Новая "Жизнь за царя" Глинки, которой откроется нынешний фестиваль "Звезды белых ночей", по слухам, сигнализирует об окончательной монархизации мариинского курса. Петербургский околотеатральный мир бурлит, поговаривают, что в театр 30 мая будет не попасть, что юбилейные торжества по поводу 200-летия со дня рождения "первого русского композитора" Михаила Ивановича Глинки на Театральной площади превратятся в патриотическую демонстрацию.
Слухи слухами, а доподлинно известно, что на фестиваль приедут Барбара Фриттоли, Кристоф Эшенбах и Михаил Плетнев, что будут специальные программы в честь Римского-Корсакова, Шостаковича и Стравинского, что во второй раз полностью покажут "Кольцо нибелунга", а балетная труппа циклом спектаклей "Век Баланчина" отметит 100-летие великого балетмейстера.
Что же до слухов о монархизации — у подобных соображений подоплека, безусловно, есть. И дело не в том, что президент скорее всего приедет, площадь наверняка перегородят, а на сцене Мариинского театра без патриотических массовых сцен едва ли обойдется. Российским государством глинкинскому шедевру еще полтора века назад присвоен статус главной патриотической оперы, называйся он "Жизнью за царя" (с местами забавным, но всюду плотно сшитым "на Глинку" текстом барона Розена) или, со сталинских времен, "Иваном Сусаниным" (на новый — без царя, Бога, зато с Русью, Мининым и Пожарским — ладный, но не слишком музыкальный текст Сергея Городецкого). Опере на роду написано функционировать при власти, ее прославлять, декорировать, трактовать на разные лады, наконец, за ее счет питаться. Как следствие — врожденная политизированность, склонность к пафосу самого патриотического свойства. Даже с насаждением европейских демократий в XIX веке оперная привычка разыгрывать коллизии государственной важности и сюжеты общенационального масштаба никуда не делась. Да, на оперных сценах обосновался "народ", в либретто допустили истории мятежей и восстаний, однако же сердцевина "большой оперы" и в глинкинскую, и в постглинкинскую эпоху что в Европе, что в России — это по-прежнему репрезентация власти и художественное ее оправдание.
Что уж тут удивляться "Жизни за царя". Придуманная после итальянского вояжа музыкальная концепция "национальной русской оперы" Глинку увлекла не без связи с общегосударственной идеологией времен Николая I. Согласно тогдашней государственной культурной политике, триаде "православие, самодержавие, народность" потребовалось не просто адекватное, но выдающееся оперное воплощение, иначе императорскому театру хватило бы и "Ивана Сусанина" Катерино Кавоса — зингшпиля, созданного в 1815 году. Глинка сюжет о спасении царя, предложенный его другом и царским воспитателем Жуковским, переосмыслил; прямолинейные вирши Розена насытил яркой, лиричной, европейского качества музыкой; массовый торжественный эпилог разбавил интимной сценой семейного оплакивания Сусанина. В результате вовсе даже не верноподданнических трактовок его опера допускает с десяток. А то, что ее полтораста лет интерпретировали исключительно имперско-патриотическим способом, — дело хозяйское.
Как будет выглядеть новая постановка Мариинского театра, режиссерская команда Дмитрия Чернякова, соорудившего для Мариинки сомнамбулически нежный Китеж, скрывает изо всех сил. Но кажется, особого героико-патриотического пафоса театр счастливо избежит. По слухам, у режиссера Чернякова Глинка написал оперу не про государство, а про семью, не про жизнь за царя, а про скромную жизнь, отданную за своих, кто бы эти "свои" ни были. Как уж оно выйдет на самом деле — посмотрим. Но слухи обнадеживают.
Саша Демина