведь если на места в Думе претендуют три-четыре партии, можно заранее отобрать тех, кто достоин мандатов, и обеспечить им режим наибольшего благоприятствования на выборах, одновременно отсекая самых опасных конкурентов.
Проще может быть разве что полный отказ от выборов. Но к этому варианту российские власти, небезразличные к мнению "цивилизованного Запада", пока, видимо, не готовы. Еще одним аргументом в пользу реформы можно считать то, что не нужно будет менять Конституцию. Там сказано, что в Думе должно быть 450 депутатов, а порядок выборов регулируется федеральным законом, для изменения которого достаточно простого большинства в Госдуме и Совете федерации.
Впрочем, заменой смешанной системы выборов в Госдуму на пропорциональную дело наверняка не ограничится. Потому что логика проводимой Кремлем реформы партийной системы потребует и других изменений в избирательном законодательстве.
Прежде всего переход к пропорциональной системе почти неизбежно повлечет за собой повышение барьера прохождения в Думу для партий и блоков. Ведь выборы по партспискам, как показывает опыт, приносят должный эффект лишь в ситуации, когда к распределению депутатских мандатов допущены не более трех-четырех партий. В противном случае для формирования парламентского большинства, способного "штамповать" нужные исполнительной власти законы, потребуется коалиция с мелкими избирательными объединениями, которая вряд ли будет отличаться желанной политической стабильностью.
В принципе для достижения стабильности достаточно уже установленного для следующих думских выборов семипроцентного барьера. Но чтобы гарантированно избежать потрясений, этот барьер вполне может быть повышен, например, до 10%. Тогда у власти появится шанс, включив административный и информационный ресурс, опустить "ниже ватерлинии" компартию, набравшую в декабре прошлого года 12,6% голосов, и, наоборот, обеспечить "Родине" (9%) или созданному на ее основе новому патриотическому объединению требуемые 10%.
Из этого вытекает и еще одно требование: властям просто необходимо поддерживать и мелкие партии разной политической направленности. Их роль будет более скромной, но не менее важной. Ведь при пропорциональной системе выборов голоса избирателей, отданные за партии, не прошедшие в Думу, перераспределяются между объединениями, преодолевшими установленный законом барьер. И чем больше голосов получили партии-аутсайдеры, тем большую прибавку получат партии и блоки, представленные в парламенте.
Суть этого правила наглядно демонстрируют итоги последних думских выборов. На них преодолевшие пятипроцентный барьер избирательные объединения ("Единая Россия", КПРФ, ЛДПР и "Родина") набрали в сумме 70,65% голосов. Если бы эти выборы проходили по пропорциональной системе, "Единая Россия" после перераспределения голосов получила бы 53,2% думских мандатов вместо 37,6% согласно реальным итогам голосования (см. график). В 1999 году, когда шесть прошедших в Думу партий получили в сумме 81,4% голосов, те же 37,6% принесли бы единороссам лишь 46,2% мандатов.
Поэтому Кремлю после перехода к пропорциональной системе придется решать двуединую задачу: с одной стороны, обеспечить попадание в Госдуму минимум четырех лояльных партий (именно таково минимальное число избирательных объединений, которые должны быть представлены в следующей Думе по действующему закону о выборах), а с другой — сделать так, чтобы число голосов, отданных за партии-аутсайдеры, составило не менее 30% (тогда партия власти, набрав треть голосов, практически гарантирует себе простое большинство в Думе). А это, в свою очередь, означает, что наряду с укреплением "Единой России" и созданием на левом фланге объединения, способного стать альтернативой КПРФ, Кремль должен будет заботиться о небольших демократических партиях, которые не пройдут в Думу, но наберут в сумме те самые 30% голосов, что позволит партии власти получить в нижней палате устойчивое большинство.
Неплохим подспорьем в установлении контроля Кремля над партиями должна послужить и инициатива ЦИКа о внедрении открытых партсписков. Как подчеркивает сам Вешняков, это позволит избавиться от порочной практики продажи мест в партсписках. Но предоставление проходных мест в списках бизнесменам в обмен на спонсорскую помощь является ныне одной из главных статей партийного дохода. Если партии лишатся этих денег, то станут еще более зависимыми от господдержки — как финансовой, так и административной или информационной. А, следовательно, с такими партиями властям будет куда легче договориться — независимо от того, пойдет ли речь о преодолении барьера или всего лишь о роли безнадежного, но интересного для определенных кругов избирателей аутсайдера.
