«Чем старше и легендарнее артист, тем он скромнее и порядочнее»

Американский электронный музыкант Моби (Ричард Мелвилл Холл) выпустил очередной сингл из альбома «Reprise» — «The Lonely Night» — с участием Марка Ланегана и Криса Кристофферсона. «Reprise» — собрание хитов Моби, записанных в сопровождении Budapest Art Orchestra. Среди участников записи также Джим Джеймс из группы My Morning Jacket, певица и актриса Скайлар Грей и ведущий джазовый вокалист современности Грегори Портер. 28 мая пластинку выпустит авторитетный «классический» лейбл Deutsche Grammophon. Борис Барабанов расспросил Моби о том, как электронщик, писавший рейв-гимны в 1990-е и эмбиент в 2000-е, осваивал новый музыкальный язык.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Как вы пришли к мысли о записи альбома с оркестром?

— Было две причины. Мне очень хотелось сделать такую запись, которой я не делал раньше. Вообще-то мне не впервой работать с оркестром, но до сих пор у меня не было ни одного альбома, где я бы обошелся без электроники. Эта мысль меня захватила. Но была и более серьезная причина. С моей точки зрения, цель музыки — генерировать и объединять эмоции. Радость, грусть, гнев, отчаяние, торжество — музыка способна выразить и объединить любые из этих чувств. Меня всегда интересовало, как классическая или просто акустическая музыка может передать эмоции в динамике. Уязвимость, робость — и тут же напыщенность, пафос.

— В пору пандемии такие альбомы, как ваш, делались дистанционно, да и вообще это теперь, наверное, общепринятая практика.

— Мы записали оркестр и струнный квартет буквально перед самым началом пандемии. Если бы этого не произошло, альбом бы не получился. Запись оркестра в Венгрии мы закончили в феврале 2020 года, и буквально через пару дней стало ясно, что наступает что-то невообразимое и сейчас все закроется. Вокалистов и госпел-хоры мы записывали уже с соблюдением всех норм социальной дистанции. Из моей студии кабели тянулись во все стороны, а вокалистам приходилось записываться вне моего поля зрения. Я вспомнил старую фотографию, где Роберт Плант из Led Zeppelin записывает свои партии на открытом воздухе, за пределами студии, и сказал себе: «Почему бы нет?» И если слушать наш альбом очень внимательно, можно где-то вдалеке услышать автомобильные гудки и крики птиц.

— Вам нужно было перевести ваши танцевальные треки, хиты рейвов на язык скрипок и арф. Как вы справились с этой задачей?

— Есть человек, который был инициатором этой записи. Это Ханна Россман, директор по международному маркетингу звукозаписывающей компании Deutsche Grammophon. И когда она мне позвонила с этим предложением, я вдруг понял, что существенная часть моей музыки — уже оркестровая. Самая узнаваемая партия в песне «Go» — струнные. «Natural Blues» — практически оркестровый трек. Только все партии записаны при помощи электроники — синтезаторов и библиотечных звуков. Мою музыку гораздо легче адаптировать для оркестра, чем, например, The Prodigy. Попробуйте сделать оркестровую аранжировку для «Firestarter». Придется попотеть. Или представьте, что вам нужно сделать это для Foo Fighters. Переработать партии электрогитар для оркестра тоже непросто. Я, кстати, с удовольствием послушал бы альбомы оркестровых переработок The Prodigy и Foo Fighters. Так вот, перевод моих треков на язык оркестра оказался легче, чем можно себе представить.

— В ваших хитах нередко семплируются целые фразы из чужих записей, как в той же «Natural Blues» или, например, в «Why Does My Heart Feel So Bad?». Как вы обычно решаете вопрос об их использовании? И много ли времени пришлось потратить на это, работая над альбомом «Reprise»?

— Наверное, сейчас семплирование уже настолько глубоко проникло в музыку, что превратилось во встроенный процесс для любой записи. Если вы хотите использовать фрагмент чужой песни, вы обращаетесь в компанию, которая управляет правами на эту песню, и договариваетесь об условиях. Так же поступает тот, кому нужен фрагмент вашей песни. Для меня гораздо большая проблема — найти вокалистов, которые смогут воспроизвести эти фрагменты на концертах или для новой записи, потому что, например, песни-первоисточники, которые мы семплировали в «Why Does My Heart Feel So Bad?» или «Natural Blues», записаны очень давно. В этом смысле нам повезло с Грегори Портером и Амитист Киа. Нам нужно было воспроизвести феноменальное исполнение Веры Холл и Дока Рида 1937 года. И лучшего варианта, чем Грегори и Амитист, было не найти.

