Сразу после того, как ЛЕОНИД ПАРФЕНОВ получил приказ об увольнении с НТВ, он рассказал обозревателю Ъ АРИНЕ Ъ-БОРОДИНОЙ, как и за что его уволили.
— Если бы вы знали, чем закончится для вас история с этим сюжетом, вы передали бы Ъ распоряжение Александра Герасимова и предали бы огласке решение руководства НТВ запретить сюжет с интервью с Маликой Яндарбиевой?
— А какие могут быть другие решения? Я таковых не вижу.— Официальной причиной увольнения стало то, что вы нарушили корпоративную этику, предав огласке внутренний документ...
— По-моему, главным нарушением всех мыслимых этик в СМИ является невыполнение журналистского долга. Кроме того, руководство не говорило, что это внутренний документ, а, бахвалясь, предлагало: "Вали все на меня". Я говорил, что не приму на себя этот позор, потому что нельзя добиваться эксклюзива, над которым работала вся команда, о котором знают многие, а потом не выдавать его в эфир. Вот и все.
— А не получилось так, что вы этим поступком просто провоцировали ситуацию, понимая, что вы неприкосновенны, и не рассчитывали на то, что Николай Сенкевич мог вас уволить?
— Я не провоцировал. Может, это им хотелось, чтобы я сорвался. Потому что недовольство мной было всегда, а в последнее время особенно сильно. Ну, придрались бы к другому: к тому, как в "Намедни" освещалась инаугурация или послание Федеральному собранию. Или еще чего-то...
— А вы считаете, что решение уволить вас принимал лично господин Сенкевича или Кремль?
— Если бы это было его личным решением, Сенкевич давно бы его принял. Ему, конечно, нужна была чья-то санкция.
— А как он вам объявил, что вы уволены с НТВ?
— Он меня вызвал в 21.00 во вторник. Я пришел. Он сидел в темных очках. Содержательная часть разговора заключалась в одном вопросе. Генеральный директор телекомпании НТВ спросил: "Это что за х...ня?!"
— А вы что в ответ?
— Я сказал: можешь спросить, открыв дверь напротив — в смысле в кабинет Герасимова. Весь разговор длился минуту, и в конце он сказал: "Ты уволен". Да, еще он указал про эти пункты в договоре о несанкционированных интервью, а к сегодняшнему дню я дал их примерно 185.
— А ваши личные разногласия с Александром Герасимовым, с которым вы работали фактически на одной поляне, сыграли свою роль при увольнении?
— Конечно. Ведь Герасимов одновременно был и как бы начальником, и конкурентом. Это конфликт интересов, выражаясь нынешним языком. При этом еще его программа беззастенчиво передирала темы, стилистику, подачу и даже рубрики. Понимаете, перед "Мальборо" выходит "Мальборо-лайтс". Ну, их "Мальборо-лайтс" устраивает. А красное "Мальборо" раздражает.
— Вам вменяют в вину, что вы не поддерживали линию руководства телекомпании?
— За полтора года нынешнего руководства я не участвовал ни в одном разговоре о линии компании. И что это вообще в их понимании? Как живет и должно жить НТВ? Вот мы здесь жили, в этих трех комнатках, так более или менее окуклившись, и выпускали продукт, который был востребован зрителем. Понимаете, ведь руководство телекомпании должно не только ЦУ раздавать. Какая функция у заместителя гендиректора по информации? Он сидит у теплой батареи в Москве, а съемочная группа где-то должна там пыль глотать, привозить эксклюзивные интервью, и он, не предоставивший ничего, не добывающий для нас или для кого-то еще какую-то информацию, он сидит и просто говорит: "Нет, это не пойдет". Я и при советской власти работал в разных типах СМИ, но такие руководители даже тогда были редкостью. Руководителем СМИ должен быть человек, который определяет некую эфирную политику, который добивается каких-то возможностей, каких-то преференций для телекомпании.
— У нас есть примеры таких руководителей: на ВГТРК — Олег Добродеев и на "Первом канале" — Константин Эрнст. Но разве это что-то меняет?
— Понимаете, если Олег, работая на НТВ, что-то убирал из эфира, так он ведь и приносил много, и предлагал, и обеспечивал информацией. А в "Намедни" мы все сами делали, а к нам потом приходил кто-то и говорил, что это все не годится, потому что он начальник, а мы дураки.
— А вы приказ с такой странной формулировкой не будете оспаривать?
— Ну что я, Анастасия Волочкова, что ли? У меня же главный вопрос — выход или невыход программы в эфир. Что же, вечно судиться в Савеловском межмуниципальном суде?
— Вы сказали, что интервью госпожи Яндарбиевой откладывалось. Насколько мне известно, вас попросил об этом пресс-секретарь президента Алексей Громов, и говорят, что вся история с оглаской на запрет этого сюжета на НТВ вызвала в Кремле возмущение?
— Я точно об этом не знаю. Но в принципе да, вся идеология у нас и особенно телевидение, конечно, зависят от Кремля.
— А можно было бы совсем не выходить с программой, если ваш сюжет запретили или самому сказать об этом в эфире "Намедни"?
— Это было бы какое-то эфирное хулиганство. Передача должна идти как передача. Ее глупо прерывать заявлениями о самих себе. Таковы законы жанра.
— Какова будет судьба корреспондентов "Намедни"?
— Мне трудно сейчас что-либо сказать, я не очень представляю свои возможности. Я сказал им, что какое-то время хочу передохнуть, потом я всем дам знать, что собираюсь делать. Может быть, в том, что я буду делать, будет какая-то возможность и для них.
— Вы уже не в первый раз уходите с НТВ. Не получится ли так, что осенью вы вернетесь вновь?
— Ну это уже совсем фантастический вариант.
— Что вы думаете делать дальше?
— Я 18 лет проработал в этом здании, десять с половиной лет на НТВ. Что-то одно кончилось, другое должно начаться. Я должен об этом подумать. Все это, наверное, не очень красиво и не очень ровная линия пути. "У прохожих на виду" мы пытаемся реализовывать свои идеи, делать телевидение. Увы, получается мучительно...
— Но госканалы в качестве места работы для вас могут быть возможны?
— Я думаю, что в общественно-политическом вещании я им не подхожу. Куда я, такой чертополох, на их земляничные поляны?
— А с господином Сенкевичем вы будете еще что-то обсуждать?
— Думаю, что я с ним больше ничего никогда обсуждать не буду.