Лопаты в руки!

Первое мая для миллионов россиян давно уже не официальный государственный праздник и не день шествия профсоюзов, а начало выходных, открытие дачного сезона. Горожане едут на свои пригородные участки прибрать их после зимы, отдохнуть на воздухе, если позволит погода, и насладиться грилем. Но так было не всегда. 30 лет назад поездка на дачу означала тяжелый труд в борьбе за урожай: надо было не пройтись с электротриммером по первой травке, а вскопать грядки под картошку и позаботиться об огуречно-помидорной рассаде, чтобы стол осенью и зимой не был так же уныл, как прилавки продуктовых магазинов. Лев Кадик напоминает, что гнало горожан в огород, когда было не до газонов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В мае 1991 года мне было 14 лет — само собой, основные тяготы постоянных поисков еды ложились не на мои плечи, но ситуацию я помню вполне отчетливо. Май этот начался, как и все предшествующие в СССР, с первомайской демонстрации трудящихся на Красной площади. Только в этот раз трудящиеся несли новые флаги — не красные, а синие, свежеиспеченной Московской конфедерации профсоюзов. И лозунги у них были не победные, как раньше, а какие-то, прямо скажем, антисоветские: «Мы хотим жить, а не существовать!», «Горбачев, нам нужен социализм!», «Мы против удорожания детских товаров», «Требуем отмены 5% налога» и т. д. Видео этого митинга можно найти на YouTube. Там есть очень интересные кадры. С трибуны Мавзолея выступает какой-то партийный оратор. Эхо многократно повторяет его слова. Люди пытаются что-то разобрать. Но слышно только «а-а-а», «ы-ы-ы» и «ать-ать-ать». Лица «трудящихся» недоверчивые, подозрительные. Колонны просто жалки по сравнению с неторопливым размахом шествий прежних лет. Граждане спешат мимо трибуны, музыка вроде бы должна придавать картине веселья, но все вместе неуловимо отдает истерикой.

Московский пролетариат 1991 года почти достиг того состояния, в котором находился в 1917 году петроградский — а в Петрограде в феврале 1917-го из-за отсутствия в продаже хлеба началось восстание, в итоге опрокинувшее монархию. В Советском Союзе перебои с едой начались за несколько лет до его конца. На излете СССР продуктов просто перестало хватать. Не помогало ни нормированное распределение, ни повышение цен. Министры вели паническую переписку, отдавая себе отчет: страна на грани голода.

Чем запомнился апрель 1991 года в СССР

Как говорится, тревожные звоночки звенели заранее. За пару лет до 1991-го зимним субботним утром еще до завтрака родители послали меня за хлебом. Я стоял минут 30 на морозе без всякого результата. Очередь не двигалась. Я вернулся домой, так ничего и не купив. Отец взгрел меня тогда в первый и последний раз в жизни.

Отсутствие хлеба было все-таки редкостью, зато в какой-то момент посещение магазинов с родителями стало обязательным.

Втроем сыра, например, если он вдруг был в магазине, можно было купить примерно килограмм: по 300 граммов на человека. И только по талонам или по карточкам покупателя.

Сейчас, в век многообразия форм безналичного расчета на кассе, уже нелегко представить, что карточка, необходимая в магазине,— это не пластик с чипом, а картонка с черно-белой фотографией. Которая означает, что покупатель прописан в Москве, а не пытается хитростью воспользоваться приоритетным столичным снабжением. Вот ты, а вот твоя карточка — и по-другому никак. Иной раз карточки продавцу не хватало, могли потребовать показать страничку паспорта с пропиской. По карточкам покупателя продавалось все: хлеб, молоко, мясо, сливочное масло, сахар, картошка, мыло, сигареты, спички, вино, водка, школьные тетради, одежда и обувь. На некоторые товары были введены талоны: использовал свои талоны на сахар за май — в следующий раз сахара купишь в июне.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Нормы отпуска устанавливались на все: по одному литру, по две буханки, по 300–500 граммов, по два куска в руки и т. д. И за всем стояли многочасовые очереди. Товары в магазинах не продавали — их «выбрасывали»: примерно в одно и то же время в глубине магазина открывалась дверь подсобки, и в глубокие, но пустые охлаждающие контейнеры (такие сейчас стоят в проходах, например, в «Азбуке вкуса» или в «Пятерочке», и у многих, кто помнит 1991 год, екает сердце, когда одну-две секции опустошают для замены товара) продавцы бросали сыр, или мороженую рыбу (обычно хек или пикшу), или мясо, или курицу. Хватило тебе — хорошо. Не хватило — приходи завтра. Возникала давка, продукты не покупали — их «хватали». Так и говорили: «в галантерейном выбросили мыло, я схватил два куска». Многого, например стирального порошка или детского питания, было не купить даже по талонам.

В разных регионах России и республиках СССР талоны, карточки, многочасовые очереди и нормирование продуктов стали привычными задолго до 1990–1991 годов. Но для москвичей это было в новинку. Дефицит продовольствия достиг таких масштабов, что вполне официально назывался продовольственным кризисом.

Кроме отсутствия собственно продовольствия была и еще одна проблема: в СССР не было частных магазинов.

