|
Животные страсти |
 |
Развлечение для избранных
Как известно, первобытные люди имели обыкновение съедать все, что им удавалось выкопать из земли, сорвать с дерева или поймать в силки. Но по мере того, как они цивилизовались, из способа выжить охота постепенно превращалась в развлечение воинов и вождей. Ограничение прав на охоту в Западной Европе началось еще во времена Каролингов, а с течением времени она стала привилегией королей. Став королевским занятием, охота превратилась в сложное театрализованное действо. При этом никто и не рассчитывал, что добыча позволит окупить затраты по организации мероприятия. Не может же приносить прибыль костюмированный бал!
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Даже для великокняжеских охот не всегда удавалось найти требуемое число загонщиков. И потому нередко приходилось прибегать к манекенам |
Все эти споры о праве на охоту касались лишь густонаселенной Западной Европы. Охота ради добычи мяса, шкур, слоновьих бивней и прочих необходимых в хозяйстве предметов велась за пределами цивилизованного мира. Искатели приключений быстро оценили прелести колониальной охоты. В XIX веке в Африку и Индию зачастили любители острых ощущений, жаждущие пристрелить какого-нибудь экзотического зверя.
Мягкая рухлядь
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Только таким магнатам, как графы Потоцкие, была по карману настоящая псовая охота с приглашением десятков гостей |
Россия всегда продавала меха, а после присоединения Сибири пушнина стала важной статьей отечественного экспорта. Государство смотрело на Сибирь как на неисчерпаемый источник "мягкой рухляди" (так в официальных документах называли меха), поэтому охотничьи народы оказались под особым покровительством центра. Обычно российские власти всячески поощряли ассимиляцию жителей окраин, но традиции охотничьих племен государство охраняло как могло, опасаясь, что ассимилировавшиеся охотники перестанут добывать пушнину. Их земли тщательно оберегали от переселенцев из Центральной России. Так, в 1839 году, когда русские крестьяне попытались охотиться на землях аларских бурят, Иркутская казенная палата встала на защиту коренных жителей и категорически запретила русским "промышлять зверя" в угодьях аларцев. Тем не менее пушной промысел начал сокращаться уже с конца XVIII века. И связано это было не только с тем, что охотники постепенно переквалифицировались в земледельцев, но и с сокращением количества зверя. В начале XX века пушнины добывалось почти на 30% меньше, чем в середине XIX века.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Участие в псовой охоте входило в программу подготовки русского кавалерийского офицера. Изображенными здесь собаками командовал заведующий стаей Офицерской кавалерийской школы подполковник князь Багратион |
Куда более успешно защищали русскую природу покупавшие меха европейцы. В 1911 году, после того как из России было вывезено 20 тыс. соболиных шкурок, торгующие в Иркутске и Лейпциге иностранцы обратили внимание русского правительства на то, что, если дело так пойдет и дальше, в скором времени торговать будет нечем. К мнению иностранных экспертов прислушались, и 9 июня 1912 года появился закон, запрещающий охоту на соболя в течение ближайших трех лет.
Любопытно, что доходы от экспорта пушнины были меньше, чем расходы на закупку меховых изделий. Из страны вывозили сырье, а привозили дорогие шубы, шапки и муфты. В 1903 году экспорт мехов дал 2,7 млн руб., а импорт меховых изделий составил 7,5 млн руб. В 1910 году мехов вывезли на 8 млн, а ввезли на 12,5 млн руб. Россия шла по пути европейских государств: доходы от промысловой охоты постепенно уменьшались, зато вовсю процветала спортивная охота, на организации которой можно было неплохо заработать.
