Контрреволюционное правосознание

Подготовка к полному разгрому сторонников Алексея Навального на уходящей неделе вступила в решающую стадию: вслед за судебным иском о признании созданных оппозиционером структур экстремистскими в Госдуму был внесен законопроект, лишающий всех причастных к этим организациям россиян права избираться в Думу. Заведующий отделом политики Дмитрий Камышев полагает, что политическая составляющая в «деле Навального» окончательно победила юридическую, но желанный для власти результат все еще не гарантирован.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Хотя все происходящее сейчас вокруг Алексея Навального и его сторонников старательно «упаковывается» в уголовно-административную оболочку, обсуждать чисто юридические детали этих дел нет никакого смысла. Потому что во всем, что связано с господином Навальным, на мой взгляд, давно уже главенствует чистая политика. Просто раньше политические соображения (какие и чьи именно — не так уж важно) требовали, чтобы оппозиционер и его команда оставались на свободе. Поэтому сам он, несмотря на ударную работу следователей, даже по серьезным обвинениям получал лишь условные приговоры и штрафы, а против его ближайших соратников заводились какие-то совсем уж смешные дела вроде кражи картины с уличного забора.

Но теперь политически целесообразным признано жестко наказать не только Алексея Навального, но и весьма широкий круг его сторонников, чему и должно помочь признание их организаций экстремистскими.

Однако нельзя не заметить, что прежде формально-правовой стороне борьбы с навальнистами придавалось куда большее значение. Обвинения были вполне конкретными (хотя и казались кому-то притянутыми за уши), следствие представляло какие-никакие юридические доказательства (пусть порой и не самые убедительные), а суды проходили открыто и состязательно (даже если в итоге аргументы защиты во внимание не принимались). Сейчас же все по-другому: доказательства экстремистской деятельности Фонда борьбы с коррупцией (ФБК, включен в реестр иностранных агентов) и штабов Алексея Навального публике до сих пор не представлены, обвинения в «создании условий для изменения основ конституционного строя» не конкретизированы, а суд из-за засекречивания части материалов пройдет в закрытом режиме, вследствие чего в его состязательности тоже есть серьезные сомнения.

Еще более отчетливо этот новый подход проявился в депутатском законопроекте, запрещающем баллотироваться в Госдуму всем, кто хоть в какой-то мере причастен к деятельности организации, признанной экстремистской. Подобные ограничения в избирательном законодательстве уже есть, но они касаются лишь конкретных лиц, чья причастность к экстремизму была доказана судом. Теперь же персональную ответственность предложено заменить коллективной, почти как в армии: один боец накосячил — весь взвод в выходные остается без увольнительных.

При этом трактовка самого понятия «причастности» настолько широка, что пассивного избирательного права могут лишиться не только руководители и сотрудники такой организации, но и те, кто оказывал ей финансовую, организационно-методическую, консультативную и «иную помощь в целях осуществления» ее деятельности. А с учетом сложившейся в отношении оппозиционеров правоприменительной практики легко предположить, что под это определение могут попасть и те, кто перечислил ФБК 100 рублей, и даже те, кто всего лишь перепостил у себя в соцсетях какое-нибудь расследование фонда и тем самым «поспособствовал экстремистской деятельности».

Ну а самой далеко идущей новацией следует признать предложение придать этому закону обратную силу. Ведь поражаться в правах будут те, кто имел отношение к таким организациям не после, а до их запрета: для руководителей «зачетными» будут три года перед соответствующим решением суда, а для обычных сотрудников и прочих «причастных» — один год. Даже если предположить, что учредители ФБК сразу создавали его с целью «позаниматься экстремизмом», то эти коварные планы долго не могли разоблачить даже профессионалы из Минюста и прокуратуры, проводившие в фонде регулярные проверки. И как в таком случае о тайных злодейских наклонностях «Навального и компании» могли узнать рядовые россияне, депутаты так и не объяснили. Как, впрочем, умолчали они и о том, каким образом их инициатива вписывается в ст. 54 Конституции, где сказано, что «закон, устанавливающий или отягчающий ответственность, обратной силы не имеет» и «никто не может нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением».

Отдельный вопрос — что за страшная угроза национальной безопасности заставила пойти на столь жесткие действия на грани (а то и за гранью) юридического фола. Сами сторонники Алексея Навального уверены, что главным поводом стали осенние выборы в Госдуму: власть стремится не допустить к ним сторонников оппозиционера и вообще минимизировать их влияние на эту кампанию. Косвенно эту версию вроде бы доказывает тот факт, что законопроект о новом «экстремистском» избирательном цензе касается именно выборов в Госдуму. Однако «кандидатов от Навального» на этих выборах все равно было бы относительно немного, и предотвратить их попадание в бюллетени можно и без столь радикальных мер. А вот, например, проблему «Умного голосования» новые запреты совсем не решают, поскольку эта система как раз и заточена под ситуации, когда на выборах нет «настоящего» оппозиционного кандидата, поэтому избирателям предлагается голосовать за наиболее сильного из «ненастоящих». И бороться с этой системой куда проще не репрессиями против ее создателей, а блокированием распространяемой ими информации.

Так что лично мне более вероятной представляется не локальная, а глобальная версия, на мысль о которой наводит упоминание «цветной революции» в сообщении прокуратуры Москвы о направлении в суд иска о признании структур господина Навального экстремистскими организациями.

Потому что именно революционная (вернее, в данном случае контрреволюционная) целесообразность объясняет многое: и суды под покровом государственной тайны, и сомнительные даже по нынешним временам законодательные новации, и переход к «ковровым бомбардировкам» несистемной оппозиции вместо привычных прежде точечных ударов по ее отдельным представителям.

Правда, все вменяемые политики и эксперты — хоть провластные, хоть оппозиционные — сходятся в том, что реальной опасности для существующей власти нынешняя оппозиция не представляет. Но, во-первых, для начала борьбы с какой-либо угрозой, как показывает история, вовсе не обязательно, чтобы эта опасность была реальной. А во-вторых, ради полного спокойствия в преддверии нового федерального избирательного цикла, главным событием которого станут не думские, а президентские выборы 2024 года, власть вполне может перестраховаться и заранее ликвидировать как реальные, так и мнимые угрозы.

Кстати, в последний раз похожие законодательные ограничения избирательных прав в отношении «врагов народа» тоже вводились в России по революционным соображениям. Первая после Октябрьского переворота Конституция РСФСР 1918 года лишила пассивного избирательного права сразу несколько категорий россиян, включая частных торговцев, служителей церкви, бывших полицейских и тех, кто использовал наемный труд (им было запрещено не только избираться, но и голосовать). А отменить этот ценз советская власть решилась лишь в 1936 году — после «окончательной победы социализма» и разгрома всех его врагов (хотя очень скоро оказалось, что еще не всех).

Впрочем, если уж речь зашла о делах давно минувших дней, то стоит напоследок вспомнить еще два факта из славной отечественной истории. Во-первых, борьба с «врагами народа» в 1930-х годах тоже начиналась с точечных ударов по наиболее опасным противникам советской власти, но в итоге превратилась в массовые репрессии. А во-вторых, решение властей выдавить несистемную оппозицию образца начала 1910-х годов из легальной политики и загнать ее в глубокое подполье не спасло Россию от двух революций и прихода к власти большевиков.