 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ  Бислан Гантамиров не собирается провести остаток жизни в роли любящего деда: он уверен, что еще годится в отцы всему чеченскому народу |
Охранники звонят по телефону и спустя минуту говорят: "Проходите, вас ждут". Мы входим в аккуратный дворик роскошного многоэтажного дома на Остоженке. Кандидат в президенты Чечни, бывший мэр Грозного и лидер оппозиции Дудаеву Бислан Гантамиров встречает нас на лестнице. Просторная квартира с дорогой мебелью. Гостиная с роялем и огромным столом для гостей. Часы отбивают полдень. Гантамиров в черной льняной рубашке кажется серьезным и постаревшим.
— Что изменилось? — улыбаясь, говорит он.— Три месяца назад стал дедом. Правду говорят, что внуков любишь больше, чем детей.
— Сколько вам лет? — удивляюся я.
— Сорок один. Молодой для деда? А сыну 18. Учится на третьем курсе юрфака. Да нет, я, конечно, не против был, что он женится. У нас считается, что если юноша созрел, он должен создавать семью. Иначе за все его просроченные годы ответственность перед Богом несут родители. Сын поехал в Чечню, украл девушку — у нас по обычаю невест воруют,— привез домой. Видел ее всего два раза. Нет, родители ее, конечно, согласны были, на следующий день приехали. После свадьбы эту квартиру я сыну отдал, а сам с семьей в Кисловодске живу.
Я интересуюсь, неужели в Кисловодске лучше, чем в Москве. Оказывается, Кисловодск просто к Чечне ближе. Жена Бислана Айза выходит показать нам внука. Я прошу Гантамирова взять ребенка на руки, но он отказывается: "Вообще-то чеченцу прилюдно брать детей на руки не положено. Пусть жена держит".
— В прошлую кампанию вы сами отстранились от участия в выборах. Сегодня вы идете в президенты, потому что хотите взять реванш?
— В прошлую кампанию дальнейшее мое вмешательство могло привести к столкновению, а я этого не хотел. У нас с Кадыровым были идеологические разногласия, но идти тогда в президенты я не собирался. А сейчас наступило такое время, когда мой потенциал и потенциал моих товарищей должен быть востребован, и сегодня я вижу, что мы в силах справиться с ситуацией в республике. Но приход к власти — это не самоцель, и если появится кандидат, который, на наш взгляд, более достоин, ради бога, мы готовы с ним сотрудничать.
— Среди сегодняшних кандидатов в президенты Чечни такого человека нет?
— Я не скрою, что мы вполне можем договориться с кандидатом Саидом Пешхоевым: у нас одни цели, мы считаем себя одной командой и будем выступать вместе. Да и вообще мне хотелось бы, чтобы все кандидаты сбили вокруг себя по две-три хорошо подготовленные политические группировки.
— Вы надеетесь на поддержку Кремля?
— Было бы неправильно обманывать людей и говорить, что у меня есть поддержка Кремля, но я могу сказать, что, по крайней мере, меня здесь понимают, и для федерального центра я фигура достаточно открытая. За всю свою политическую деятельность я ни разу не сворачивал со своего пути, мой путь всегда был прямой. Кремль сам решит, помогать мне или нет. Будет эта поддержка — хорошо, нет — ничего страшного. Я думаю, что самое главное решать придется народу.
— Народу дадут решать?
— Это главное условие, при котором я пойду на выборы. Если пройдут не выборы, а назначение президента, то, конечно, участвовать в шоу я не собираюсь. Да и потом, если вновь пройдет назначение президента Чечни, то финиш этого президента и его команды будет точно такой же, какой мы получили 9 мая. В Чечне должна победить сила, объединяющая все слои населения,— избранное народом правительство. И тогда народ перестанет поддерживать боевиков. Ведь цена вопроса сейчас — кому будет принадлежать поддержка народа — боевикам или правительству. От решения этого вопроса зависит, завершится война или нет.
— Но ведь у вас врагов в Чечне больше, чем было даже у Кадырова. Вы воевали с начала 1990-х, причем шли впереди федеральных войск. Ненависть чеченцев к федералам распространялась прежде всего на вас. А сейчас вы считаете, что сможете всех объединить?