— Вы были раньше знакомы с Грегори Портером?

— Я давно слушаю его музыку. Про самого Грегори скажу вот что. Я работал с множеством вокалистов. И никогда нельзя сказать заранее, с кем будет легко, а с кем сложно. Я не знал, чего ждать от нашей сессии. Но вопрос решился просто по имейлу. Я написал: «Я записываю новую версию песни, можешь приехать и спеть?» Я не знал, откажет ли он, или потребует миллион долларов, или скажет: «Давай лет через десять». Он ответил мгновенно: «Когда?» Это был тот случай, когда ты любишь чью-то музыку и тут вдруг оказывается, что еще и человек хороший. Поверьте, так далеко не всегда совпадает. Он живет в Бейкерсфилде, в Калифорнии, и летел по делам в Нью-Йорк. Я снял для него студию в Нью-Йорке, он пришел и все записал. Я был на другом конце страны и следил за всем через интернет. На самом деле, мне там нечего было делать. С людьми такого уровня лучше просто дать им возможность делать то, что они хорошо умеют.

— Мне кажется, самый удивительный номер в этом альбоме — это дуэт Марка Ланегана и Криса Кристофферсона в песне «The Lonely Night», которая только что вышла в виде сингла. Ланеган — великий певец. Но Кристофферсон вообще глыба. Он же старше Боба Дилана!

— Я познакомился с Крисом Кристофферсоном лет двадцать назад на одном благотворительном вечере. Мы тогда сыграли вместе пару песен, включая «Me And Bobby McGee» (одна из самых известных песен Дженис Джоплин.— “Ъ”). Таких моментов, когда ты играешь великую песню вместе с тем, кто ее написал, в моей жизни было не так уж много. Крис невероятно обаятельный. Как и Марк. Марк поет так, как будто он какое-то чудовище, но в жизни он трогательный и скромный парень. Жизнь научила меня, что чем старше и легендарнее артист, тем он скромнее и порядочнее в повседневности. А вот кто по-настоящему раздражает, так это молодые и заносчивые. Крис прошел в жизни через многое, но в нем нет никакого высокомерия. Тихий добрый джентльмен. Крис живет в Малибу. У него в доме есть студия, и он хотел работать над песней самостоятельно. Я послал ему запись, на которой уже был голос Марка Ланегана. В итоге у нас, как мне кажется, получилась прямолинейная, наполненная эмоциями оркестровая фолк-баллада с элементами кантри. Она аранжирована так, словно ее записал в 1960-е или в начале 1970-х Скотт Уокер. Когда я выслал Марку то, что получилось у Криса, Марк написал мне, что слушал их дуэт со слезами на глазах и едва мог дышать.

— Надеюсь, живая музыка вернется в нашу жизнь. Вы можете представить себе концертное воплощение альбома «Reprise»?

— Сомневаюсь, что именно этот состав можно собрать вместе. Наверное, в какой-то степени это возможно в Лос-Анджелесе, потому что здесь живут многие участники записи. Я этого очень бы хотел. У меня было, наверное, не больше двух выступлений с оркестром. И одно из них — в Лос-Анджелесе, в сопровождении 120 музыкантов Лос-Анджелесского филармонического оркестра. Мы ведь все по большей части слушаем музыку, которую воспроизводят разного рода динамики или наушники. Но я бы желал каждому хоть раз в жизни испытать, что это такое, когда вокруг звучит настоящая музыка, сыгранная на настоящих инструментах. Но если говорить о гастролях с материалом «Reprise», то сейчас я даже не представляю, как подступиться к этой мысли.

— Я однажды случайно попал на ваш акустический концерт в маленькой лондонской галерее. Только вы с гитарой и две вокалистки. Как насчет записей и гастролей в таком составе?

— Это как раз то, что я делаю с радостью. Мне доставляет гораздо большее удовольствие петь под акустическую гитару для 25 людей в чьей-то квартире, чем стоять на сцене перед 100 тысячами. Чистый звук, две вокалистки, скрипка или, может быть, виолончель. Это идеальная модель концерта. Это то, что я буду делать до конца своих дней.