ДМИТРИЙ КАМЫШЕВ
Член научного совета московского центра Карнеги Андрей Рябов объяснил корреспонденту "Власти" Виктору Хамраеву, почему у нас невозможна малопартийная система. — Власть, похоже, довольна сложившейся партийной системой. Но социологи утверждают, что партии не пользуются доверием у граждан. В чем причина столь разных оценок? — В двойственном подходе властвующей элиты к вопросам многопартийности. Элиты учитывают лишь то, что партии — это элемент легитимации власти. Но есть и оборотная сторона многопартийности: именно она создает механизмы конкуренции. — Но в последние годы наши партии конкурировали исключительно за право быть возле президента. — Вот и получили свое на выборах. Это итог политики элиты по созданию режима "управляемой демократии". — Зачем тогда вообще нужна многопартийность нашей правящей элите? Как декорация для Запада? — Не только и не столько. Элите нужны страховочные механизмы. В Думе есть "Единая Россия", которая контролирует все, и если в обществе вызревает разочарование экономической политикой, фокусируется оно не на правительстве и президенте, а на партии власти. На этот случай нужна абсолютно лояльная оппозиция. С ее помощью можно будет внести коррективы в политический курс. Не случайно Дмитрий Рогозин столь смело противопоставляет свою "Родину" партии власти. — Получается двухпартийная система, как в США? — И в США, и в Европе эти системы складывались в ходе естественного развития, а не насаждались. В основе российской многопартийности лежат субкультуры. Есть демократическая — пролиберальная. Есть социал-традиционалистская, которую отражает КПРФ. Есть национал-протестная, где всегда активно действовала ЛДПР, а теперь пытается действовать "Родина". И наконец, субкультура партии власти — это люди, готовые голосовать за тех, на кого укажет власть. Сколько партий разместится в этих нишах, предсказывать не берусь. Невозможно установить указом или законом сверху число и создать ровно столько же партий. — Но десятилетний опыт показывает, что количество партий на политической сцене вполне можно регулировать. — А по моим наблюдениям, десятилетний опыт указывает на иную закономерность. Все попытки создания партий сверху бывают удачными в двух частях спектра — это сектор партии власти и национал-протестный сектор. А вот расколоть КПРФ не смогли, как и создать ей конкурента. То же самое в демократической части. Потому что их избиратели голосуют не за фаворита, а за ту партию, которая отражает их интересы. — Но демократов теперь нет в Думе. — На минувших выборах эти партии стремились и базовый электорат сохранить, и с Кремлем не поссориться. Теперь все зависит только от них. Нынешняя стабильность не вечна. Люди наверняка будут разочарованы, когда через два года получат полностью платное здравоохранение и образование, урезанные льготы. Перспективы страны во многом будут зависеть от того, какая партия сможет предложить некую разъяснительную модель происходящего и, главное, убедить избирателя, что она готова рисковать, драться за эти решения. Если партии будут ждать от власти льгот и преференций, то вновь проиграют выборы — и не исключено, что каким-нибудь молодым радикалам, которые уже сейчас демонстрируют готовность к риску.