— Да, я однозначная фигура с определенной и неизменной позицией, но эта фигура была понятна и приемлема как для федералов, так и для противоборствующей стороны. Мои враги никогда не видели во мне ни подлости, ни измены. Они знали, что если Гантамиров сказал так, это так и будет. Они знали, что ни Гантамиров, ни гантамировцы никогда не издевались над пленными, не расстреливали захваченных боевиков, что ночных рейдов и насилия над населением мы не совершали.
— В Чечне считается, что у серьезного кандидата должно быть силовое подразделение. У вас оно есть?
— Уже всем ясно, что никакая группировка, сколоченная вокруг того или иного лидера, не является гарантом сохранения ни его жизни, ни его власти, ни тем более популярности. Поэтому делать ставку на какие-то вооруженные формирования не только нельзя, это глупо. У кандидатов не должно быть никаких поддерживающих их подразделений, которые могли бы оказывать физическое воздействие на процесс выборов.
— Но вас когда-то поддерживал ОМОН, у вас была серьезная поддержка в Ханкале. Разве ее сейчас нет?
— Те люди, которые меня поддерживали и в 1993-м, и в 1999-м, они практически все живы и здоровы: кто в МВД, кто среди военных, кто в ОМОНе. Руководство поменялось, но люди остались — это самое главное. Но я не намерен использовать их служебное положение. Они меня поддерживают как граждане и как граждане будут за меня голосовать.
— У вас явно негативное отношение к вооруженным формированиям. Кажется, недавно вы предлагали распустить службу безопасности Ахмата Кадырова и отправить его людей работать в поле.
— Конституционно СБ не существует, поэтому расформировывать ее незачем. Я считаю, что там есть люди, которые могут занять соответствующие места в МВД, есть люди, которые охотно пошли бы на гражданские должности и сложили бы оружие, есть люди, которые хотели бы учиться.
— Но их 6 тыс. человек! Куда вы их денете?
— Да это явное преувеличение, я не знаю только, с какой целью эту цифру так завышают. Нет 6 тыс., их порядка 1,5 тыс. человек. И этих людей вполне можно и нужно обустроить. В любом случае политику Кадырова по отношению именно к этим людям нужно продолжить. Устраивать на них гонения нельзя.
— А процесс возвращения боевиков в мирную жизнь, начатый покойным Кадыровым, нужно продолжать?
— Я хочу напомнить, что этот процесс был начат еще нашей командой. Вы вспомните 1999-2000 годы, когда именно наша команда начала процесс амнистирования боевиков, взяла на себя ответственность за трудоустройство и вливание в мирную жизнь этих людей. И мы намерены этот процесс продолжать. Мы не будем смешивать мирное население и тех, кто хочет стать мирным, с террористами. Люди, которые не убивали, не похищали и не продавали заложников, будут возвращаться в мирную жизнь. С остальными разговор короткий: никакой амнистии, только суд. Мы не можем прощать всех, как это делалось в последнее время в Чечне, тогда конца и края терроризму не будет.
— То есть Масхадова вы бы не простили?
— Ни Масхадова, ни Басаева. Эти люди должны ответить за преступления, которые совершили или приказывали совершить.
— Год назад на выборах вы поддерживали кандидатуру Джабраилова, а теперь он будет поддерживать вас?
— Я не знаю, кого он будет поддерживать, потому что на эту тему мы не говорили. Но необязательно, чтобы за кандидатами стоял бизнес, тем более крупный. Вполне достаточно, если будет поддержка среднего и малого бизнеса, и, я думаю, денег на избирательную кампанию хватит у всех.
— Но в прошлый раз бизнесмен Сайдуллаев именно благодаря финансовой помощи, которую он оказывал беженцам и части населения в Чечне, завоевал большой авторитет.
— Вот таким должно быть и правительство, которое подпитывало бы население не разовой помощью, а все время, целенаправленно, программно. Тогда такому правительству ничего бы не грозило. А что касается Сайдуллаева, я думаю, у него достаточно серьезный авторитет в республике, и он обязан выставить свою кандидатуру и идти на эти выборы.
— И вы готовы бороться с таким конкурентом?
— А только в такой борьбе и выявится истинный лидер.
— Вы недавно заявили, что Кадырова могли устранить западные спецслужбы. Неожиданное заявление.
