Как Караваджо, Пикассо и О. Генри были преступниками

О писателях, поэтах и художниках, столкнувшихся с законом из-за своих политических взглядов или радикальных творческих методов, знают все. Действительно криминальные страницы биографий великих известны чуть хуже. Ко дню рождения Франсуа Вийона, прославившегося грабежами не меньше, чем стихами, рассказываем, как Караваджо, Пикассо, Аполлинер, О. Генри и другие нарушали закон и что из этого выходило

Текст: Мария Бессмертная

История первая, в которой Караваджо промахивается и убивает сутенера

Один из крупнейших мастеров итальянского барокко, Караваджо был достойным продолжателем дела Вийона в презрении к общественным нормам. В живописи он не испытывал почтения ни к классическим образцам, ни к идеалам прекрасного, чем и заслужил впоследствии звание реформатора. Караваджо изображал святых в современных одеждах, писал богинь с куртизанок и одним из первых в истории искусства удостоился обвинения в том, что все его художественные принципы состоят лишь в том, чтобы шокировать публику. К публике, да и вообще к людям, Караваджо тоже не испытывал почтения: он обладал вспыльчивым темпераментом, легко раздражался, переходил к оскорблениям, а нередко и пускал в ход кинжал. Однажды он разбил тарелку о голову разносчика еды в таверне, в другой раз избил нотариуса, затем пытался зарезать на улице знакомого, который рискнул критически отозваться о его работе. Его не раз брали под арест, штрафовали и даже отправляли в тюрьму, но спасали знакомые кардиналы и его главный покровитель — банкир и меценат Винченцо Джустиньяни. В 1606 году этой разгульной жизни пришел конец.

29 мая 1606 года Караваджо отправился на одну из римских площадок по игре в королевский теннис, чтобы выяснить отношения с молодым человеком по имени Рануччо Томассони. Разговор перешел в драку, Томассони был убит, и папа римский Павел V объявил художника вне закона. Это означало, что отныне любой желающий мог убить Караваджо, да еще и получить за это вознаграждение. У папы с Караваджо были свои счеты: за год до этого он заказал ему Мадонну для собора Св. Петра в Риме, и Караваджо позвал позировать свою любимую модель — куртизанку. Картина провисела в соборе несколько дней, после чего от греха подальше ее решили убрать. Впоследствии ее продали племяннику Павла V кардиналу Шипионе Боргезе — в галерее Боргезе она и висит до сих пор.

Что именно произошло между Караваджо и Томассони, на протяжении долгого времени было предметом спекуляций. Биографы и исследователи сходились на том, что Томассони был сутенером, Караваджо решил его оскопить, но в пылу немного промазал и попал ножом в бедренную артерию, в результате чего тот истек кровью. Правда, что изначально стало причиной конфликта, известно не было. Самая распространенная версия гласила, что они поспорили из-за результатов азартной игры, чему, впрочем, не очень соответствовал характер ранений.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В 2002 году на ВВС вышел документальный фильм «Кто убил Караваджо», и его автор историк искусства и журналист Эндрю Грэм-Диксон, допущенный по этому поводу в архивы Ватикана, сомнения развеял — ругались из-за женщины. Ею была куртизанка Филлиде Меландрони — она работала и спала с обоими фигурантами происшествия, и именно ее Караваджо писал в «Святой Екатерине Александрийской» и «Юдифи и Олоферне». Почему такое очевидное объяснение так долго оставалось на обочине, Грэм-Диксон тоже объяснил: «Убийство из-за женщины не очень вписывалось в сложившийся нарратив о гомосексуальности Караваджо. В нем привыкли видеть ценителя мужской красоты, хотя, по-видимому, он ценил и женскую тоже».

Оказавшись вне закона, Караваджо бежал из Рима сначала в Неаполь, потом на Мальту (где тоже успел побывать в тюрьме), потом на Сицилию. В изгнании он написал большую часть своих самых известных работ, включая «Давида с головой Голиафа», «Святого Иеронима», «Вакха» и «Голову Медузы». В Рим он больше не возвращался. В 1610 году одновременно с известиями о смерти художника вышел папский указ о его помиловании. Долгое время считалось, что причиной его смерти был сифилис (сложившийся нарратив доминировал и здесь), но в 2018 году The Lancet опубликовал статью, в которой утверждалось, что причиной стал стафилококк.