Пропорциональная система выборов доведет идею многопартийности до банкротства. В этом корреспондента "Власти" Виктора Хамраева убеждала член Центризбиркома Елена Дубровина. — Настала ли пора для перехода к исключительно партийным выборам? — По-моему, это преждевременно. Чтобы принимать такое решение, нужно прежде провести большую аналитическую работу и разобраться, действительно ли депутат, избранный по партспискам, работает лучше одномандатника. По-моему? нынешняя смешанная система избрания депутатов оптимальна. — Но ведь одномандатник хорош тем, что лоббирует интересы своего региона, а партийцы хороши своей способностью продавливать важные для всего общества законы... — Но вы не станете отрицать, что одномандатник чувствует личную ответственность острее? Тот, кто избрался по партсписку, может остаться неизвестным избирателям. А одномандатнику каждый месяц приходится держать ответ перед избирателями своего округа! Как мне кажется, региональные власти будут против отмены мажоритарных округов. — Выходит, только поэтому нельзя переходить на партийный принцип? — Жизнь показывает, что партсистема только строится, она нестабильна. Кризисы происходят внутри чуть ли не каждой партии. Даже в КПРФ — внутренние дрязги. — А в партийной жизни не должно быть проблем? — Разногласия на почве идеи или программ — нормальное творческое состояние для любой партии. Но в наших партиях в основном личностные конфликты. Есть масса проблем — политических, экономических, социальных. Нужны предложения. Но вариантов решения проблем от партий исходит все меньше и меньше. Избирателю удается отличить одну партию от другой только по ее лидеру. Так что рано еще вести речь о завершении строительства партсистемы. Так можно обанкротить идею многопартийности. — Какой смысл в партийной системе, если победа на выборах ничего не дает партии-победительнице? "Единая Россия" выиграла думские выборы и молча наблюдала, как президент формирует правительство фактически без ее участия. — Невозможно так, чтобы все и сразу. Да, на федеральном уровне роль партий определилась. Но регионах только начался переход к смешанным выборам законодательных собраний: половина мест — одномандатникам, половина — кандидатам из партсписков. Нужно время, два-три избирательных цикла, чтобы партийная система закрепилась и на этом уровне. А если в ближайшие год-два перейти исключительно на пропорциональную схему выборов, да еще наградить партии-победительницы правом формировать структуры исполнительной власти, пользу из этого сможет извлечь лишь партия власти. А идея многопартийности и в этом случае не будет застрахована от банкротства. Мировая практика Система, при которой выборы в парламент проходят по партийным спискам, существует в большинстве государств мира. Впервые она была применена в Бельгии в 1889 году. Такой системы придерживаются в абсолютном большинстве европейских стран. Но есть и различия. Например, в Греции, Ирландии и Нидерландах действует "жесткая" пропорциональная система. Избиратели голосуют за партию, а кандидаты проходят в парламент (или одну из его палат) в соответствии с местом, которое они занимают в списке. В Дании, Польше, Финляндии и Швеции действует "полужесткая" пропорциональная система. Избирателю предоставляется весь партийный список, и он сам называет кандидатов, которым отдает предпочтение. В некоторых странах возможность "вмешательства" в список ограничена. Например, в Италии разрешено указывать не более одного кандидата. Пропорциональная система, считают ее сторонники, более демократична, чем система выборов по одномандатным округам. Обычно это показывают на примере Британии, где на выборах не учитывается около 50% голосов. Так, набирающая по всей стране 20% голосов Либерально-демократическая партия практически не представлена в парламенте из-за принципа, по которому избранным считается кандидат, получивший в своем округе простое большинство голосов. Противники голосования по партийным спискам, в свою очередь, находят недостатки и в пропорциональной системе. В Германии во времена Веймарской республики такая система способствовала появлению в рейхстаге мелких партий, что в конце концов привело к победе нацистов. То же самое до недавнего времени происходило и в Италии, где за год могло смениться несколько правительств. Еще один пример — Франция, где в 1986 году социалисты ввели пропорциональную систему. От эксперимента отказались после того, как выяснилось, что это значительно усилило шансы на прохождение в парламент радикальных партий и групп. Для сглаживания недостатков пропорциональной системы применяются системы барьеров. Самый популярный порог прохождения партии в парламент — 5%. Он действует в Польше, Венгрии и многих других странах. Широко распространена и смешанная избирательная система, которая, как считают ее сторонники, помогает совместить достоинства пропорциональной и мажоритарной систем. В Италии, например, с 1993 года три четверти парламента избирается по мажоритарным округам, одна четверть — по пропорциональной системе. При этом установлен барьер в 1%. Реальный состав Госдумы четвертого созыва (при смешанной системе выборов) "Единая Россия" — 308 КПРФ — 52 "Родина" — 38 ЛДПР — 36 Независимые — 15 Вакантный мандат — 1 Какам был бы состав Госдумы четвертого созыва (при пропорциональной системе выборов) "Единая Россия" — 239 КПРФ — 80 ЛДПР — 73 "Родина" — 58 В какой мере, на ваш взгляд, заслуживают доверия следующие общественные институты?
Источник: ВЦИОМ-А. |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