Как у больших
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Охота на тигров в СССР считалась научной и полезной и потому разрешалась в любое время года |
Организованные по образцу средневековых императорских охот, помещичьи охоты представляли собой впечатляющее зрелище. Большой любитель охотничьих историй Е. Э. Дриянский так описывает начало вполне заурядной охоты: "Шестьдесят гончих стояли в тесном кружке под надзором четырех выжлятников и ловчего, одетых в красные куртки и синие шаровары с лампасами. У ловчего для отличия куртка и шапка были обшиты позументом. Борзятники были одеты тоже однообразно, в верблюжьи полукафтаны с черною обшивкой на воротниках, обшлагах и карманах. Рога висели у каждого на пунцовой гарусной тесьме с кистями. Все они были окружены своими собаками и держали за поводья бодрых и красивых лошадей серой масти". После того как ловчий подавал сигнал в охотничий рог, вся эта кавалькада, окруженная толпой местных крестьян, выезжала в поля. Причем крестьяне здесь выполняли обязанности малоквалифицированных охотничьих собак, выгоняя зверей криками. Эти горластые участники охоты назывались кричанами. В заключение следовал пир, причем ели, естественно, не тех зверей, которых удалось подстрелить, зато в честь каждого трофея егеря трубили в свои рожки.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Промысловые охотники обходились без дорогих ружей и бригады ассистентов, но на количество добычи это почему-то не влияло |
Охота была модой социальной элиты, всегда настроенной прозападнически. Охотники новой формации стали называть себя английским словом "спортсмены". Наибольшей популярностью у них пользовались иностранные охотничьи собаки, ружья и аксессуары. Ради того, чтобы приобрести модный порох Curtis & Harwey, любители поохотиться ездили в Ригу, где его можно было купить у контрабандистов.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Постоянное внимание большевиков к охоте объяснялось тем, что пушнину охотно покупали в Европе |
Само собой разумеется, спортивная охота не могла принести ничего, кроме убытков. Но это было модное занятие, и желающих сойти за охотника всегда было более чем достаточно. Поэтому, кстати говоря, на охотничьих рынках наиболее востребованными оказывались аксессуары вроде охотничьего хлыста. Человек с хлыстом вполне мог сойти за любителя псовой охоты и при этом не тратиться на приобретение собак.
Общественная организация
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Уплатив членские взносы, советский инженер имел законное право строго во время охотничьего сезона пристрелить пару уток |
В России XIX века любая общественная организация рано или поздно начинала решать какие-нибудь глобальные задачи. И охотники исключением не стали. Для начала они решили доказать окружающему миру, что охота — дело хорошее. Это утверждение действительно нуждалось в доказательстве, поскольку многие обвиняли охотников в жестокости и кровожадности, причем среди обвинителей был Лев Толстой, к мнению которого было принято прислушиваться. Защитники прав диких животных писали, что российская экономика не нуждается в охоте и охотниках, что "простая овчина, покрывающая плечи мужика и его жены, служащая ему постелью и одеялом, представляет ценность гораздо высшую, чем все эти дорогие соболя, чернобурые лисицы и даже все предметы звероловства в совокупности". Чтобы дать противникам достойный отпор, охотники начали издавать журнал. Но издатели оказались людьми непрактичными и, собрав с подписчиков 2328 руб., потратили на печатание вдвое большую сумму. Надо сказать, что такая издательская политика прекрасно соответствует охотничьей традиции тратить больше, чем зарабатывать. Существовала даже такая поговорка: "Пока зайца загонишь, вола съешь".
Наиболее действенной формой пропаганды охоты стала организация истребления волков, наносивших огромный вред хозяйству крестьян. По официальным данным, в 1896-1897 годах волки съели 1400 человек, закусив их 15 тысячами лошадей и жеребят. С волками боролись всеми доступными способами. Ради этой благородной задачи объединились даже вечные соперники — псовые и ружейные охотники. Правда, волков было намного больше, чем членов общества охоты, и охотникам пришлось воспользоваться химическим оружием, разбросав в лесах ядовитую приманку. Среди отравленных оказались не только волки, но и охотничьи собаки.
Еще одной задачей, которую пыталось решить Московское общество охоты, стала пропаганда российской охотничьей традиции, то есть что-то вроде современной поддержки отечественного производителя. Дело в том, что охотничья мода шла с Запада и никто не интересовался тем, как охотились русские крестьяне. А здесь было немало занятного. Искусство деревенских умельцев не ограничивалось изготовлением изощренных ловушек и капканов. Некоторые кузнецы умудрялись изготавливать нарезное оружие, из которого, если верить охотничьим байкам, можно было попасть в глаз сидящей на дереве белки. Деятельность общества встретила полную поддержку на местах. Например, олонецкий губернатор пытался через общество создать рекламу северной лайке: "Обладая неимоверно тонким чутьем и сметливостью,— писал он,— лайки облаивают глухарей, тетеревей и белок с утонченною хитростью; в пользу охотника гоняют голосом оленя, лисицу, куницу и зайца; отыскивают медвежью берлогу и в случае нападения с удивительною ловкостью и смелостью останавливают зверя... Все эти достоинства, соединенные в животном, которое растет без малейшего со стороны хозяина пропитания, добывая пищу себе большею частью собственным промыслом, и по наступлении годичного возраста без предварительного натаскивания делается совершенно годным к охоте, должны бы, кажется, привлечь на карельских лаек внимание покровителей охоты".
Однако простонародная лайка не имела шанса потеснить породистых собак: мода за дешевизной не гонится. Все твердо знали, что хорошая собака должна стоить дорого. Русские писатели XIX века упоминают охотничьих собак не реже, чем писатели конца XX века упоминают другой символ материального благополучия — автомобиль "Мерседес". Гоголевский судья, который брал взятки только борзыми щенками, не оставался внакладе. А жалоба Чацкого на помещика, который выменял на своих крепостных "борзые три собаки", свидетельствует не о дешевизне человека, а о дороговизне борзых.
