мероприятие
Вчера президент России Владимир Путин зачитал свое ежегодное послание Федеральному собранию и гостям, собравшимся в Мраморном зале 14-го корпуса Кремля. Из последнего ряда за происходящим наблюдал специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Владимир Путин подъехал к служебному входу в один из незаметных подъездов на углу 14-го корпуса Кремля где-то в 11.45. Шел сильный дождь. Очевидцы утверждают, что президент страны был с галстуком. То есть вслед за ним из машины вышел человек, который на вытянутых руках бережно нес его галстук. Почему президент страны взял галстук в дорогу, а не надел его? Можно предположить, что опаздывал и затем не притронулся к галстуку в машине, боясь, например, испортить узел. Он, как и все остальные, похоже, придавал преувеличенное значение предстоящему событию.
Депутаты в фойе у входа в Мраморный зал казались взволнованными. Геннадий Зюганов метался по фойе между журналистами раненым зверем. Я думал, он так будет метаться только после чтения послания. Но он уже был готов.
— Есть ли какие-нибудь иллюзии насчет послания, Геннадий Андреевич? — на всякий случай спросил я его.
Это была, конечно, игра в поддавки. И Геннадий Зюганов воспользовался пасом.
— Нет! — обрадовался он.— Никаких! И быть не может! Откуда им взяться? Они не дают нам повода для иллюзий.
Эта фраза звучит, надо признать, комплиментом действующей власти.
Люди в фойе разбились по профессиональным интересам. Депутаты Госдумы сдували с пиджаков друг друга пылинки и перхоть, а некоторые и вовсе трогательно держались за руки. Православные банкиры целовались с православными священниками. Сын покойного президента Чечни Рамзан Кадыров стоял в сторонке с и. о. президента Чечни Сергеем Абрамовым. Я задал господину Абрамову несколько вопросов насчет послания, на которые он отказался отвечать в грубой форме. Это было непривычно. В Кремле сейчас так никто ни с кем не разговаривает. Все стали очень вежливые. От этого там совсем не по себе.
А, наверное, в Чечне люди так и разговаривают между собой, потом подумал я. Нервы у них по понятным причинам на пределе. Я в общем успокоился. Но тут Рамзану Кадырову, похоже, стало неудобно за коллегу, и он сказал, вздохнув и кивнув на господина Абрамова:
— Устали мы.
А что, сразу нельзя было так и сказать?
Я отошел от них. Впрочем, было уже известно, что про Чечню в послании президента почти ничего не будет сказано. Там, считается, все идет своим чередом.
В зале тем временем все было готово к появлению президента. Депутаты буквально замерли в креслах. Стояла тишина. Ее, впрочем, бесцеремонно нарушил один из организаторов встречи. Он подошел к задним рядам, где сидели журналисты, и принялся выгонять нас с наших мест (с табличками "пресса").
— Вы что, не видите, что депутатам мест не хватает? — он говорил в этой тишине громко, почти кричал.— Депутатам! Вы хоть понимаете это?! Посмотрите, как четвертая власть относится к первой!
Он пытался перевести конфликт на бытовой почве в мировоззренческое противостояние. И ему это удалось. В завязавшемся в Мраморном зале ожесточенном споре кто-то уже цитировал, кажется, Гегеля.
Между тем мне-то сразу понятно, что это хорошо спланированная провокация. За организатором явно кто-то стоял. Приглядевшись, я увидел, кто именно. В проходе хорошо просматривалась группа поддержки, состоявшая из депутатов Госдумы. Среди них выделялся Константин Затулин. Прервав монолог организатора (на самом, как всегда, интересном месте: в ответ на вопрос, почему он просит освободить кресла с табличкой "пресса" и не подходит к креслу с табличкой "генпрокурор", организатор уже успел ответить, что просто боится), господин Затулин подошел к корреспонденту телеканала "Россия" Андрею Кондрашову и торжествующе заявил:
— Вы видите, что на вашем кресле написано "Государственная дума"? Освободите место для депутата. Мне сидеть негде!
Правда, оказалось, что табличка относится к впереди стоящему креслу.
Я понимал, что еще мгновение, и эти люди пойдут в рукопашную. Мы, журналисты, переглянулись. Что ж, и нам нечего было терять, кроме эксклюзивной информации.
В этот момент и раздался голос диктора:
— Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин!
— Успели журналисты... — с досадой пробормотал организатор.— Выиграли время, хитрецы...
И он увел депутатов на балкон. Там, оказывается, было полно свободных мест. Просто депутаты хотели быть как можно ближе к своему президенту.
Еще некоторое время я думал о том, чего же стоит освободить от этих людей однажды занятые ими служебные квартиры.
Президент был в галстуке. Издалека было не очень хорошо видно, как он повязан. Но были все основания предполагать, что не худшим образом. Слишком уж много организационных ресурсов было потрачено на этот проект.
Президент говорил 47 минут (см. справку на этой же странице), время от времени отрывая глаза от текста. В рядах членов Федерального собрания царили разные настроения. Большинство внимательно слушали. Некоторые пытались записывать, и соседи их отговаривали, шепча, что им на выходе дадут готовый текст, но те все равно записывали, шепча в ответ, что от президента страны в любую минуту можно ждать важного экспромта. Без риска ошибиться можно было предположить, что эти люди представляют фракцию "Единая Россия". Несколько человек демонстративно криво улыбались чуть не на каждое слово президента (не иначе из фракции КПРФ). Один, конечно, спал (независимый депутат).