— Я предположил. По моим оценкам, у боевиков не хватило бы ни сил, ни средств, ни ума, чтобы провести такую операцию. Я не верю, что в теракте принимали участие Басаев, Масхадов или Умаров. Исполнителями могли быть и сотрудники службы безопасности, и милиционеры, и рабочие. Но я не верю, что подготовкой и оснащением занимались боевики. Это не их стиль. Среди взрывов, происходивших за все это время на территории Чечни, не было ни одного столь точного снайперского удара. И средствами, которыми располагают боевики, провести это практически невозможно. Я кое в чем разбираюсь по этой части и вполне допускаю, что заказчиками могли быть иностранные спецслужбы: им сегодня на руку дестабилизация в Чечне. Мы же видим, что творится, к примеру, в Грузии.
— Не буду спрашивать, не страшно ли вам возвращаться в Чечню. Но все же должность президента Чечни расстрельная. Зачем вам это? У вас ведь все есть.
— А у меня и пять, и десять лет назад все было. И когда я вливался в национально-освободительное движение против режима Дудаева, у меня все было. А насчет страшно не страшно, так за 13 лет войны мы пережили не одно 9 мая. Теряли руководителей, друзей, соратников. Страх, может быть, притупился, но мы об этом не говорим. Есть вещи более важные. Я верю в судьбу и знаю, что умру в назначенный мне срок. Моя жизнь может оборваться в самолете, я, как любой мусульманин, ложусь спать, думая, что завтра могу не проснуться, и исходя из этого строю сейчас свою жизнь.
— Вы первым заявили, что будете баллотироваться, но еще не говорили о своей программе. Вы будете продолжать курс Ахмата Кадырова или у вас свой план?
— Это будет несколько другой курс, потому что, на мой взгляд, Кадыров все из себя выжал. Все, что он мог сделать, он сделал — и сделал немало. Проведены выборы, референдум, сформировано правительство, госсовет, готовились выборы в парламент. То есть процесс становления органов госвласти налаживался. Но к мирной жизни, мне кажется, перехода не было, экономическая программа не заработала.
— То есть вы будете делать упор на экономику?
— Да нет, это будет комплексное решение всех вопросов. Что я хочу видеть в Чечне? Федеральные войска никоим образом не покидают территорию республики, как это заявлялось предыдущим правительством. Напротив, федеральная армия должна находиться в Чечне и контролировать ситуацию, но ее нужно вывести из населенных пунктов, чтобы армия не контактировала с местным населением. Армия должна находиться на постоянных базах на территории Чечни и страховать местные силовые органы на случай, если они не справляются с ситуацией или не хотят справиться. Если мы построим ситуацию так, то не будет беспредела по отношению к населению, и население в этом случае действительно будет видеть в военных своих защитников. А поиском Масхадова может заниматься спецподразделение из 15 человек, а не танковая дивизия и полк воздушной авиации.
— Но это непопулярная и заведомо провальная позиция. Чеченское население ненавидит военных.
— Она, может, и непопулярная, но отвечает потребностям республики. Далее, что касается экономического развития Чечни. Я думаю, надо делать ставку на малый и средний бизнес. На крупный бизнес в Чечне рассчитывать не приходится, но мы должны создать нормальные условия для малого предпринимательства. За последние четыре года мы видели, что десятки миллиардов вливаемых в Чечню средств не помогли восстановить ни одного завода — они разворовывались. Сколько бы мы ни направляли туда госсредств, результата мы не увидим, пока не убедим население, предпринимателей, что именно они должны работать и вкладывать свои деньги в Чечню. А для этого надо обеспечить людям безопасность, в том числе и от поборов. В Грозном простой торговец на рынке обложен тройной данью. С этим надо бороться. И, конечно, мы хотим вернуть в Чечню изгнанное войной русскоязычное население и 300 тыс. чеченских беженцев. Надо создать нормальные условия для их возвращения.
— Вы в Чечне давно были?
— 10 мая. Погиб мой очень близкий друг — Хусейн Исаев, я был на похоронах. В Грозном, кстати, изменилось многое. В Грозном 2000 года, в который мы входили, все население насчитывало около 8 тыс. человек. 8 тыс. несчастных людей, которые просто физически не смогли покинуть этот город. Помню, как мы разворачивали пункты МЧС, чтобы хоть как-то прокормить этих людей, возили воду, продукты. Но сегодняшний город — это 300 тыс. человек, работают школы, аптеки, больницы — это вселяет оптимизм.
— Если победите, будете с семьей жить в Грозном?
— Это мой город, я там жил и буду жить.