История вторая, в которой Эдвард Мейбридж убивает любовника жены и легко отделывается

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В 1872 году бывший губернатор Калифорнии, один из главных инвесторов первой американской трансконтинентальной железной дороги, будущий основатель Стэнфордского университета и просто великий мастер Великой ложи масонов штата Нью-Йорк Леланд Стэнфорд поспорил с приятелями. Он, заядлый наездник, считал, что во время галопа лошадь в какой-то момент отрывает от земли все четыре ноги одновременно, приятели утверждали обратное. Рассудить спор должен был друг Стэнфорда — фотограф и инженер Эдвард Мейбридж. Исход этого спора известен всем: Мейбридж доказал, что да, отрывает, а в процессе фактически создал прототип кинематографа — фотографии движущейся лошади он демонстрировал на зоопраксископе, изобретенном им приборе для воспроизведения движущихся картинок. Менее известна другая часть этой истории, в которой Стэнфорду пришлось спасать Мейбриджа от тюрьмы, чтобы история искусства получила свое открытие в срок.

Первая серия фотографий стэнфордского проекта была сделана сразу, вторая — спустя год, но от доведения дела до конца Мейбриджа отвлекла личная жизнь. В 1871 году 41-летний Мейбридж решил распрощаться с холостяцким образом жизни и женился на 21-летней Флоре Стоун. Брак счастливым не был — супруги, по слухам, не сошлись характерами: Мейбридж отказывался ходить с женой в театры и на приемы, и поговаривали, что молодая жена крутит романы на стороне. В 1874 году у них родился ребенок, но довольно быстро у Мейбриджа появились основания полагать, что ребенок не его, а друга семьи Гарри Ларкинса, с которым у его жены давно были отношения. Допросив няньку, Мейбридж получил стопку любовных писем Ларкинса Флоре, после чего вооружился пистолетом и поехал к любовнику разбираться. Со словами «У меня есть сообщение от жены» он застрелил Ларкинса средь бела дня.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Арест Мейбриджа — к тому времени знаменитейшего фотографа — вызвал настоящий скандал: к тюрьме, где его держали в ожидании суда, выстроилась очередь из репортеров, которые докладывали, что мастер пребывает в хорошем настроении и даже ведет работу среди сокамерников — проповедует политкорректность и защищает от расистских нападок. Стэнфорд тем временем развернул настоящую спецоперацию по спасению Мейбриджа: с нетерпением ожидая результатов съемок и исхода спора, он нанял ему лучших адвокатов. Защиту они построили на том, что Мейбридж был попросту невменяем — дескать, сказались последствия дилижансной аварии, в которой тот получил тяжелые травмы головы. Несколько свидетелей под клятвой подтвердили, что после аварии он действительно сильно переменился. Сам обвиняемый, правда, никакого раскаяния не проявлял и всем своим поведением демонстрировал, что убийство совершил с умыслом, а не в состоянии аффекта. Суд, как ни странно, Мейбриджа оправдал, постановив, что действия его были совершены хоть и не в рамках закона, но при оправдывающих обстоятельствах, иными словами, что любой на его месте поступил бы так же. Светские хроникеры Америки продолжали обсуждать это дело еще полгода.

Сам Мейбридж после суда бежал от скандала в Центральную Америку, где провел семь месяцев. Вернувшись, он приступил к финальной части стэнфордского проекта. В 1878 году результаты были продемонстрированы публике, которая поначалу тщетно пыталась найти там обман. Стэнфорд пари выиграл, Флора Стоун получила развод, Мейбридж продолжил работать. В 1981 году Филип Гласс написал по мотивам случившегося оперу «Фотограф», а три года назад было объявлено, что экранизировать ее собирается Гэри Олдман.

История третья, в которой О. Генри бежит от суда и заводит дружбу с грабителем поездов

Классик короткого рассказа, или «американский Чехов», как его любили называть в прессе, прославился, пока сидел в тюрьме города Колумбус штата Огайо. Попал он туда в 1898 году по сомнительному обвинению в растрате средств. В 1891 году О. Генри устроился кассиром и бухгалтером в Первый национальный банк Остина. Работал он не слишком усердно и все свободное, а частично и рабочее время посвящал своему самиздату — юмористическому журналу The Rolling Stone, который он умудрился довести до тиража 1500 экземпляров. Небрежное отношение к работе закончилось плохо: в 1894-м его уволили за растрату, но обвинений предъявлять не стали — возможно, владельцы банка тоже были нечисты на руку. В 1895-м, когда он уже уехал из Остина, в банк пришли федеральные аудиторы — обнаружив растрату, они выдвинули против О. Генри официальные обвинения.