Закончив, президент сел за стол президиума. Я бы не удивился, если бы он теперь провел заседание, посвященное детальному разбору послания и назначил бы ответственных за исполнение. И никто бы в зале, мне что-то кажется, не удивился бы. Но это была просто передышка перед исполнением гимна. Президент посидел, можно сказать, на дорожку.
Пока играли и пели гимн, невозможно было оторвать взгляда от спикера Совета федерации Сергея Миронова. Он тоже пел, и во весь голос. Это смотрелось бы, наверное, просто захватывающе, если бы не сосредоточенное молчание стоявших рядом с ним Владимира Путина и спикера Госдумы Бориса Грызлова. А так происходившее на наших глазах казалось холодной войной нервов.
Между тем сами члены Федерального собрания покидали зал в добром расположении духа. Похоже, они ожидали чего-то худшего. Президент упрекнул, правда, депутатов Госдумы в том, что политические программы многих уныло однообразны. Но от этого замечания души депутатов не очерствели. Двое, идущие рядом со мной, напевали какую-то песню. В какой-то момент они посторонились, пропуская губернатора Саратовской области Дмитрия Аяцкова. Один депутат успел спросить его, что за птица тамошний прокурор.
— Да сволочь конченая! — беззаботно махнул рукой господин Аяцков.
Все вокруг рассмеялись в поддержку губернатора.
От ньюсмейкеров в фойе рябило в глазах.
— Вы тоже аплодировали, когда президент сказал, что достичь полной конвертируемости рубля надо раньше, чем к 2007 году? — спросил я министра промышленности и энергетики Виктора Христенко, выходящего из зала. (Президент тогда, со значением отвлекшись от текста, обратил внимание, что правительство вместе со всем залом аплодирует этой идее.)
— Я, может быть, меньше, чем другие,— засмеялся господин Христенко.— Нам ведь теперь этим заниматься.
Сергей Глазьев, которому в ближайшее время ничем заниматься точно не придется, объяснял, что шансов выполнить то, что изложено в послании, нет, потому что "сегодня за правительство работает мировой сырьевой рынок".
Стоявший рядом вице-премьер Алексей Кудрин утверждал, впрочем, что полной конвертируемости рубля можно достичь уже за два года.
А Геннадий Зюганов объяснял, искоса посматривая на Алексея Кудрина (боялся, что услышит?), что идеи-то нормальные, но мотора, то есть хорошего правительства, чтобы их достичь, у президента нет. И все равно мне показалось, что я ослышался. Лидеру коммунистов понравилось послание господина Путина! Это было совсем уж как-то безнадежно скучно.
Но потом все стало на свои места. Геннадий Зюганов с облегчением вспомнил, что в послании не прозвучало ни слова о борьбе с коррупцией.
— То есть у нас нет коррупции? Или с ней не надо бороться? — спросил он журналистов.— Или вот льготы у людей отбирают. Спросите об этом военных. У них тоже забрали льготы. И что? Получили они деньги? Спросите их, и они выругаются вам в лицо.
То есть, видимо, не получили.
Но в целом никто в фойе не проявлял большого энтузиазма по поводу мыслей, прозвучавших в послании. Я был даже немного обескуражен. Казалось, послание не произвело на членов Федерального собрания должного впечатления. Можно, конечно, возразить, что большое видится на расстоянии. Но, с другой стороны, год назад в этом же фойе царила просто праздничная суматоха. Участники собрания сразу стали носиться от журналиста к журналисту со своим вариантом удвоения ВВП. От двоих, я помню, спасался просто бегством...
На этот раз, несмотря на то что президент скостил срок удвоения ВВП чуть не вдвое (да еще и не просто ВВП, а ВВП на душу населения), никто толком не завелся и никому ничего не считал своим долгом предложить.
Одним из последних уходил из фойе помощник президента Виктор Иванов. С некоторых пор он все чаще стал появляться на людях. Я даже спросил его, решил ли он стать публичным политиком.
— А я,— ответил он,— никогда и не отказывался появляться на публике. Просто не все это замечают. Есть определенный перекос в этом смысле, я с вами согласен.
— А где вы обычно появляетесь? — уточнил я.— Может, и мы туда будем ходить.
— Везде бываю,— пожал он плечами.— И в судах, и в прокуратуре. И в других местах. Я не стесняюсь и веду диалог. Везде я бываю. Но пресса не всегда освещает меня. Это можно скорректировать, я считаю.
Из всего текста послания на Виктора Иванова самое сильное впечатление произвела фраза про то, что люди в стране должны быть свободны. Его сразу спросили, относится ли она, по его мнению, к Михаилу Ходорковскому. И Виктор Иванов ответил, что в его компетенцию, с тех пор как он назначен ответственным за связи с Евросоюзом по линии свободы, безопасности и права, такие вопросы не входят.
В фойе тем временем стало тихо и совсем никого не осталось. Члены Федерального собрания завершили работу над посланием.
Правда, выйдя на улицу, я увидел двух отчаянно жестикулирующих людей. Я подошел поближе. Министр МЧС Сергей Шойгу разговаривал с первым зампредом совета директоров "Альфа-Банка" Олегом Сысуевым. Я был уверен, что они обсуждают проблему снижения уровня бедности населения, ну в крайнем случае модернизации армии.
— Ну все, двадцать девятого посмотрим, как "Крылья Советов" будут выигрывать (у "Терека" в Кубке России по футболу.— Ъ ),— говорил господин Сысуев.
— Чего-чего ты сказал? — щурился господин Шойгу.
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