В 1893 году при Московском обществе была учреждена родословная книга собак, запись в которую стоила 1 руб. Так было положено начало правильному разведению охотничьих пород. Первая выставка охотничьих собак состоялась в ноябре 1899 года. В Манеж привели 523 собаки. Среди наград имелся и приз имени Тургенева, которого собаководы ценили, конечно же, за "Записки охотника", а не за "Му-Му".
Результатом всей этой общественной деятельности стало то, что в конце XIX века охота превратилось в массовое развлечение среднего класса. А крестьяне ловили лесных зверей независимо от моды. По данным статистики, в неурожайные годы резко увеличивался экспорт заячьих шкурок. Это неудивительно: заяц был распространен по всей территории страны, так что население имело способ продержаться в голодные годы. При хорошем урожае зайцев не трогали, а в голодные зайчатина сильно украшала жизнь.
Законотворчество
Общероссийское охотничье законодательство появилось лишь в конце XIX века. Столь позднее принятие закона объясняется все тем же — размерами территории. Придумать закон, которому бы следовали и сибирские промысловики, и столичные спортсмены, было непросто.
До середины XIX века закон лишь ограничивал охоту в период с 1 марта по 29 июня и давал землевладельцам право запрещать на своих землях не только охотиться, но и появляться с охотничьим оружием. В 1858 году граф П. А. Валуев подготовил проект закона об охоте в весеннее время. В пояснительной записке граф писал, что за последние 20-30 лет поголовье диких животных резко сократилось, и причина этого не в вырубании лесов и осушении болот, а в хищнической весенней охоте. В качестве ограничительной меры Валуев предложил ввести специальные охотничьи билеты. Высокая стоимость билета (15 руб.) должна была сократить число желающих пострелять в весеннем лесу. Охотник, появившийся в лесу без билета, мог лишиться ружья. Одновременно с этим Валуев предложил запретить в весеннее время торговать дичью.
Этот проект вызвал массу нареканий. Например, министр двора граф В. Ф. Адлерберг считал, что с землевладельцев нельзя брать деньги за право охотиться на собственной земле, ибо это ущемляет их права. Вместо охотничьих билетов Адлерберг предложил обложить налогом охотничьи ружья. Неплательщиков же следовало подвергать крупному штрафу, причем третья часть этой суммы полагалась стукачу, донесшему на владельца незаконного ствола. Кроме того, министр двора считал, что члены правящей династии, участники царских охот и члены охотничьих обществ никаких налогов платить не должны.
Почти все пункты валуевского проекта вызывали споры. Его противники писали, что охотники — люди горячие и чиновник, посягнувший на любимое ружье, рискует. По-разному реагировали и на идею ввести плату за право охоты. Одни видели в введении платы способ сократить число охотников, другие надеялись таким образом собрать средства для содержания экологической полиции (тогда это называлось "лесной стражей"), а третьи вообще считали, что платить за билет необязательно и выдавать его надо для того, чтобы следить за поведением охотника. В этом варианте охотничьи билеты оказывались чем-то вроде водительских прав, езда без которых запрещена.
Все эти запретительные меры не вызывали энтузиазма. С одной стороны, охота была модным времяпрепровождением и отказываться от нее не хотелось, а с другой — дичь относилась к числу наиболее доступных деликатесов и повышение цен на нее было нежелательным.
Закон об охоте был утвержден лишь в 1892 году. Теперь охота без охотничьего свидетельства была запрещена, но стоило оно недорого. Однако наличие бумажки не давало права стрелять во все, что движется: некоторые животные находились под особой охраной государства и за их убийство полагались крупные штрафы. Строже всего наказывали за подстреленного зубра: этих животных берегли для императорских охот. Штраф за зубра составлял 500 руб., в то время как за незаконный отстрел оленей или лосей штрафовали на 25 руб. Зато хищников государство объявило вне закона: на них охота разрешалась в любое время года.
Революционная охота
В начале XX века лесные прогулки с ружьем за плечами (благо что российская промышленность освоила выпуск недорогих охотничьих ружей) стали действительно массовым развлечением. К этому времени удалось более или менее наладить охрану охотничьих угодий: для защиты животных от браконьеров была создана специальная лесная стража. Правда, вооруженные охранники живой природы и сами были не прочь пострелять. Одно время думали даже вооружить лесную стражу не предназначенными для охоты короткоствольными револьверами. Но от этой идеи все-таки пришлось отказаться, так как вооруженному револьвером блюстителю порядка было бы сложно задержать браконьера с ружьем. Это относительное равновесие было нарушено большевистским декретом о земле, который объявил земли, леса и воды всенародной собственностью. Теперь только государство имело право разрешать или запрещать охоту. Однако воспользоваться этим правом оно явно не спешило, хотя почти все большевистские лидеры знали об охоте не понаслышке: охота была излюбленным развлечением ссыльных.