За следующие четыре года произошло столько событий, что хватило бы не на один авантюрный роман. В 1896 году О. Генри вызвали в суд, но тот, вместо того чтобы предстать перед судом, который его, скорее всего, оправдал бы (за него уже поручился тесть), решил бежать: сначала на перекладных доехал до Нового Орлеана, а потом перебрался в Гондурас, который в то время не выдавал США преступников. В Гондурасе он прожил всего полгода, но зато каких. Во-первых, написал рассказы, которые легли в основу его первого и единственного романа «Короли и капуста». Во-вторых, подружился с Элом Дженнингсом — великим американским налетчиком и грабителем со своим кодексом чести (он не грабил священников и женщин), который в будущем станет звездой вестернов и проповедником и о дружбе с О. Генри напишет книгу «С О. Генри на дне».

На родину О. Генри вернулся, узнав, что его жена, оставшаяся в Америке у родителей, умирает от туберкулеза. У нее на руках была их семилетняя дочь Маргарет. После возвращения в США О. Генри некоторое время тихо жил у родственников, но в 1898 году все-таки предстал перед судом. Из $6 тыс. недостачи к этому времени банком были внесены $5,5 тыс., оставшиеся 500 долларов были готовы оплатить родственники, но О. Генри все равно приговорили к пяти годам тюрьмы. В 1901 году он вышел по УДО.

В тюрьме О. Генри, имевший лицензию фармацевта (одна из многих его профессий), работал в аптеке, а в свободное время писал юмористические рассказы, передавая их в печать через друзей. Тот факт, что новая надежда американского рассказа — заключенный, от публики тщательно скрывали. Вышел из тюрьмы он уже состоявшимся писателем и в 1904 году опубликовал собранных из гондурасских рассказов «Королей и капусту», став не только классиком американской литературы, но и человеком, в бегах от правосудия придумавшим термин «банановая республика».

История четвертая, в которой Пабло Пикассо и Гийом Аполлинер чуть не оказываются в тюрьме за кражу «Моны Лизы»

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В ночь на пятое сентября 1911 года по улицам Монмартра в Париже слонялись двое. Первый был 30-летний художник Пабло Пикассо, который в то время занимался освоением кубизма, но в городе был больше известен как «главарь банды Пикассо», куда входили все авангардные молодые творцы Парижа, изводившие местных буржуа. Вторым был его друг — 31-летний поэт Гийом Аполлинер: он к этому времени еще не выпустил обессмертившие его «Алкоголи», но был членом группы Пюто, которая разрабатывала теоретические основы нового искусства. У друзей в руках был чемодан, который они планировали сбросить в Сену. В нем лежали украденные из Лувра иберийские статуэтки из экспозиции дохристианских артефактов музея. Статуэтки, строго говоря, принадлежали Пикассо, но купил он их у бывшего секретаря Аполлинера Оноре-Жозефа Жери Пьере — тот к этому времени уже несколько лет потихоньку обкрадывал главный музей французской столицы. Аполлинер, которого с секретарем связывали не только рабочие отношения, ему помогал. Пикассо и Аполлинер были в истерике: за две недели до этого из Лувра средь бела дня вынесли «Мону Лизу» Леонардо да Винчи, и в музее начались серьезные проверки. Оба были уверены, что за ними уже следят.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

О том, что из музея пропала картина да Винчи, стало известно 22 августа. Утром туда пришел художник Луи Беро, славившийся у коллекционеров своими зарисовками из Лувра. В тот день он собирался делать копию «Моны Лизы», но на стене ее не обнаружил. Он обратился к охранникам зала, которые предположили, что картину забрали в фотографический отдел музея, имевший в Лувре репутацию самого бесцеремонного. У фотографов Беро сказали, что картину не видели, и она, скорее всего, отправлена на реставрацию. К полудню музей в панике был закрыт, а приехавшие на место полицейские только разводили руками. На следующий день к делу подключилась пресса, был объявлен национальный розыск, а Journal de Paris объявила о вознаграждении в размере 50 тыс. франков. По городу поползли слухи, что картину вообще плохо охраняли и за несколько недель до происшествия какой-то репортер умудрился пробраться в музей и заночевать в одном из саркофагов, что доказывало, что у службы безопасности музея были серьезные проблемы. За поисками следил весь мир: «Мона Лиза» стала самой известной картиной на планете, а посмотреть на пустую стену в открывшемся спустя неделю Лувре выстраивались очереди. В одной из них побывал даже Франц Кафка, записавший в дневнике: «Волнение и толпы людей, как будто „Мона Лиза" была украдена только что».