Все — государственные. За молоком и мясом надо было идти в продуктовый магазин, за хлебом — в булочную, за картошкой — в овощной, за мылом — в галантерею или в хозяйственный. Универсамы — магазины, в которых кроме еды продавали и другие товары повседневного спроса,— были крайне немногочисленны. Чтобы купить необходимый минимум продуктов, нужно было побывать как минимум в трех магазинах за раз. Магазины эти были грязными и дурно пахли. Рабочий день заканчивался в шесть вечера. Магазины закрывались в восемь. На необходимые покупки оставалось два часа. В субботу обычно ничего не завозили, а по воскресеньям магазины не работали.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Каждый день жители советских городов после работы рыскали по магазинам, надеясь «схватить» что-то съедобное. Это называлось «бегать по магазинам» — бегать приходилось вполне натурально, потому что времени ни на что не хватало. Продукты были откровенно мерзкого качества. Курица всегда была костлявой и синеватой. Когда мама начинала ее варить, на кухне почему-то пахло рыбой. Мясо было больше похоже на кости. Овощи были морожеными или гнилыми и всегда были облеплены комьями грязи. Можно было, конечно, купить все это на колхозном рынке, но цены там были запредельными — за килограмм свинины можно было запросто отдать месячную зарплату. А после реформы, которой правительство Валентина Павлова рассчитывало обуздать дефицит, цены и в государственных магазинах, и на рынке выросли сразу в несколько раз. Правительство частично компенсировало повышение цен гражданам, но реальный их рост по сравнению даже с 1990 годом ни с какой компенсацией сравниться не мог, и конца этому не предвиделось — как и очередям, которые к маю стояли уже за всем: от хлеба до водки.

Спасением для советского горожанина была земля. Ее и раньше можно было получить в каком-нибудь садовом товариществе — соток шесть-восемь. Но раздавали ее далеко не всем. 6 марта 1990 года в СССР был принят Закон о собственности, и у горожан появилась возможность приобрести земельный участок в деревне. Мои родители воспользовались возможностью и купили за 1 тыс. руб. десять соток земли в тверской деревне за Волгой. Так же поступили миллионы советских граждан, успевших хоть что-то заработать, в том числе в кооперативах, разрешенных в конце 1980-х.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Поэтому 30 лет назад, утром 1 мая 1991 года, все мы ехали в переполненной электричке Москва—Конаково вместе с такими же, как мы, москвичами. Вагон был забит людьми и мешками с мелкой магазинной картошкой (на рассаду). Вверх торчали связки лопат, граблей, тяпок и другого садового инструмента. В брезентовых рюкзаках топорщились банки китайской тушенки — единственного, пожалуй, мясного продукта, который тогда можно было купить по разумной цене.

Сейчас средний россиянин съедает в год 112,6 кг картошки. А тогда съедал еще больше — остального было слишком мало. С одной сотки без особенных удобрений можно собрать 14 ведер, то есть килограммов 100 картофеля.

Значит, чтобы прокормить зимой семью из трех-четырех человек, нужно засеять не меньше пяти соток, а лучше — больше. Мы засеяли соток семь. Но картошка — капризное растение, особенно если у тебя нет инсектицидов, чтобы уничтожить колорадского жука. Как только картошка, которую ты закопал в землю, всходит, оранжевое полосатое насекомое нападает на нее и молниеносно откладывает яйца. Из яиц не менее оперативно выводятся жирные личинки и жрут чахлую картофельную поросль. Приходилось собирать жука руками, задрав зад под палящим солнцем — и не один раз, а все лето. Кроме того, картофельные кусты надо постоянно окучивать, поливать и пропалывать. Зато на зиму после этого твоя семья обеспечена хоть какой-то едой.

Чем запомнился март 1991 года в СССР

Миллионы советских граждан по всей стране занимались весной и летом 1991 года одним и тем же. Рабочие, ученые, служащие, библиотекари, пенсионеры, даже военные. Стараясь не сгореть на солнце, сажали, окучивали, пололи, поливали, собирали жуков и валились спать от усталости. Они стремились защититься от самого страшного — от голода, явственно маячившего на горизонте.

Политика присутствовала в жизни дачников в основном в виде надсадно хрипящего радио (телевизор в деревне был далеко не у каждого). В Тверской области почему-то лучше всего было слышно «Голос Америки» (сейчас внесен Минюстом РФ в реестр СМИ-иноагентов). Из радиоприемника сыпались все более апокалиптические новости. На окраинах Советского Союза, в Прибалтике и на Кавказе, стреляли. Бастовали шахтеры — и из солидарности с ними целые отрасли промышленности. Цены росли. Правительство бездействовало. Фамилия Михаила Горбачева уже не вызывала никакой симпатии, жители нашей деревни называли его «Мишкой».

Если над прежним советским премьером Николаем Рыжковым (ныне член Совета федерации) смеялись, то Валентина Павлова просто ненавидели.

В магазине в соседнем селе хлеб стал продаваться два раза в неделю. Серый хлеб покупали мешками, в том числе на корм поросятам, и половина буханок была внутри черная от спорыньи. Соседский дед рассказывал, что раньше видел такое только в войну.

Идеи социализма, распад СССР, противостояние с Америкой, большая политика никого не интересовали. Всех беспокоило одно: что они и их дети будут завтра есть. Продовольствие стало главной политической проблемой, которую советская власть так и не смогла решить. Зато ее по мере сил решали советские дачники. И, в отличие от советской власти, они 1991 год в большинстве своем пережили.

Лев Кадик