Лишь в конце мая 1919 года Совнарком наконец выпустил постановление "О сроках охоты и праве на охотничье оружие". При чтении этого документа создается впечатление, что его авторы много лет назад держали в руках дореволюционный закон, а теперь удосужились записать то немногое, что сохранила их память. Вместо полноценного законодательного акта Совнарком породил всего семь статей. Как и раньше, не разрешалось охотиться и торговать дичью в весеннее время. Кроме того, новый закон категорически запрещал сбор птичьих яиц — любимое занятие деревенских мальчишек. По всей видимости, народные комиссары опасались, что оголодавший пролетариат совместно с трудовым крестьянством стройными рядами устремится в леса и поля за яйцами.
Это постановление рассматривалось как временное: к 15 июля 1919 года планировалось подготовить более подробный документ. Однако готовили его не две недели, а целый год. Зато все (или почти все) вернулось на круги своя. Охотничьими делами теперь ведал Народный комиссариат земледелия, которому и поручалась охрана животных, организация охотничьих хозяйств и даже снабжение охотников оружием. Для вооружения пролетарских охотников было принято постановление о том, что все советские учреждения, "в распоряжении коих имеются запасы огнестрельного охотничьего оружия и припасов", должны передать их в распределительные органы для раздачи населению. Право пострелять по живым мишеням получали все совершеннолетние граждане, которые, однако, должны были обзавестись охотничьим билетом. Охотиться теперь разрешалось везде, кроме населенных пунктов и заповедников.
Шкурный интерес
Конечно же, охотники-спортсмены большевиков не особенно интересовали, и распределяемое государством охотничье оружие попадало отнюдь не к ним. В центре интересов власти были промысловики, ведь в ситуации экономической изоляции, в которой находилась Советская Россия, меха могли стать источником поступлений валюты. В сентябре 1920 года Совнарком поручил заготовку пушнины Наркомату продовольствия. В обмен на сданные государству шкурки он обеспечивал промысловиков оружием, боеприпасами и продовольствием. Вскоре к этому делу подключился и Совет труда и обороны, который обязал военное ведомство выделить охотникам 5000 пудов свинца и организовать ремонт охотничьего оружия. Промысловая охота превращалась в экспортную отрасль хозяйства, что сулило ей быстрое развитие. В сентябре 1921 года в Лейпциге был проведен аукцион русской пушнины, а в 1931 году было образовано всесоюзное общество "Союзпушнина", монополизировавшее продажу русских мехов на мировом рынке. Но на развитие охотничьего хозяйства все это оказало куда меньшее влияние, чем ожидалось. Промысловых охотников теснили звероводческие совхозы.
Пушное звероводство было известно уже в XVII веке. Именно тогда охотники стали приносить домой молодых животных и выращивать их в деревянных клетках. Позже удалось добиться того, что звери начали размножаться в неволе. В 1917 году в России было 23 любительских звероводческих фермы. Однако до начала 30-х годов эти хозяйства не могли конкурировать с охотниками. Лишь после того, как в 1928-1929 годах стали строить крупные зверосовхозы, все изменилось. Теперь государство предпочитало инвестировать не столько в охотников, сколько в звероводов, и в 70-е годы СССР получал от них ежегодно более 350 млн шкурок.
Зато массовая спортивная охота благополучно существовала под крышей различных спортивных охотничьих хозяйств и союзов. В 1973 году в охотничьих союзах было более 2,5 млн человек. Многие предприятия и советские учреждения имели охотничьи домики, которыми пользовалось руководство, а иногда и простые смертные. Правда, с каждым годом это удовольствие становилось все более дорогим. Государство стало больше интересоваться увеличением доходов от спортивной охоты, чем добычей шкурок или мяса диких животных, поэтому пришлось покупать лицензии на отстрел. Одновременно с этим сотни умельцев за определенную сумму занимались изготовлением охотничьих аксессуаров. А после того, как на российском рынке появилось снаряжение ведущих фирм, охота вновь стала дорогим спортом, способом потратить деньги, а не заработать их. Как когда-то на смену охотникам с каменным топором в руках пришли скачущие по лесам кавалькады придворных, так и теперь людей в ватниках и ушанках сменили гордящиеся своим снаряжением охотники новой формации.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