Настоящих подозреваемых у следствия не было, и Пикассо с Аполлинером, так и не решившиеся утопить награбленное, пришлись очень кстати. Каким образом следствие узнало, что у друзей имеются украденные артефакты из музея, достоверно установить сложно — показания участников расходились. Как бы то ни было, 8 сентября Аполлинер был арестован, а Пикассо вызван на допрос. Пресса радостно объявила, что друзья — главари международной банды художников-радикалов, которые грабят музеи по всему миру. Аполлинер готовился к смерти, Пикассо неожиданно заявил, что знать его не знает, но судья их пожалел. Было понятно, что такие идиоты украсть «Мону Лизу» не могли, и дело закрыли.

Картину обнаружили спустя два года в Италии — оказалось, что ее украл работавший в Лувре художник Винченцо Перуджа, который хотел вернуть ее на родину (он таки действительно сумел заночевать в музее). Говорят, Пикассо с Аполлинером после случившегося Лувр предлагали сжечь.

История пятая, в которой Жан Жене пытается украсть «Галантные празднества» Поля Верлена и его защищает весь Париж

«Жан Жене принес мне свой роман. Триста невероятных страниц, из которых складывается мифология гомосексуалов»,— написал в феврале 1943 года в дневнике режиссер, поэт и художник Жан Кокто. К нему на поклон ходил весь цвет маргинального Парижа, но Жене выделялся даже на этом фоне. К 32 годам он успел попасть в тюрьму для малолетних за мелкие кражи, сбежать оттуда, загреметь снова, записаться в Иностранный легион, дезертировать оттуда с офицерским имуществом и отсидеть за бродяжничество и использование поддельных документов. Встретиться с Кокто Жене, иногда подрабатывавшему на панели, помогли бывшие любовники и клиенты. Спустя несколько дней Кокто продолжил: «Книга здесь, в квартире, необыкновенная, непонятная, непубликуемая, неизбежная... Для меня это величайшее событие эпохи. Она вызывает у меня отвращение, отталкивает меня, изумляет... Я перечитал „Богоматерь цветов" строка за строкой… Здесь уединение и мерцание черной звезды».

«Богоматерь цветов», историю дрэг-квин, которая на смертном одре вспоминает своих сутенеров и любовников, Жене написал в тюрьме, куда попал за неудачную кражу из букинистического магазина. Он вынес редкое издание Пруста, которого к тому моменту еще не читал и, согласно поздним заявлениям, так и не прочел. Позднее Жене утверждал, что воровал исключительно из любви к искусству и сумел таким образом обзавестись автографами Франциска I и Карла IX. Была ли виной страсть или желание заработать, но, уже отдав Кокто свой дебютный роман, Жене снова взялся за старое и попытался украсть редкое издание «Галантных празднеств» Поля Верлена. Его поймали на месте, это был его десятый арест — и ему теперь грозил пожизненный срок. Кокто пришлось искать Жене не только издателя, но и адвоката.

Кокто организовал в поддержку Жене масштабную кампанию: весь цвет Парижа писал письма в его защиту, а на суд, помимо самого Кокто, явились Пабло Пикассо, Жан-Поль Сартр и Жорж Батай. Оно, впрочем, того стоило: судья, которого осаждали заверениями в гениальности подсудимого, решил поговорить с ним о жизни. Батай вспоминал такой диалог между ними: «Что бы вы сказали, если бы крали ваши книги? — Я был бы этим очень горд, господин председатель». Пожизненного срока Жене не получил — ему дали несколько месяцев. В том же 1943 году его «Богоматерь цветов» была издана небольшим тиражом — для ценителей эротики. Жене с таким определением был не согласен и отредактировал самые откровенные сцены романа — на следующий год книга была выпущена как полагается.

Это был последний тюремный срок Жене, в дальнейшем он возвращался за решетку только в литературе. Действие его второго романа «Чудо о розе» частично происходило в тюрьме Фонтевро, некогда известном монастыре, где были похоронены Генрих II и Ричард Львиное Сердце. Точных сведений о том, сидел ли в ней Жене, нет, но всеми своими сроками, и реальными, и вымышленными, он очень гордился.